Нариманов
Шрифт:
Тем с большим пристрастием бакинцы — их человек десять-двенадцать самых доверенных — требуют в поздние майские сумерки от Михи Цхакая «подробного рассказа».
— …Наконец позади остался Стокгольм, — вспоминает Миха. — Утром последнего дня пути все оставили свои тесные купе, где ты сидишь как заключенный в клетке. Заполнили коридор. Начали уславливаться, что станем делать, говорить в случае, если Временное правительство вздумает нас арестовать. Потом принялись атаковать Владимира Ильича вопросами. Наш Давид Сулиашвили спросил: «Если Грузия потребует автономии, как должны будем вести себя мы, грузинские большевики, поддерживать это требование или нет?» — «Конечно; поддерживать, как же иначе? —
— Да, это твердая позиция Владимира Ильича, — неожиданно вмешивается Махарадзе. — До вас, вероятно, еще не дошло. На Апрельской конференции мы с Феликсом Дзержинским высказались в том духе, что требование права на самоопределение, на самостоятельное государство, в сущности, поддержка буржуазному национализму, сепаратизму. Ленин все это категорически отмел. Для него абсолютная истина — признание за всеми народами, входящими в состав России, права на свободное отделение, на создание своего независимого государства. При том, что уход той или иной нации непозволительно смешивать с целесообразностью отделения именно в данный момент. Это партия рабочего класса «должна решать в каждом отдельном случае совершенно самостоятельно, с точки зрения интересов всего общественного развития и интересов классовой борьбы…» [48] . В программе большевиков широкая областная автономия, отмена надзора сверху, отмена обязательного общегосударственного языка, определение границ самоуправляющихся и автономных областей самим местным населением.
48
В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 31, с. 440.
«…для усиления интернационализма, — говорил возражавший нам Ленин, — не надо повторять одних и тех же слов, а надо в России налегать на свободу отделения угнетенных наций, а в Польше подчеркивать свободу соединения» [49] .
— Не представляю ничего более честного! — восклицает Нариманов, до того весь вечер сосредоточенно молчавший. — Мы обязаны подписаться двумя руками… — И в продолжение собственных мыслей: — Непременный бой сладкоречивым проповедникам культурно-национальной автономии, слегка замаскированному опаснейшему врагу. Мы с вами всякий день получаем убедительные ответы, ради чего воздвигаются глухие национальные перегородки между тружениками, даже живущими в одной местности, работающими на одном промысле, на одном заводе. Старики говорят: «Одинокого теленка и заяц в степи зарежет». А нам иметь дело воистину с хищным зверьем! С мусульманским, с армянским, иже с ним национализмом…
49
Там же, с. 433.
15
Свершения, неудачи, утраты, приобретения — все случится в это долгое лето. Будто тропы в горах, что от развилины круто разбегаются в разные стороны. И к озаренным солнцем вершинам, и к сумрачным ущельям…
…«В медико-санитарное Бюро при городской управе
Ввиду настоятельной просьбы Тифлисского Совета Рабочих и солдатских депутатов о приглашении доктора Н.-бека Нариманова в Тифлис для чтения ряда лекций на мусульманском языке, имеем честь просить разрешить д-ру десятидневный отпуск, начиная с 22 сего мая.
Председатель Исполкома Баксовета (подпись)
Секретарь (подпись)
№ 103З. 17.5. 1917 г.».
Первый митинг в Шах-Абасской мечети. В святом этом месте ни много ни мало — четыре десятилетия назад молла уведомил правоверных, что житель Нагорного квартала Кербалай Наджаф Нариманов свершил непоправимое. Отказался отдать на обучение в моллахану своего сына Наримана. Своими руками приготовил себе место в аду. Шесть страшных наказаний успеют — настигнут его еще на этом свете…
В мечеть послушать Наримана Нариманова вчера сумела пробиться обидно малая часть толпы. Пришлось без лишних сомнений назначить новую встречу с доктором на мусульманском кладбище. Репортер «Кавказского слова» известил, не скрывая своего неудовольствия:
«Узнав, что будет выступать неосмотрительно выписанный из Баку Н. Нариманов, сюда собралось до 5 тысяч мастеровых и крестьян ближайших селений. Обжигающие солнечные лучи не помеха. Доктор угощает своих возбужденных почитателей полуторачасовой речью. Слушают с открытыми ртами, криками выражают свой восторг. Между тем г. Нариманов утверждает, что демократическое правительство России по своей сути антинародное. Не менее враждебны его отзывы о «социал-оборонцах» и «социал-шовинистах». Эти бранные в его устах клички он употребляет по отношению социалистов, склонных защищать отечество.
Время от времени наэлектризованное сборище рьяно скандирует: «Долой правительство! Долой войну!.. Вся власть Советам! В единении народов — будущее Кавказа!!»
Лекции доктора Нариманова продлятся в Тифлисе всю неделю».
…Британский консул в Баку Рональд Мак-Донелл заносит в дневник: «Солдаты Кавказской армии охвачены беспокойством, как бы другие, более расторопные, не разделили до их возвращения всю землю лендлордов».
— Хотите получить землю? — вопрошает на митингах главный бакинский знаток крестьянских нужд эсер Звоницкий. — Тридцать семь десятин с полной гарантией, как только наша партия эсеров придет к власти!» Запись в эсеры сразу после собрания… Помните, тридцать семь десятин каждому!
Улов Звоницкого совсем не плох. В конце мая после слияния Совета рабочих депутатов и Совета солдатских депутатов у эсеров две трети голосов. Плюс пятьдесят шесть меньшевиков. Еще в придачу дашнакцаканы, обязательные союзники власть имущих. Большевиков всего двадцать пять. Сбывается мечта Сако Саакяна. Председательский колокольчик в его руках.
Такое же примерно соотношение сил и на I Всероссийском съезде Советов в Петрограде. Приходится на одного большевика больше пяти эсеров и меньшевиков-оборонцев. Сидят большевики сзади тесной группой.
Министр почт и телеграфа коалиционного правительства красноречивый, лощеный Ираклий Церетели привычно философствует: коалиция или анархия! В России нет политической партии, которая одна согласилась бы взять в свои руки полноту государственной власти… Нет партии, которая говорила бы: «Уйдите, мы займем ваше место!»
В то же мгновение из притихшего зала уверенный голос:
— Есть такая партия!
Ленин еще раз повторяет, направляясь к трибуне:
— Я отвечаю: «Есть!» Партия большевиков каждую минуту готова взять власть целиком!
Еще вполне возможна мирная борьба партий внутри Советов, мирное развитие революции. Усилий на то большевики не жалеют. В ночь с 9 на 10 июня на экстренном заседании Центрального Комитета Ленин убеждает: коли признаем власть Советов, то нельзя не подчиниться постановлению съезда. Постановлению, навязанному «партиями свободы» — меньшевиками и эсерами: три дня в Петрограде не должно быть никаких массовых выступлений — митингов, шествий. Лидеры большевиков объезжают заводы, фабрики, военные казармы. Разъясняют, почему необходимо отказаться от демонстрации, назначенной было на десятое число. Ни один завод, ни один полк на улицу не выходит.