Нарисуй ее тень

Смелик Эльвира Владимировна

– Они очень далеко живут.

– Ничего страшного. Приедут, – заверила ее Инна Владимировна, но девочка произнесла весомо:

– Не приедут. – На мгновение она вскинула глаза и вновь виновато потупилась, объяснила, слегка запинаясь: – Бабушка… она… не совсем здорова. И тетя ее не может одну оставить.

Баринова тоже отвела взгляд, протянула растерянно:

– Понятно.

Значит, квартира действительно пуста и безжизненна. И, конечно, вернуться домой детям в любом случае придется, но, может, пока… хотя бы пока…

– Знаете что? А отвезу-ка

я вас к себе. Накормлю, напою. Если захотите, и спать уложу.

Инна Владимировна посмотрела сначала на мальчика, потом перевела вопросительный взгляд на его старшую сестру.

– Мы… – начала та, но смутилась под уверенным и даже чуть повелительным взглядом: все-таки тоже не очень хотела в пустую квартиру, туда, где осознание внезапно обрушившейся беды особенно сильно.

Когда машина уже выезжала из больничных ворот, Инна Владимировна поинтересовалась:

– Зовут-то вас как?

– Женя, – ответила девочка.

Имя прямо какое-то «унисекс», и не совсем понятно, про кого она – про себя или про брата. Скорее всего, про себя. И точно: спустя несколько секунд прозвучало:

– А его – Илья.

* * *

Когда вошли в квартиру – гости, конечно же, робея и медля, – дверь Костиной комнаты распахнулась, и появился… ну да, сам Костя.

– Мам, ты чего это? С работы сбежала? – успел он спросить, прежде чем заметил нежданных визитеров.

– А ты, похоже, из школы, – в тон сыну отозвалась Инна Владимировна.

Костя озадаченно уставился на незнакомых мальчика и девочку, пытаясь разобраться, кого это привела мама и зачем, поэтому ответил без утайки: не получилось думать о двух вещах одновременно.

– Я совсем в школу не ходил.

Впрочем, он в любом случае не стал бы скрывать. Еще и подробно разъяснил:

– У нас же сегодня в школе пробный ЕГЭ пишут. Поэтому десятые отправили в библиотеку, смотреть «Войну и мир». А я пока не рехнулся, чтобы смотреть «Войну и мир», тем более в компании своих одноклассничков.

Женя с Ильей растерянно топтались на месте, не зная, как реагировать на внутрисемейные разборки.

– Вы не стойте, раздевайтесь, – мягко направила их Баринова. – И проходите. Вот, в комнату.

Она распахнула еще одну дверь, в гостиную, а сама удалилась с Костей в его комнату.

Пусть Самойловы думают, что она решила обсудить с сыном наедине его недостойное поведение. На самом деле же деле торопливо ввела Костю в суть дела: кто эти дети и почему оказались у них в квартире.

Инна Владимировна прекрасно знала, что ее сына нельзя назвать филантропом. Как бы он не ляпнул чего-нибудь неподходящего и не посмотрел косо. Сестре с братом и так сегодня досталось неприятных переживаний. И это даже хорошо, что Костя оказался дома, а не наткнулся на непонятных гостей внезапно, вернувшись из школы.

Баринова не планировала сидеть с ними до вечера, хотела побыстрее отправиться назад на работу. Накормила бы только и ушла, оставив их здесь одних.

За порядок в квартире и сохранность вещей она ни капли не переживала.

Дети производили впечатление очень даже положительное, да и не думали они сейчас ни о чем, кроме состояния своей матери. Сидели бы спокойно, как мышки. Ну, телевизор бы посмотрели или книжки полистали. И тут бы явился Костя.

Он не то чтобы нелюдимый и совсем необщительный. И приятели у него есть, и с остальными он нормально контактирует. Но почему-то люди ему не особенно интересны, по натуре он одиночка. Так и хочется сказать «волк-одиночка» и провести параллели со звериными привычками. Потому что почти так и выглядит.

Костя трепетно относится к своему личному пространству и становится довольно агрессивным, когда в него вторгаются нежданно-непрошено.

Сын с мрачной физиономией выслушал коротенький рассказ Инны Владимировны. Она подумала: сейчас выскажет что-нибудь саркастичное и недовольное. Но Костя проговорил:

– Я понял. Не дурак.

Кажется, проникся сочувствием.

Конечно. У него тоже рядом никого нет, кроме мамы.

– Можешь спокойно возвращаться на работу. Все будет нормально. Клянусь.

Все-таки не смог без иронии.

Инна Владимировна бросила на сына короткий взгляд, полный любви и гордости, но заговорила о другом:

– Сейчас только накормлю их. Они с самого утра в больнице сидели – голодные наверняка.

Костя театрально вздохнул.

– Ой, мам! Ну что я – кастрюлю с супом на плиту поставить не смогу и на чайнике кнопочку нажать?

– Ну, поставить-то, может, и поставишь, – ехидно улыбнулась Инна Владимировна. – Главное, огонь под ней разжечь не забудь.

– Мам!

Костя гордо удалился на кухню и демонстративно загромыхал там посудой.

Вот и хорошо. Заодно и сам нормально пообедает. А то привык таскать из холодильника кусками, если мать не направит на путь истинный. Точнее, пока не приготовит или не разогреет, не разложит культурно по тарелкам. А вообще удивительно, что он сам вызвался кого-то накормить. Видимо, история ребят произвела на него впечатление. И не такой уж он мизантроп. Просто он самый замечательный сын на свете.

Инна Владимировна опять улыбнулась. Только теперь уже безо всякого ехидства.

Глава 2

Чайник грелся, суп тоже, а Костя задумчиво стоял возле обеденного стола, подперев подбородок столовой ложкой, которую держал в руке.

Мама ушла, и сразу стало не то чтобы напряженно, просто уверенность пропала. Не перед кем демонстрировать взрослость и самостоятельность. Те, кто сидит в комнате, Костино представление вряд ли заметят и оценят. Не до того им сейчас.

Костя не отказался бы пожить без матери, особенно столь авторитарной и чересчур заботливой, как та, что ему досталась. Но только недолго и уж точно не по причине маминого попадания в больницу. Это не свобода, а самая настоящая беда, которая занимает все мысли и чувства, и нет дела до кривляний кого-то постороннего. Так что и заморачивать-ся не стоит, думать, как произвести впечатление.