Наполеон. Отец Евросоюза
Шрифт:
Из этих 4300 человек, которые прошли семь миль, отбиваясь сначала против 5000, потом 10 000, потом 20 000 всадников, поддерживаемых сильной артиллерией, 500 удалось добраться до болот, 1500 – в большинстве раненые – сдались после отчаянного сопротивления и больше 2000 полегли на поле битвы. История войны эпохи революции и империи не представляет ни одного столь необычайного эпизода, ни одной столь героической страницы. В эту удивительную французскую кампанию бесстрашие солдат сравнялось с гениальностью их вождя.
III. Отречение
Регентство и оборона Парижа. Со времени отъезда Наполеона в действующую армию бразды правления номинально находились в руках императрицы, облеченной правами регентства в силу рескрипта 23 января, фактически –
Вот почему 28 марта, когда неприятель очутился в двух переходах от Парижа, постройка ретраншементов еще не была начата, две трети национальной гвардии не были ни вооружены, ни даже сформированы, гарнизон состоял всего из 13 000 запасных, в артиллерии не хватало лошадей, население было терроризировано неумными статьями из официальных газет, которые, под предлогом возбуждения патриотизма, усиливали страх, наконец заговорщики, немногочисленные, но смышленые, стояли наготове, ожидая только подходящей минуты.
В совете регентства Жозеф прочитал письмо императора от 16 марта, гласившее, что если Парижу будет угрожать серьезная опасность, регентша, король римский, высшие сановники, министры, высшие чины сената и двора должны удалиться к Луаре. Эти распоряжения скрывали в себе большой риск, который Жозеф еще усугубил, исполнив их лишь наполовину. Он решил, что императрица и король римский на следующий день утром, 29 марта, одни уедут с Камбасересом, остальные же лица, указанные в письме императора, останутся в Париже, пока каждый из них отдельно не получит от Жозефа приказание выехать. Между тем не трудно было предвидеть, что среди неурядицы и тревоги штурмов рассылка этих приказов будет сильно тормозиться и что, во всяком случае, каждому легко будет уклониться от исполнения такого приказа. Таким образом, отсрочив выезд главных сановников и высших чинов сената, особенно Талейрана, Жозеф открыл полный простор всяческим интригам.
Сражение и капитуляция Парижа. Утром 30 марта союзная армия в 110 000 человек двумя главными колоннами подступила к Парижу через Бонди и Буржэ. Небольшие корпусы Мармона и Мортье, прибывшие накануне вечером, увеличили оборонительные силы города до 42 000 человек, включая и национальную гвардию, и канониров-инвалидов, и учеников Политехнической и Альфортской школ. Жозеф счел нужным оставить за собой командование, хотя и предоставил двум маршалам полную свободу в отношении выбора позиций. Мармон развернул свой отряд поперек возвышенности Роменвилля, Мортье расположил свой на холмах Шомона, у Ла-Вильетта и Ла-Шапелля. Конница Бельяра и Орнано прикрывала левый фланг до Сены. Монматрские холмы, где находился король Жозеф, занимала национальная гвардия. На юге Мармон, еще только один подвергшийся серьезной атаке, с видимым успехом держался на своих позициях. Положение дел было удовлетворительно, как вдруг Жозеф, напуганный резким ультиматумом царя, прислал обоим маршалам «полномочие» вступить в переговоры с русским императором и отойти к Луаре. Сам он тотчас выехал по направлению к Рамбулье через Рульскую заставу и Булонский лес.
Мармон считал себя в силах продлить сопротивление до ночи; он положил записку Жозефа в карман и продолжал отбиваться с величайшей энергией. Лишь в четыре часа, будучи вынужден далеко отступить с фронта и будучи обойден с обоих боков, он, скрепя сердце, решился послать парламентеров. Тем временем Мортье, теснимый с позиции на позицию, сосредоточил свои войска перед заставой Сен-Дени, а Монсэ с национальной гвардией и канонирами-инвалидами мужественно отстаивал заставу Клиши. Но скоро огонь прекратился в силу молчаливого перемирия. Регулярные войска начали очищать Париж, уходя по дороге на Фонтенбло. Капитуляция, условия которой были выработаны к 6 часам вечера, была подписана ночью в 2 часа.
Парижский бой, имевший такие громадные последствия, с военной точки зрения представляет собой незначительный эпизод. Это была лишь серия стычек без одного общего плана со стороны нападающих и без систематического единства со стороны обороняющихся. Однако не следует забывать, что по числу действующих сил и по потерям с обеих сторон (девять тысяч убитыми и ранеными у союзников, девять тысяч – у французов) парижское сражение было крупнейшим и наиболее кровопролитным за всю эту кампанию. К несчастью, Наполеон не командовал здесь.
Возвращение императора в Париж. Наполеон, маневрируя за Марной, истребил у Сен-Дизье корпус Винцингероде, но лишь 27 марта узнал о движении союзников к Парижу.
С начала кампании в его уме, чередуясь, брали верх два противоположных плана: защищать Париж или оставить его на произвол судьбы. Он говорил: «Если неприятель дойдет до Парижа, – конец империи»; в другой раз он писал: «Никогда Париж не будет занят, пока я жив». Но вместе с тем он неоднократно делал точные распоряжения насчет выезда императрицы и правительства, и когда, 21 марта, возобновил свое движение к Марне, – он знал, что это движение одинаково может и выручить Париж, и отдать его в руки врага. И решаясь пожертвовать своей столицей, он делал это в надежде, что в конце концов ему все же не придется принести эту опасную жертву. Но роковой час пробил неожиданно быстро. Тогда Наполеоном снова овладело сомнение: идти ли форсированными маршами назад к Парижу? Поспеет ли он еще вовремя? Не овладеют ли к тому времени Парижем союзники, опередившие его на три дня? Или лучше оставить попечение о Париже, как русский царь пренебрег Москвой, и продолжать начатое движение? Союзники очистили всю территорию от Ионны до Марны и от Сены до Мерты. Он мог теперь две недели свободно маневрировать, истребить отступающие колонны, захватить обоз и магазины, вернуть занятые врагом города, присоединить к себе крепостные гарнизоны, провозгласить всеобщее ополчение. В Лотарингии, Шампани, Эльзасе и Бургундии 30 000 крестьян, вооруженных охотничьими ружьями, вилами и косами, взывали о мести и готовы были начать ту «императорскую Вандею», вернее сказать – национальную, возможность которой наводила смертельный ужас на неприятеля.
Все заставляет думать, что будь решение Наполеона вполне свободно от посторонних влияний, он остался бы на Марне. Но он уступил тревоге, унынию и недовольству, царившим в его штабе. Если солдаты и громадное большинство офицеров были и теперь еще готовы на всякие жертвы, то маршалам и генералам, за немногими исключениями, надоело сражаться. Они понимали, что маневрировать в Лотаринги и значило надолго затянуть войну.
Утром 28 марта войска двинулись к Парижу. До Вильнева-на-Ионне император ехал при войске по-военному, но здесь, снедаемый нетерпением, он бросил свой ничтожный отряд и ускакал на почтовых лошадях с Коленкуром, Друо, Лефевром, Флаго и Гурго.
Ночью с 30 на 31 марта, сделав несколько шагов по дороге, пока меняли лошадей на станции Кур-де-Франс, они встретили кавалерийский отряд: начальник последнего, Бельяр, спешил приготовить квартиры для армии, очищавшей Париж в силу капитуляции. Он рассказал Наполеону о событиях этого дня. В первую минуту, обезумев от бешенства, император решил во что бы то ни стало ехать в Париж, созвать туда войска, вооружить народ и разорвать договор о сдаче; но затем он понял, что это – лишь героическая мечта. Он уехал в Фонтенбло, предварительно послав в Париж герцога Виченского с полномочием «выработать и заключить мир».