Напряжение
Шрифт:
– Ваш сын? – протянула женщина.
– Мой брат! – ткнулся в ногу Федор, крепко прижимаясь и с вызовом глядя на тетеньку.
– Брат! – обняли девчонки с другой стороны.
– Понятно, – хмыкнула дама, дважды кликнула по экрану и скосила взгляд на паспорт Михаила. – Получается, Самойлов Максим Михайлович?
– Да, – подтвердил я пересохшим горлом под дикий стук взволнованного сердца.
– Дата рождения, возраст, место рождения.
– Десятое апреля, – выручил меня Михаил.
Я отчего-то не мог
– Подданство?
– Имперское.
– Не желаете оформить под нашим гербом? Будут льготы и трудоустройство. Нет? – без особого желания подытожила она, отсылая документ на печать.
Принтер вжикнул новой бумагой – не пластиком, а листом гербового листка, с моим именем и новой фамилией. Звучно бряцнула печать, украшая гербом подножие документа, вжикнул росчерк черной перьевой ручки, отрисовывая подпись дамы.
– Временное удостоверение. В имперской канцелярии поменяют на основной документ и примут у вас присягу.
– Спасибо… – выдохнул я, обращаясь ко всем сразу.
Даже даму проняло – уголки губ слегка поднялись в ответной улыбке.
– Нам дальше – на автобус?
– Купить билеты можно в шестом кабинете, – тут же похолодела женщина, возвращаясь к дробному перестуку по клавишам.
– Всего доброго!
За дверью Федор по-хозяйски завладел моей рукой, обняв ее двумя своими, и гордо вышагивал рядом, с вызовом глядя на всех, кто проходил мимо.
– Один билет – десять тысяч, – пробубнил мужчина за основательной металлической стойкой, скрытой толстым стеклом с металлическим ящиком в углублении под рамой.
Ящик тут же скрипнул, сдвинувшись к нам и предлагая внести деньги.
– Сколько?! – возмутился даже вечно спокойный Михаил.
– Вы можете взять кредит, образцы документов – на стойке информации, или внести стоимость ценными предметами, – явно в сотый раз за день произнес человек, внимательно глядя на нас – не только на Михаила, но и на девочек на его плечах, на Федора и меня.
– Но это же грабеж!
– Вы можете не покупать билеты. Через две недели карантин завершится.
– И как нам жить эти две недели?! В городе все закрыто!
– Вы можете заказать деньги у родственников: телефоны – у стены, – указал он подбородком в другую сторону длинного зала, с тремя автоматами, уже занятыми небольшой очередью – хмурой и кипящей от гнева.
Всего в зале было десяток окошек, и, судя по тому, что рядом явно возмущались чужой жадности, цена была одна на всех. Невероятная цена.
– Детям есть скидки? – явно подозревая ответ, уточнил Михаил.
– Нет. С вас пятьдесят тысяч рублей. Оплачивайте или не задерживайте очередь. – Он демонстративно повернулся назад, к скамейке с вооруженными солдатами, внимательно наблюдавшими за легальным грабежом.
– Мы хотим идти пешком!
– Пеший проход через блокпосты запрещен на время карантина.
Михаил всплеснул руками, слегка беспомощно глядя на меня.
– И ничего нельзя сделать? – скептически уточнил я, с подозрением уловив излишнюю разговорчивость служащего.
Ведь не прогоняет… А через два окошка кассы молодая пара, явно не выглядящая богачами, с улыбкой подписывает какие-то бумаги. Так с деньгами не расстаются!
– Для сменивших подданство билеты бесплатны, выдаются подъемные с рассрочкой на двадцать лет и гарантируется трудоустройство, – разразился служащий мурлыкающей речью.
– Пожизненное трудоустройство, – с ожесточением поправил его Михаил, доставая кошелек. – Мы заплатим.
Захрустели банкноты, перемещаясь в несколько столбиков. Затем вновь собрались в одну пачку и вновь были пересчитаны. И снова.
– Не хватает немного, – буркнул Михаил, ни на кого не глядя.
– Я могу подождать в городе, – подал я голос.
В самом деле, пройду обратным путем, а там – через лесок и в Корноухово.
– Нет, сын! – категорично ответил он. – Вот, возьмите цепочку.
К деньгам, закинутым в ящик, добавилась толстая желтая цепь, снятая с шеи и освобожденная от крестика – его Михаил положил в нагрудный карман.
– Сорок две тысячи. – Озвучил служащий, пересчитав бумажки и равнодушно скинув их куда-то возле ног. – Цепочка – на пятьсот.
– Ей цена десять тысяч! Это ювелирное изделие!
– Тут мы определяем цены, – построжел мужчина.
– Но у нас больше ничего нет!
– Серьги у девочек, обручальное кольцо, крест, – перечислил он, вызывая у меня ненависть своим равнодушием и деловитостью.
– Тоня, Катя… – надломленным голосом произнес Михаил, – доченьки, я вам новые подарю.
Под тихие слезы красивые сережки с алыми камешками и кольцо бряцнули в ящик и были так же сметены куда-то под стол.
– Ваши билеты. Следующий! – крикнул служащий поверх наших голов.
Тут же встал солдат, аккуратно оттесняя нас от стойки в сторону выхода на автобусную станцию.
– Грабеж… – в ярости шипел рядом Михаил, совсем растеряв свой привычный вежливый и учтивый вид. – Я бы их… попадись они мне…
– Полностью согласен, – хмуро кивнул я, совсем не радуясь серым прямоугольникам билетов и завершению пути.
За такие деньги можно купить автобус, а не пять мест на него.
Автобусная площадка кипела грустной, но оптимистичной суетой – кто-то потерял деньги, кто-то осознал, что потерял свободу, но предчувствие, что скоро самое плохое останется позади, бодрило и рисовало робкие улыбки на хмурых лицах.