Наполеоновские войны
Шрифт:
Разрабатывая новые планы, Кутузов безусловно учитывал и внешнеполитический фактор: появление на российской границе сильной и боеспособной Главной армии должно было произвести сильное впечатление на монархов Пруссии, Австрии и германских государств и способствовать их переходу в стан противников Наполеона.
Необходимо сказать, что в период после ноября 1812 г., особенно после Березинской переправы, в тех тяжелых и суровых условиях все чины Великой армии, от рядового до маршалов, были охвачены общим желанием – спастись. Фланговые части да лишь жалкие остатки, в большинстве – командные кадры, смогли покинуть Россию. Выйти удалось из более чем 600 тыс. бойцов, по разным подсчетам, от 40 до 100 тыс. человек. Дезорганизация армейского организма была полная. 15 (27) декабря 1812 г. в трактир г. Гумбиннена, где находились высшие офицеры французской армии, ворвался грязный и оборванный бородач. Прежде чем ординарцы собрались выдворить его на улицу, он обратился к одному из обедающих: «Генерал Дюма, вы меня не узнаете?.. Я – арьергард Великой армии, маршал Ней» [430] . Потери русской армии также были достаточно велики, их можно оценить примерно в 300 тыс. человек. К концу года численность всех войск, вышедших к своим границам, равнялась примерно 87 тыс. человек, из них в рядах Главной армии под командованием Кутузова насчитывалось чуть более 27 тыс. бойцов [431] . Русские части, проделавшие поход от Москвы до западных границ, просто нуждались в отдыхе и пополнении.
430
Souvenirs du lieutenant–gйnйral comte Mathieu Dumas, de 1770 а 1836. T. 3. P. 485.
431
Михайловский–Данилевский А. И. Описание Отечественной войны 1812 года. Ч. 4. С. 278—279.
Генеральские обиды под занавес кампании
Последним и самым заметным актом генеральских разборок на высшем уровне стала опала главнокомандующего 3-й Западной армии адмирала П. В. Чичагова, на которого общее мнение не без помощи Кутузова возложило ответственность за неудачи на Березине. Фигура Чичагова в силу своей неординарности вызывала в среде генералитета резкое раздражение. Первоначально в 1812 г. Александр I вверил ему Дунайскую армию для осуществления экспедиции на Балканы. С этой точки зрения назначение казалось в какой–то степени оправдано, но когда его армия была переброшена на главный театр боевых действий, сухопутный адмирал без опыта командования армейскими соединениями такого масштаба воспринимался при удалении от морских просторов уже как недоразумение. Как иронично заметил Д. С. Дохтуров, «наш адмирал управляет все по ветрам», а М. И. Кутузов считал, «что моряку нельзя ходить по суше» [432] .
432
Русский архив. 1874. № 5. Ст. 1107–1108; Записки о войне 1812 года князя А. Б. Голицына // Военный сборник. 1910. № 12. С. 32—34.
Помимо профессиональной предвзятости армейских генералов в отношении моряков, многие современники указывали на независимый характер Чичагова и его весьма критическое отношение к России. В своих воспоминаниях Р. С. Эдлинг писала: «Чичагов не скрывал величайшего презрения к своей стране и своим соотечественникам». Аналогичную характеристику адмирала оставил и Ж. де Местр: «Он воспитывался в Англии, где научился презирать свою страну и все, что там делается»; «презрение и даже глубокая ненависть ко всем установлениям своей страны, в которых видит он лишь слабоумие, невежество, преступления и деспотизм» [433] . Подобные взгляды в момент патриотического подъема также диссонировали с общим настроением. Чичагов, пользовавшийся доверием императора, всегда имел много врагов в высших эшелонах власти, но очень скоро приобрел противников среди командного состава и в своей армии. Немаловажным фактором стало личное, затаенное до времени, неудовольствие Кутузова (Чичагов был послан сменить его на посту главнокомандующего Дунайской армией для скорейшего подписания мира с турками). Хотя не только Чичагов, но и Кутузов с Витгенштейном, оставившие его один на один с Наполеоном, в равной степени допустили явные промахи в Березинской операции и должны были по справедливости разделить ответственность за ее исход, вся вина пала на адмирала. Чичагова стали называть в военных кругах не иначе как «ангелом–хранителем Наполеона». Так, вспоминая появление в конце кампании Чичагова в Вильно, генерал А. М. Римский–Корсаков следующим образом описал его прибытие в Главную квартиру: «Адмирал сей в общем мнении на весьма невыгодном счете. Сами военные простить ему не могут утечку Наполеона и нет человека ему доброжелательствующего» [434] . Под давлением общественного негодования Чичагов вскоре покинул свой пост.
433
Тайны царского двора (из записок фрейлин). М., 1997. С. 99; Де Местр Ж. Указ. соч. С. 100, 240.
434
Дубровин Н. Отечественная война в письмах современников (1812—1815 гг.). С. 400.
Антикутузовские настроения мало затрагивали низы армии, и офицерский корпус в целом находился во власти официальных представлений о «победителе Наполеона». В конце кампании лишь некоторые штабные сотрудники позволяли себе негативно оценивать главнокомандующего в своей частной переписке. Одним из таких смельчаков оказался А. А. Закревский, продолжавший мыслить и писать в духе «русской» партии («за что произвели его в фельдмаршалы?»; «по милости вышних начальников мундир нам носить не хочется»). Он также резко высказывался по поводу награждения в Вильно Александром I Кутузова высшим военным орденом Св. Георгия: «Надел на Старую Камбалу Георгия 1-го класса. Естли спросите за что, то ответа от меня не дождетесь» [435] .
435
Архив князя Воронцова. Кн. 37. С. 234—235; ОР РГБ. Ф. 41. Картон 86. Д. 8.
В Вильно в конце кампании император встретился с Р. Вильсоном и заявил, что у него много претензий к Кутузову: «Он избегал, насколько сие оказывалось в его силах, любых действий противу неприятеля… но московское дворянство стоит за него и желает, дабы он вел нацию к славному завершению сей войны. Посему я должен… наградить этого человека орденом Св. Георгия, хотя тем самым нарушу его статут, ибо это есть высочайшая награда в Империи… Но, к сожалению, выбора нет – надобно подчиниться вынужденной необходимости». Если же принимать на веру цитату из сочинения английского генерала, то под московским дворянством царь, конечно, разумел все российское благородное сословие, поскольку вслед за Ростопчиным многие москвичи как раз ругали Кутузова за сдачу и пожар первопрестольной. Тут уместно привести и мнение другого, не менее знаменитого иностранца и брата русского генерала – Жозефа де Местра: «…решали все природные русские, которые не желали делиться славой с иноземцами. Сами избрав Кутузова, они хотели создать для него гигантскую репутацию, для чего надобно было не только приписать ему все заслуги и неимоверно преувеличить оные, но еще отнести все его ошибки на счет других, что и было сделано» [436] . Бесспорно, элементы истины есть в этих словах. Кутузов в общественном мнении навсегда остался «спасителем Отечества», а Александру I всего лишь досталась роль «избавителя Европы».
436
Вильсон Р. Т. Указ. соч. С. 282; Де Местр Ж. Указ. соч. С. 240.
Наполеон оплакивает смертельно раненного маршала Дюрока. Рисунок О. Верне. XIX в.
В конце кампании 1812 г., в связи с прибытием к войскам в Вильно императора, происходила большая раздача отличий, наград и чинов, что послужило причиной очередных неудовольствий и личных обид в генеральской среде. «Сказать должно однакож, – писал 16 декабря из Главной квартиры А. М. Римский–Корсаков, – что интриг пропасть, иному переложили награды, а другому не домерили». Примерно в тех же тонах высказывался об этом и Н. Н. Раевский: «Раздают много наград, но лишь некоторые даются не случайно»; затем, перечисляя генералов, удостоенных высшего внимания, сделал приписку, весьма характерную для многих современников: «А я, который больше всех, чтобы не сказать один, трудился, должен дожидаться хоть какой–нибудь награды» [437] . В дошедшей до нас частной переписке в конце кампании многие генералы высказывали своим близким недовольство большим количеством отличий своих коллег и жаловались на то, что их заслуги не были оценены по достоинству.
437
Дубровин Н. Отечественная война в письмах современников (1812—1815 гг.). С. 401; 1812—1814: Секретная переписка генерала П. И. Багратиона. С. 236.
Осторожность полководца или «золотой мост»?
Подводя итоги, необходимо в первую очередь коснуться одной историографической концепции – теории «золотого моста» («Pont d’Or»), которой придерживались многие отечественные авторы, а из советских исследователей талантливо доказывал академик Е. В. Тарле (до того момента, пока ему в порядке партийной критики не указали на явный идеологический промах). Согласно этой концепции, Кутузов во второй этап войны предоставлял Наполеону коридор для свободного отхода из России, то есть строил ему «золотой мост». Само выражение строить «золотой мост» М. И. Кутузов употребил в беседе с английским представителем в Главной квартире русской армии Р. Т. Вильсоном. Оно и попало в историографию со слов этого генерала, относившегося к главнокомандующему очень критически. По мысли Вильсона, делал это Кутузов для того, чтобы в случае полного поражения (или гибели) Наполеона в 1812 г. плодами победы в Европе в ущерб России не воспользовалась Англия, главный противник французской империи. Надо сказать, что резонов для подобных мыслей и у современников, и у историков было много. Причем свидетельств участников событий (высокопоставленных генералов и штабных сотрудников), подтверждавших прямо или косвенно эту теорию, можно было найти с избытком. На существование подобной стратегии наводили и сами факты – поведение Кутузова во время Тарутинского сражения (отказался атаковать главными силами противника), отход русских по его приказу после Малоярославецкого сражения, задержка по его вине ввода в бой главных сил под Вязьмой и Красным, медлительность его действий во время событий на Березине. Несмотря на благоприятные случаи отрезать отдельно следовавшие французские корпуса, все они (хотя и неся большие потери) всякий раз соединялись с главными силами Великой армии. Неоднократно у Кутузова возникала возможность встать на пути движения находившихся в крайне бедственном положении войск Наполеона и затем, действуя по обстановке и используя все имеющиеся средства или нанести мощный удар, или окружить противника, добиться разгрома если не всех, то части корпусов Великой армии. Но каждый раз этого не происходило из–за противодействия (по мнению очень многих) именно главнокомандующего.
В данном случае уместно привести мнение одного из участников кампании К. Клаузевица: «Русские редко опережали французов, хотя и имели для этого много удобных случаев; когда же им и удавалось опередить противника, они всякий раз его выпускали; во всех боях французы оставались победителями; русские дали им возможность осуществить невозможное; но если мы подведем итог, то окажется, что французская армия перестала существовать, а вся кампания завершилась полным успехом русских, за исключением того, что им не удалось взять в плен самого Наполеона и его ближайших сотрудников. Неужели же в этом не было ни малейшей заслуги русской армии. Такое суждение было бы крайне несправедливо» [438] .
438
Клаузевиц К. 1812 год. С. 149.
Но чаще всего даже компетентные в военном деле современники затруднялись разумно объяснить такое поведение русского военачальника, оно или оставалась загадкой, или истолковывалось боязнью на непредсказуемую реакцию и ответные ходы гениального французского полководца. Исходя из логики военного человека того времени, такие действия оставались непонятными и необъяснимыми. Конечно, никто не мог предъявить ему обвинений в симпатиях к французскому императору или в трусости на поле боя, вся его предыдущая военная карьера и раны на лице свидетельствовали против этого. Хотя Наполеона не грех было опасаться, слишком много самонадеянных европейских генералов до 1812 г. жалели, что не испытывали такого чувства, и за это жестоко поплатились. Французского полководца уже давно сопровождала аура непобедимости, и ни один его противник не мог не принимать во внимание или игнорировать сам этот факт.
Все же для понимания происходившего необходимо исходить из того, что Кутузов был мудрым и весьма опытным полководцем и политиком, стремившимся выполнить поставленную перед ним главную цель – победить Наполеона в очень сложных и драматических условиях 1812 г. А побеждать можно разными путями. Причем ведь для него речь шла не о славе выигранных отдельных сражений (большинство современников как раз высказывали упреки в его адрес по поводу отдельных боестолкновений), а он отлично осознавал, что нужно выйти победителем в кампании, поэтому заранее расставил сети, в которые должен был попасть французский император. Для него скорее всего неважны были тактические промахи, но он очень хорошо просчитывал стратегически ситуацию, что не раз доказывал своей боевой практикой. Кутузов в 1812 г. продемонстрировал удивительную военную выдержку и терпеливость, и, если бы создались благоприятные обстоятельства, он, без сомнения, как боевой генерал, разгромил Наполеона (хотя понимал, что такое счастливое событие вряд ли произойдет). А в стратегическом плане он действовал очень грамотно и безукоризненно, во всяком случае не допустил ни одного стратегического ляпа, в отличие от Наполеона. Кутузова можно обвинять в лени и недеятельности (в силу возраста), но, безусловно, он являлся самым опытным русским генералом, притом очень хитрым (даже в житейском плане), осторожным и проницательным. Кроме того, он реально знал все плюсы и минусы русских войск, понимал, что еще плохо русская армия могла осуществлять сложные маневренные действия (как раз именно этого чаще всего от него требовало окружение), видел другие недостатки по сравнению с французской армией, но в то же время очень хорошо пытался использовать все промахи противника и объективные факторы на пользу русского оружия: значительные расстояния, погоду, голод в частях Великой армии, а главное – время, это был лучший союзник. Да и к тому же важно было сохранить боеспособность армии на будущее, а оно могло быть самым разным. Так, по словам князя А. Б. Голицина, старый главнокомандующий утверждал в конце кампании 1812 г.: «Я желаю, чтобы существование большой нашей армии стало для Европы действительностию, а не химерою; хотя она и уменьшается во время похода, но месяц отдыха и хорошие квартиры снова ее поставят на ноги. Только это решит вопрос и привлечет Германию на нашу сторону» [439] . Кутузов, не желая попросту тратить силы, всегда высказывал недовольство понесенными потерями русской армией во второй период войны: «За десятерых французов не отдам я одного русского, – говорил он. – Неприятели скоро все пропадут, а если мы потеряем много людей, то с чем придем на границу?» [440] Думается, что этот старый и умудренный огромным военным опытом полководец, осуществляя параллельное преследование Наполеона, знал и отлично понимал, что он делал и какие цели преследовал. Видя перед собой отступающего противника, войска которого возглавлял талантливый и выдающийся военачальник, способный использовать малейший промах преследователя для изменения ситуации в свою пользу, он не хотел подвергать армию лишнему риску, все взвешивал и старался действовать только наверняка. Быть осторожным и взвешенным в решениях человеком отнюдь не означало бояться своего противника, а только правильно оценивать его возможности. Ведь находился он не за карточным столом, а распоряжался судьбами людей, одетых в солдатские шинели, страны в целом, и был ответственен перед Россией в час народных испытаний, а поэтому оставался крайне осторожным. Действительно цена его решений была чрезвычайно велика, в 1812 г. от них зависело будущее державы.
439
Записка о войне 1812 года князя А. Б. Голицина // Военский К. Отечественная война 1812 года в записках современников. СПб., 1911. С. 80.
440
Михайловский–Данилевский А. И. Описание Отечественной войны 1812 года. Ч. IV. С. 17.