Написано кровью моего сердца
Шрифт:
– Что ты! В городе войны не будет. Вашингтон хочет перехватить людей Клинтона по дороге.
Йен взял Рэйчел за руку: маленькую, загрубелую от работы, но – как оказалось, когда она сплела с ним пальцы, – на удивление сильную.
– Нет, я думал о матушке… Как бы хотелось показать ей места вроде этого.
Широким жестом он обвел полянку, на которой они стояли: из скалы под ногами бил родник удивительно синего цвета, над ним нависали ветви желтого шиповника, в которых гудели летние пчелы.
– У нее дома в Лаллиброхе тоже рос такой
– Она всегда будет с ним: и в жизни и в смерти, – прошептала Рэйчел, сжимая ему пальцы, и приподнялась на цыпочки вернуть поцелуй. – Когда-нибудь ты отвезешь меня в Шотландию, чтобы я увидела розы твоей бабушки.
Они помолчали, и тиски горя на сердце понемногу разжались… И все благодаря Рэйчел.
Йен не стал говорить этого вслух, но более всего он жалел не о том, что не смог показать матери красоты Америки… а о том, что она так и не увидела Рэйчел.
– Ты бы ей понравилась, – вырвалось вдруг у него. – Моей матушке.
– Хотелось бы надеяться… – с нотками сомнения протянула Рэйчел. – А ты рассказывал ей обо мне там, в Шотландии? Что я из квакеров? Многие католики нас недолюбливают.
Йен напряг память, но так и не вспомнил, упоминал ли при матери об этом незначительном факте. В любом случае, уже не важно, поэтому он просто пожал плечами.
– Я рассказывал ей, как тебя люблю. Кажется, этого ей было достаточно. Правда… отец очень много о тебе расспрашивал. Поэтому он точно знал, что ты квакер. Значит, и мама тоже.
Йен взял ее под локоть, помогая спрыгнуть с высокого камня.
Рэйчел задумчиво кивнула, но, следуя за ним через поляну, все-таки спросила:
– Как считаешь, супружеская чета должна во всем доверять друг другу? Делиться не только прошлым, но вообще, каждой своей мыслью?
Опасливое чувство пробежало по спине Йена мышью с холодными лапками. Он глубоко вдохнул. Йен любил Рэйчел всеми фибрами своего существа, но это ее умение – читать его словно открытую книгу, будто она впрямь умеет заглядывать ему в голову, – несколько пугало.
Йен рассчитывал, что они пешком дойдут до Мэтсон-Форта и там встретят Дензила с его фургоном, тогда ему хватит времени, чтобы обсудить наедине с Рэйчел кое-какие вопросы. Правда, будь у него выбор, он предпочел бы этому разговору пытки… Однако Рэйчел права – она должна знать всю правду. Чем бы потом ни обернулась его искренность.
– Наверно. Я хочу сказать… да… насколько это возможно. Пусть не каждой мыслью, но хотя бы самыми важными. И прошлым, да. Иди сюда, давай присядем на минутку.
Йен подвел ее к поваленному бревну, полусгнившему, поросшему мхом и серым лишайником, а сам уселся в душистой тени высокого красного кедра.
Рэйчел ничего не спрашивала, только удивленно вздернула бровь.
– Итак… – Он глубоко вдохнул, опасаясь, что во всем лесу не хватит воздуха. – Ты ведь знала… что я уже
Рэйчел опешила, но изумление тут же пропало с ее лица – так быстро, что не сиди он рядом, и не заметил бы.
– Не знала. – Одной рукой она принялась собирать юбку складками. Светло-карие глаза безотрывно глядели ему в лицо. – Ты говоришь «был»… Значит, это в прошлом?
Он кивнул, чувствуя себя гораздо легче, словно с плеч упал камень. Не каждая девушка так спокойно воспримет подобные вести.
– Да. Иначе я не стал бы звать тебя замуж.
Рэйчел поджала губы и прищурилась.
– Вообще-то, – задумчиво протянула она, – ты меня замуж не звал.
– Разве?! – поразился он. – Ты уверена?
– Я бы обязательно запомнила. Не звал. Были кое-какие намеки, но предложение так и не прозвучало.
– Что ж… Ясно. – Лицо у него вспыхнуло. – Я… но ты… ты же… – Может, она и права. Но она ведь говорила… или нет? – Ты ведь говорила, что любишь меня?
У Рэйчел едва дрогнули губы. Глаза так и вовсе заискрились весельем.
– Я выразилась не столь прямо. Но да, об этом я говорила. По крайней мере, намекала.
– О! Тогда ладно. – Йен приободрился. – Значит, любишь.
Он обнял ее здоровой рукой и жарко прильнул к губам. Рэйчел, слегка задыхаясь и комкая его рубашку на груди, ответила на поцелуй, потом все-таки отстранилась.
Губы у нее припухли, кожа, исцарапанная бородой, порозовела.
– Давай… – проговорила она и сглотнула, убирая руку с его груди. – Давай сперва ты расскажешь о своем прошлом браке? Кем была… та твоя жена и что с ней стало?
Йен неохотно выпустил ее из объятий, но взамен взял за руку. Та теплой живой птичкой мягко легла ему в ладонь.
– Ее зовут Вакьотейеснонха, – сказал он, ощущая обычную перемену: словно стиралась грань между Йеном – могавком и Йеном – белым человеком, и он опять не знал, где же его место. – Это значит «искусные руки». – Он откашлялся. – Я называл ее Эмили. Почти всегда.
Ладошка Рэйчел чуть заметно дрогнула.
– Зовут? Ты сказал «зовут»? Выходит, она жива?!
– В прошлом году была жива, – ответил он, с трудом заставляя себя разжать пальцы на ее руке. Рэйчел отняла ладонь и зажала между коленями, с усилием сглотнув, – он видел, как дернулся бугорок на шее.
– Хорошо, – сказала она, и голос почти не дрогнул. – Расскажи о ней.
Он снова глубоко вздохнул, пытаясь понять, как это лучше сделать. Однако, ничего не придумав, просто спросил:
– Рэйчел, ты точно хочешь о ней знать? Или всего лишь хочешь услышать, как сильно я любил ее… и вдруг люблю до сих пор?
– Давай с этого и начнем. Ты ее любил?
– Да, – признался он беспомощно, потому что не мог ей солгать.
Ролло, ощутив, что в его маленькой стае не все ладно, подошел ближе к Рэйчел, сел у ее ног, недвусмысленно обозначив свои предпочтения, и устремил на Йена взгляд волчьих желтых глаз, отчего-то удивительно похожих на взор самой Рэйчел.