Напиши мне про любовь
Шрифт:
Помимо прочих достоинств, сумка с успехом могла сойти за оружие или же таран. Последнее свойство очень пригодилось Жаклин, когда, выйдя из отеля, она очутилась в гуще толпы, наводнившей тротуар. На Шестой авеню транспортная пробка тянулась на несколько кварталов и галдеж стоял невообразимый.
Когда Жаклин добралась до перекрестка, загорелся зеленый свет и раздосадованные водители с новыми силами принялись выражать недовольство: клаксоны гудели, голоса все яростнее выкрикивали непечатные фразы. Какое-то такси задело бампер ехавшей впереди машины; пожилая женщина, сидевшая за рулем, высунула из окошка искаженное злобой лицо и что-то выкрикнула. Слов ее Жаклин не расслышала — в отличие от шофера такси, который ответил в
Перекресток заблокировали два автомобиля весьма необычной наружности. Оба были с откидным верхом, что теперь не так-то часто увидишь на дорогах Америки. И оба ядовито-розового цвета.
За рулем первого авто сидел, несомненно, уроженец Нью-Йорка: нимало не смущенный сыпавшимися со всех сторон оскорблениями, он со скучающим, отстраненным видом невозмутимо смотрел прямо перед собой, и ухом не ведя. Пассажиры были не столь хладнокровны. Одна дама сползла с сиденья, так что виднелась только копна светло-медных волос. Ее соседка неопределенного возраста, напротив, сидела прямо, словно аршин проглотила. Красотой она от природы не страдала, а сочетание морковной шевелюры и багрового румянца с розовой шляпкой, розовым платьем и розовыми же перчатками производило жутковатое впечатление.
А вот третий пассажир... Жаклин даже привстала на цыпочки, чтобы лучше видеть. В этот момент молодой человек поднялся, продемонстрировав свой наряд во всем великолепии: белая рубашка, расстегнутая до пупа; облегающие черные брюки; красный атласный пояс-шарф и черная накидка с алой подкладкой. Полы накидки распахнулись, когда молодой человек вскинул руки, приветствуя зевак, — те ответили нестройным воем. Одни из зрителей засмеялись, другие нахмурились, а водители такси дружно выругались. Слева от Жаклин кто-то охнул и что-то невнятно пробормотал. Она разобрала только слово «классный».
Жаклин обернулась. Девица невысокого росточка старательно вытягивала шею. Поймав взгляд Жаклин, она хихикнула и повела плечами.
— Кто это? — одними губами спросила Жаклин.
— А бог его знает! Но до чего же хорош! Наверняка из этих, писателей. — Девица ткнула пальцем в гостиницу на противоположной стороне улицы.
— Ах да! — с воодушевлением подхватила Жаклин. — Настоящий Зорро, Робин Гуд и Дон Жуан в одном лице. Что ни говори, не перевелись еще романтики. Да и романисты.
— Что-что?
— М-да, и правда красавец! — весело заключила Жаклин.
Солнечные лучи поигрывали на пушистой темной поросли, выставленной напоказ в расстегнутой рубашке молодого человека. Автомобиль резко тронулся с места. От неожиданности молодой человек довольно неуклюже плюхнулся на сиденье, но тут же расцвел в широкой улыбке.
Жаклин сочла за благо тоже продолжить путь. Если пассажиры розовых автомобилей и есть те самые почетные гости, мероприятие, вероятно, начнется с опозданием, но все равно стоит занять местечко получше. Лавируя между застывшими автомобилями, она пересекла Шестую авеню, но перед входом в отель задержалась, чтобы еще разок оглянуться на странную процессию. Теперь ей был хорошо виден второй автомобиль — старинный «кадиллак» с откидным верхом. Его владелец, вероятно принадлежавший к элитным кругам коллекционеров старинных авто, пришел бы в ужас от нынешнего вида своего детища. «Кадиллак» нарядили словно на карнавал: от радиаторной решетки до заднего бампера машина была задрапирована белыми кружевами. На капоте красовался золоченый купидончик. К боковой дверце кто-то прицепил, будто родовой герб, картинку: парочка золотых сердечек, увенчанных короной, в окружении омерзительно жирненьких ангелочков.
На заднем сиденье было трое пассажиров: лысеющий мужчина средних лет с безразличным и непроницаемым лицом; рядом сидела седая дама, смахивающая на провинциальную домохозяйку, и...
Строго говоря, у каждого
Но девушка в розовом ландо была по-настоящему красива. Сидя между своими увядшими спутниками, она выглядела словно роза на грядке с кабачками. Она была поистине само совершенство: безупречное сложение, чудесная кожа, тонкие черты и дивный цвет лица. Волосы, струившиеся по плечам, были не желтыми и не белесыми, а золотистыми, с рыжеватым отливом, и блестели под ярким солнцем точно шелковые нити. Овал лица девушки напоминал сердечко — округлые щечки изящно переходили в маленький, чуть заостренный подбородок. Открытое платье, или блуза (ниже талии Жаклин ничего разглядеть не могла), слепило белизной, а кружева подчеркивали длинную шею и обнаженные руки совершенной формы. Однако красота девушки не была классической — нежный румянец и округлые формы скорее вызывали в памяти прелестниц кисти Буше или Фрагонара.
Процессия продвинулась вперед еще на один фут. Восторженные вопли зрителей могли посоперничать с шумом, производимым панк-группой. Краснолицый полисмен отважно ринулся в гущу событий и тотчас исчез в толпе водителей, которые, потеряв терпение, вылезли из автомобилей и теперь с угрожающим видом приближались к диковинным лимузинам. Жаклин неохотно покинула сцену.
Расписание конференции, вывешенное в вестибюле отеля, откомандировало ее на бельэтаж, где проходила регистрация участников. У Жаклин в глазах зарябило от обилия розового и белого кружева, бумажных сердечек и золоченых купидончиков. За регистрационным столиком, задрапированным нежно-розовой гофрированной бумагой, восседали три сурового вида особы в розовых сарафанах. Напротив красовались выставочные стенды издателей с яркими плакатами. «Роман при свечах», «Давняя любовь» и «Любовь при лунном свете» — плакаты наперебой рекламировали книжные серии. «Лунный свет», очевидно, специализировался на всевозможных Валери: Жаклин углядела несколько экземпляров «Раба страсти» и стопку книг с именем писательницы, от которой была без ума давешняя стюардесса, — Валери Валентайн.
Пока Жаклин любовалась декором, к ней подплыл усатый господин в костюме-тройке:
— Мадам, ищете себе агента? Я представляю...
Жаклин взяла у него визитку. В конце концов, чем черт не шутит.
Еще один стенд, чуть в сторонке, своим кустарным исполнением весьма смахивал на школьную выставку рукоделия. Бело-розовые бумажные фестончики обрамляли шаткую арку; над аркой реяло знамя, на котором чья-то старательная, но не слишком умелая рука вывела: «Обсчество паклонников Валентайн». Жаклин оглядела стайку девочек, сбившихся вокруг стенда. Любопытно, не здесь ли прячется великий каллиграф? Девицы являли собой вполне достоверную выборку своей возрастной группы: худенькие и пухлые, миловидные и простоватые, и у большинства были или пластинки для исправления зубов, или прыщи, или и то и другое.
С приглашением в руках Жаклин приблизилась к регистрационной стойке.
— Это что, фанатки? — спросила она, указывая на паклонниц мадам Валентайн.
Одна из суровых регистраторш подняла взгляд от бумажек, которые сортировала, и ответила, словно извиняясь:
— Уверяю вас, это вовсе не самые типичные представители наших читателей. Если в вняли моему совету, этих вертихвосток вообще бы сюда не пустили. Покупали бы билеты наравне со всеми остальными.
— Да у девчушек-то и денег таких нет, — возразила ее сердобольная коллега. — Знаете ведь, что миссис Фостер сказала насчет поклонников? «Держите их на расстоянии, но поблизости». Слушаю вас, мисс. Вы автор или издатель?