Наполеон и Мария-Луиза
Шрифт:
Легко представить себе изумление публики, узнавшей, что принцесса Боргезе, сестра низложенного императора, еще девочкой продавала свои ласки марсельским морякам.
Однако уважение к «печатному слову» было уже так сильно в народе, что клевета, «запущенная» Льюисом Гольдсмитом, прижилась в обществе и быстро распространилась. Даже сегодня есть авторы, утверждающие, не моргнув глазом, что маленькая Полина играла на марсельских тротуарах отнюдь не в классики и не в «секреты»…
Легенды живут долго, и в некоторых из них очаровательная Паола предстает как олицетворение греха и совершенная развратница.
Конечно, она не была святой, число ее любовников намного превосходило дозволенное моралью «приличного» общества. Она была, безусловно, одной из величайших любовниц всех времен, но, может быть, у этой женщины были смягчающие обстоятельства?
Прежде чем исследовать ее умопомрачительное существование, приведем один малоизвестный документ, проливающий свет на ее личность и разъясняющий ее поведение. Речь идет о письме Жана-Ноэля Алле, члена Института и первого личного врача Наполеона, адресованном врачу Полины Боргезе доктору Пейру и датированном 22 апреля 1807 года.
«Дорогой собрат!
Я не перестаю размышлять о состоянии, в котором нашел ее светлость, а также о том, чему стал свидетелем вчера.
Я назвал бы это состояние истерией. Матка напряжена несколько меньше, а вот суставные связки все так же болезненны, как в прошлый четверг, когда мы были вынуждены прописать нашей пациентке ванну.
Судороги в руках, которые я наблюдал, явно истерического происхождения, так же, как и головная боль. Пациентка выглядит угнетенной и обессиленной. Это не обычное воспаление; воспалительный процесс, который мы констатировали, носил явно случайный характер, Обычным же и устойчивым состоянием пациентки является матка в тонусе, и если это продлится еще некоторое время, то может стать опасным для жизни.
Такова, на мой взгляд, главная опасность! В прошлый четверг, стараясь быть предельно деликатным, говоря полунамеками, я сообщил свое мнение принцессе.
Я указал ей на особый вред, который наносят ее здоровью спринцевания и любые другие раздражающие матку процедуры — любые! Мне показалось, что ее светлость поняла меня, но не уверен, что был убедителен в достаточной степени. Я ничего не знаю о причинах болезни, но обязан догадаться, определить их с помощью имеющихся у нас в наличии средств: тех симптомов, которые я видел, а вы наблюдаете давно, вполне достаточно, чтобы найти разгадку.
Невозможно дольше во всем обвинять спринцевания, нам следует предположить в молодой, красивой, чувственной и одинокой женщине, которая явно угасает, иную, более существенную, причину нездоровья.
Какова бы она ни была, нам пора (и это еще слабо сказано) найти ее.
Я видел много женщин, страдающих от подобного недуга, и все они начинали именно так. Совершенно очевидно, что, если принцесса не поторопится принять срочные меры, ситуация может стать трагической.
Больше мне сказать вам нечего, ведь больше мне ничего не известно, но мы должны вырвать эту молодую женщину из лап болезни. Ведь если и существует кто-то, поощряющий ее слабости, он никогда в этом не признается, кто бы он ни был, а вот нас могут обвинить в том, что мы ничего не делали или, что еще хуже, закрывали на все глаза. Я никогда никому не позволю держать меня за дурака или обвинить в трусливом и коварном потворстве, однако не это главное. Мы должны спасти эту прекрасную и глубоко несчастную женщину, ее судьба удручает меня, хотя, к счастью, положение далеко не безнадежно.
Поторопитесь же, дорогой коллега, мы не можем терять времени. Используйте мое письмо, как сочтете нужным, или дайте мне возможность поговорить с пациенткой самому — открыто и жестко. Если мы не можем говорить с нашими больными профессионально, нужно уходить.
Прощайте, любезный собрат, примите уверения в моем глубочайшем к вам уважении и искренней симпатии.
Алле»
Да, Полина была больна. Она страдала нимфоманией, этой «патологически преувеличенной сексуальной озабоченностью», и вынуждена была каждую минуту искать «успокоительное» для мучивших ее демонов.
А это «успокоительное» не фигурировало тогда в «Справочнике практикующего врача», оно скорее находилось в том самом укромном месте, на которое так любят в шутку класть руку двоюродной сестры студенты-медики и записные весельчаки.
ЖЮНО ЕДВА НЕ СТАЛ САМЫМ ВЕЛИКИМ РОГОНОСЦЕМ В НАШЕЙ ИСТОРИИ
Мне жаль людей, не осуществивших своего предназначения.
Вот уже сто шестьдесят лет жизнь Полины Бонапарт является излюбленной темой легковесных историков.
Они раздевают эту женщину, описывают ее в самых смелых позах, делятся со своими читателями самыми пикантными деталями.
Этот метод исследования жизни знаменитых людей свидетельствует о скудоумии ученого.
У нас — и мы надеемся, что наш читатель в этом не сомневается, — совершенно иные намерения и подходы. Связи Полины зачастую имели весьма серьезные политические, дипломатические и военные последствия. Именно их мы и собираемся исследовать. Безусловно, может случиться, что нам придется заглядывать в альков молодой женщины, где она наслаждается обществом какого-нибудь достойного господина, но лишь для того, чтобы высветить роль, которую она играла в истории.
Надеемся, что читатель простит нас…
Полина, получившая при рождении имя Паола-Мария, родилась 20 октября 1780 года в Аяччо, под знаком Весов.
Этот знак зодиака не помешал ей позднее явить миру признаки полнейшей неустойчивости психики.
«Судьба, — пишет свойственным ему образным языком Жюль Перро, — уготовила ей одну из самых выдающихся любовных карьер всех времен и народов и сумела сговориться с Ее Величеством Природой, чтобы та не заставляла очаровательную девочку понапрасну терять драгоценные годы за игрой в куклы. К двенадцати годам Полина совершенно сформировалась и была готова к любовным играм».
В 1793 году на Корсике Люсьен взбунтовался против Паоли, и Летиция с детьми была вынуждена бежать с острова и укрыться в Марселе. Они поселились на грязной улочке близ старого порта. Там, чтобы заработать на жизнь, будущая мать Венценосца работала прачкой. Нунциата — тогда ее еще не звали Каролиной — помогала матери полоскать белье, а старшие дочери Элиза и Полина разносили его заказчикам по домам.
Обе девочки были ослепительно хороши собой, так что молодые марсельцы поглядывали на них с вожделением. Некоторые даже подстерегали их на углу и старались ущипнуть за грудь. Когда попытка была удачной, юнцы возвращались домой с восторженно-счастливым видом, делавшим их похожими на блаженных с витражей собора Бове…