Написано кровью
Шрифт:
— Нет. Сказал, что позвонит.
— Где другая одежда, которую он надевал вчера вечером? Рубашка, носки, нижнее белье?
— В стиральной машине.
— Выстираны?
— Да.
— Блестяще.
— О, katalava [22] … — Ставрос опасливо посматривал на Барнаби.
— Мистер Дженнингс попросил вас постирать его вещи сразу?
— Нет, я всегда это делаю утром.
— На его одежде была кровь?
— Кровь? Mitera tou theo [23] …
22
Понимаю (греч.).
23
Матерь
— Ладно, сэр, успокойтесь. Успокойтесь.
Чертовы иностранцы. Как будто слушаешь оперу, большая часть уже позади, и вдруг «Nessun Dorma» [24] — все только начинается!
— Нам нужна выстиранная одежда, мистер Ставро, — объявил Барнаби, — а также туфли и галстук мистера Дженнингса, которые были на нем вчера вечером, если это возможно. Я надеюсь, туфли не почистили?
— Нет. — Ставрос еще больше испугался. — Я не хочу неприятностей.
— Ты не знаешь, что такое неприятности, солнышко, — пропел сержант Трой, — и не узнаешь, если только не откажешься помочь полиции в расследовании. — Гевина так и подмывало еще больше «успокоить» дворецкого, сообщив, что за отказ сотрудничать они могут разорвать его паспорт с драгоценной визой на мелкие кусочки и смыть в унитаз, но решил воздержаться. Шеф был против пустых угроз — предпочитал приберегать их для крайних случаев, и вот уж тогда — это все знали — палил ими, как из пушки.
24
«Пусть никто не спит» (итал.). Ария из последнего акта оперы «Турандот» Джакомо Пуччини. — Примеч. пер.
— К вам завтра зайдут наши сотрудники забрать все, что я перечислил, — объяснил Барнаби. — Просто покажите им, где лежат эти вещи. Не трогайте их сами, хорошо? И еще одно…
Трой взял подробное описание «мерседеса» Макса Дженнингса и записал его регистрационный номер.
Вспотевший от волнения Ставрос проводил их до выхода. Когда они сели в машину, он поднялся на цыпочки, как будто собирался взлететь.
— Представляете, жить тут! — презрительно процедил Барнаби, оглянувшись на дом. Он немного опустил стекло, впуская внутрь холодный, чреватый пневмонией воздух. — По дому можно судить о хозяине. У этого на фасаде крупными буквами написано: «Хлыщ».
Не зная, что и сказать (ему лично очень понравился дом и все в нем), Трой поежился от холода и промолчал.
Примерно в то самое время, когда Барнаби и Трой спешили в Уоррен-Д’Эверси, Сью Клэптон, покончив с мытьем посуды и уборкой, начала собирать ланч-боксы на завтра. Нарезать сельдерей и краснокачанную капусту — клетчатка, добавить изюм — энергия, потом грецкие орехи — линолевая кислота и витамин В. Затем добавить ее фирменный лимонный соус из маленького стеклянного кувшинчика. Как всегда, очень стараться и не подозревать, что Мэнди регулярно меняет свежий салат и булочку домашней выпечки на чипсы, кока-колу и «марс».
Муж и дочь Сью оба задержались допоздна. Брайана двое коллег пригласили выпить после занятий, и, неправильно их поняв, то есть вообразив, будто его позвали поговорить
Аманда, просто упомянув, что крепко спала, когда совсем рядом с домом совершалось убийство, сразу приобрела популярность среди соучеников и впервые в жизни была, что называется, нарасхват. Самым большим достижением оказалась благосклонность Хейз Стичли, довольно злобной девицы, сколотившей свою банду. Она пригласила Мэнди перекусить и посмотреть видео («Секс-рабы вампиров»).
Ни один из них и не подумал позвонить Сью, которая, ожидая их возвращения, чуть с ума не сошла от волнения. От Мэнди сильно пахло вином, но отнюдь не раскаянием. Брайан, может быть вспомнив о мгновении страха, который испытал сегодня в кабинете директора, чувствовал себя виноватым. Поэтому он злился, просто рвал и метал, отказался от ужина — приготовленного на пару лукового пудинга с имбирной подливкой, и Сью поела одна, с трудом проталкивая пищу в глотку, перехваченную от гнева. Теперь она добавила в коробку Брайана кусочек красного яблока и разложила кружочки спелого банана по краю емкости с салатом для Мэнди.
В соседней комнате орал телевизор. Брайан смеялся, неестественно громко, натужно, как всегда, когда безнадежно тщился разделить развлечения Мэнди, хотя смешно ему не было. Сью слушала, как они фыркают и хихикают. Папа и его маленькая девочка. Она не понимала, как это можно — смеяться, когда кто-то живший рядом только что умер. И такой ужасной смертью.
От всего этого шума голова у нее раскалывалась. Странно, что от детей в садике голова никогда не болела, как бы они ни галдели и что бы ни вытворяли. Сью завернулась в шаль, вышла на задний двор и закрыла за собой дверь. В темноте и безветрии что-то щебетал черный дрозд, судя по звуку — на старой яблоне. После жуткой какафонии в гостиной его чудесный щебет пробудил в ней желание плакать.
Наконец-то телевизор выключили, и Мэнди пошла в ванную чистить зубы. Сью видела ее расплывчатые очертания за толстым волнистым стеклом. Мэнди в последний раз выплюнула воду, вышла из ванной, хлопнув дверью, и через несколько секунд из окна ее спальни послышались залпы «Нирваны». Дрозд сдался. Брайан вышел во двор.
— Нам надо поговорить, — сказал он сурово и придержал кухонную дверь, показывая тем самым, что ей следует вернуться в дом.
Чувствуя себя ребенком в ожидании нагоняя, Сью вошла.
Брайан, напряженный, будто сжатая пружина, все никак не мог начать. Он побарабанил по стенке холодильника, поиграл немного с магнитными буквами. Потом втянул щеки и потеребил бороду. Сью прекрасно знала все эти приготовления. Они означали, что Брайан собирается наехать на нее, просто еще не решил, как лучше это сделать. Она попробовала медитировать. Вдох на десять счетов, выдох — на двенадцать, руки расслабленно лежат на коленях. Представить себе спокойный красивый пейзаж, такой, например, как на обертке «баунти».
— Я просто поверить не мог. Просто не мог поверить!
— О чем ты, Брайан?
— Джеральда обнаружили сегодня рано утром. Поправь меня, если я ошибаюсь.
— Да. Бедная миссис Банди нашла его. — «Скоро, скоро я тебя поправлю, и вот когда ты „не сможешь поверить“ и умрешь от потрясения».
— Где-то около десяти?
— Где-то так. — «И я тоже, возможно, умру», — подумала она.
— А… А… — Нет, Брайан не мог выговорить, это казалось ему слишком невероятным. Пришлось остановиться и помотать головой, и лишь тогда он сумел продолжить: — А ты мне сообщила об этом только в три!