Наполеон и Мария-Луиза
Шрифт:
В возрасте 42 лет удалившись от двора, коему она служила украшением, еще свежая, красивая, сильная телом, темноволосая женщина, м-м дю Кайла имеет ум, дородность, овец и книги, красивый замок и хорошо наполненный несгораемый шкаф. В своих сент-уэнских владениях она занимается разведением рогатого скота и скрещиванием пород. Здесь, пока весна обновляет природу и стада, подпрыгивая, щиплют на тучных пастбищах сочный чабрец и душистый тимьян, наша новая Амариллис, сидя у подножия какого-нибудь бука, вырезает на его коре символы своей былой любви, бросая презрительные взгляды в сторону Парижа — грязного и дымного города, где так печально протекли прекраснейшие годы ее юности. Если бы государственные мужи, что изредка навещают м-м дю Кайла, смогли бы последовать ее примеру, то, прекратив играть роли волков, оборотились бы в пастушков, чтобы «воротиться к своим баранам» («Биографии придворных дам, написанные отставным камердинером», 1826).
Тогда-то и стало известно, что любовница престарелого монарха, подагрика и импотента, для успокоения своего пыла с 1821 года имела молодого и полного сил любовника. Имя сего счастливца свидетельствовало о том, до чего же язвительно насмешлива бывает судьба.
Его звали Леруа…
ПОЛИНА БОНАПАРТ БЫЛА НИМФОМАНКОЙ
Существуют очаровательные условности.
Начало царствования Карла Х ознаменовалось фривольной эпиграммой, которая очень понравилась парижанам:
Давно уж при развратном импотенте
Все шло у нас во Франции вверх дном:
Власть над страной — в руках у алчных женщин,
И скипетр державный стал веретеном…
То, что сегодня Карл-святоша сел на трон, ко благу Франции никак не послужило. Что толку нам, что баб не любит он? Ведь скипетр его — церковное кропило.
Тон этого четверостишия может, конечно, показаться излишне резким, но нельзя не признать, что в нем дан довольно точный портрет двух монархов.
В Карле Х теперь не было ничего от того похотливого кутилы, который преследовал Марию-Антуанетту в рощах Трианона, задирал подолы придворным дамам и давал галантные обеды, где считалось хорошим тоном после десерта «дать волю природе и естеству»…
Суровый, притворно-благочестивый, ударившийся в религию, этот человек позволял себе теперь лишь изредка бросить украдкой взгляд на девиц, посещавших Тюильри.
Этим удивительным превращением граф д'Артуа был обязан своей многолетней любовнице госпоже де Поластрон. Умирая от чахотки, молодая женщина в приступе раскаяния заставила возлюбленного отречься от жизни во грехе и поклясться посвятить себя Богу «до конца дней».
Так что автор эпиграммы был прав. Впервые в истории Франции на трон взошел человек, поклявшийся не интересоваться женщинами.
Мы вовсе не собираемся делать из этого поспешных выводов, однако тот, кому известна великолепная пылкость всех сорока государей, сидевших за последнюю тысячу лет на французском троне, найдет безусловно забавным то обстоятельство, что последний французский король был первым, давшим обет целомудрия…
Царствование Карла стало самым бесцветным и пошлым в нашей истории.
Лишенные пикантных анекдотов, которые еще со времен Гуго Капета ежедневно просачивались из королевского дворца, добрые граждане вынуждены были довольствоваться слухами о связях артистов, певцов и танцоров Оперы. Легко представить себе их отчаяние…
В июне 1825 года неожиданное событие внесло некоторое разнообразие в монотонность повседневной жизни французов: во Флоренции в возрасте сорока пяти лет умерла Полина Бонапарт.
Немедленно тысячи памфлетов, пасквилей, песенок, книжонок и плакатов сообщили восхищенному обывателю невероятные подробности о беспутной жизни ненасытной и любвеобильной дамы.
Естественно, что большинство этих «шедевров» принадлежало перу королевских газетчиков, использовавших счастливую возможность дискредитировать семью Наполеона, так что было много клеветы и сплетен. Некоторые биографы, например, совершенно серьезно утверждали, что любовная карьера Полины началась… в восемь лет. Другие уверяли, что ее лишил невинности собственный брат, некоторые сообщали читателям, что в шестнадцать лет Полина любила купаться голой в марсельском порту. Отдельные прыткие авторы, изучившие книгу Льюиса Гольдсмита, вышедшую в Лондоне в 1815 году, утверждали, что, когда дочерям Петиции было четырнадцать и семнадцать лет, она открыла семейный публичный дом. В качестве доказательства эти писаки приводят следующий отрывок из книги английского автора:
«У госпожи Бонапарт в Марселе был открытый дом, и она ни в чем не ограничивала своих дочерей. За скандальное поведение полиция выгнала ее из города.
Ее сын одерживал в Италии одну победу за другой, и госпожа Бонапарт решила отправиться к нему с дочерьми. По дороге она на несколько дней задержалась в Марселе. Однажды вечером ее узнал в театре тот самый комиссар полиции, по приказу которого их выслали из города. Комиссар, не знавший, что эта женщина была матерью героя итальянского похода, поднялся к ней вложу и заговорил тем тоном, которым офицеры полиции обычно разговаривают с дамами подобного сорта. Он приказал ей оставить ложу, она не стала спорить, и объяснения были даны в фойе театра».
Это ловкое обвинение, призванное поразить воображение читателей, было повторено в разных видах многими памфлетистами, а коробейники доносили до самых глухих деревушек «крестьянский» анекдот на эту же тему. Вот небольшой отрывок из этого рассказа:
«Так знай же, что Полина, Каролина (Вряд ли нужно напоминать, что тогда ей было всего десять лет) и Элиза, сестры Бонапарта, вели в Марселе такую жизнь, какой мы не пожелали бы ни своим дочерям, ни своим подругам; я когда-то жил в этом городе и видел, как они гуляли по вечерам, как это делают девицы на улице Сент-Оноре и в Пале-Рояле».
Хорошо осведомленная кумушка отвечает на это сообщение:
«Черт побери! Да это все знают; трудно не выйти из себя, если ты честная женщина и видишь, как всякие шлюхи становятся королевами и принцессами, и все это с такой невероятной наглостью! Нужно или вовсе не иметь души, или быть чудовищем, чтобы не возмутиться. Уличные девки, потаскушки превратились в королев! Если бы они еще вели себя достойно, достигнув такого высокого положения! Но нет, они остались такими же, какими были в Марселе, с той только разницей, что тогда они брали деньги за свои услуги, а теперь, сев на трон, платят сами. Хорошенькие государыни из них вышли!..»