Наркомент
Шрифт:
– Насморк? – недовольно спросил я. – Этого мне только не хватало!
Оставив в покое свой покрасневший нос, она испуганно покосилась на меня и призналась:
– Какая-то херня творится. Как будто нос куда-то исчез, а осталась одна здоровенная ноздря.
– Так оно и есть, – утешил я Верку. – А чтобы вместо головы у тебя не появилась одна сплошная задница, давай свою сумочку сюда и сделай паузу. Тебе сейчас полезнее всего пожрать, а не дурью маяться. Вот, кстати, магазин. Пойдем, нужно запастись продуктами и пойлом. Неизвестно, сколько придется ждать.
Мне удалось благоразумно проглотить окончание
– Погоди, – канючила она. – Мне нужно прийти в себя.
– Некогда с тобой нянчиться, так что давай на выход, – скомандовал я отеческим тоном воспитателя колонии для несовершеннолетних. – Подышишь свежим воздухом, и все пройдет.
Не знаю, что на нее подействовало более благотворно – кислород или экскурсия между торговыми рядами, но когда мы вышли из универсама с сомнительной грацией навьюченных верблюдов, Верка уже пришла в себя, аппетитно жевала крупный мандарин, который запихнула в рот целиком, и при этом пыталась оживленно тараторить. Шарма ей это не прибавляло, но зато зрелище вызывало у меня усмешку, и я радовался, что не разучился улыбаться.
Мишины шмотки, сидевшие на мне, как на пугале, все время заставляли меня ощущать себя не в своей тарелке. Кроме того, раздражал едкий запах чужого одеколона, которым была пропитана одежда. Но зато моя фигура приобрела совершенно новые очертания, и вряд ли кто-нибудь, видевший меня раньше, смог бы опознать меня издалека.
Как только мы очутились за чертой города, я прибавил газу, упиваясь скоростью, которую можно было без всяких усилий выжимать из чудо-автомобиля. Казалось, что я сидел не за рулем «Сааб-9000», а за штурвалом истребителя, разгоняющегося по взлетной полосе. Искрящийся на солнце снег слепил глаза и веселил сердце. И так продолжалось до тех пор, пока, изящно обойдя невзрачный бежевый «Фольксваген», я не обнаружил прямо по курсу две фигуры явно гибдэдэшного происхождения. Один из милиционеров оживленно махал своим жезлом. На обочине приткнулся «жигуль» без всяких опознавательных знаков, так что проигнорировать требование остановиться означало затеять гонку с преследованием без всякой надежды на выигрышный приз: стоило «Саабу» попасть в радиосводку последних милицейских новостей – и все, пиши пропало.
Выудив из кармана десятидолларовую купюру, я стал послушно притормаживать, но остановиться удалось лишь метрах в двадцати от блюстителей дорожной безопасности. Пришлось сдавать задом, чтобы не вынуждать сотрудников ГИБДД совершать лишних телодвижений, чего они ужасно не любят.
Появившийся рядом инспектор представился старшим сержантом Калугиным, а я, вместо того чтобы радушно продолжить знакомство, протянул ему деньги, не забыв присовокупить ласковое слово, которое и кошке, и милиционеру приятно:
– Извини, командир. Больше не повторится.
Он хмуро посмотрел на мое подношение, потом на мою смиренную физиономию и, не спеша принять подаяние, заговорил, сопровождая свой спич беспрестанным шмыганием носа.
– Вы (хлюп!) создали аварийную обстановку на дороге. Здесь сплошная разделительная полоса (хлюп!), а вы ехали по встречной. Попрошу (хлюп!) права и техпаспорт.
– Снег на шоссе, командир, – заискивающе возразил я. – Какая
– А знака, запрещающего обгон, вы разве не заметили? – Сержант потянул носом с таким остервенением, словно намеревался втянуть в себя не только сопли, но и весь кислородный запас планеты.
– Заболтался с подружкой, понимаешь. – Я ткнул пальцем в Веркины коленки, обтянутые черными колготами. – Готов уплатить штраф.
При этом я ненавязчиво пошуршал американским фантиком, но старший сержант Калугин лишь повторил заунывным голосом проржавевшего от сырости робота:
– Документы.
Одну руку он протянул ко мне, а во второй наконец-то появился замызганный платок, в который сержант моментально зарылся носом. Клянусь, третьей руки у него не было, а выставленная вперед ладонь с требовательно шевелящимися пальцами так и осталась пустой, но мое подношение самым непостижимым образом исчезло, испарилось, заставив меня уверовать в чудеса телекинеза.
Из восхищенного транса меня вывел неблагозвучный трубный звук, которым милицейский кудесник подтвердил свое желание ознакомиться с моими документами. За солнцезащитным козырьком нашлись и права, и техпаспорт, и генеральная доверенность, выписанная на имя Марины Ивановны Задоржевской, но все это не имело ко мне никакого отношения, поэтому, передавая документы сержанту, я накрыл их еще одной серо-зеленой купюрой и просительно уставился на него.
– Водочкой с утра баловались? – недобро усмехнулся сержант, до предела раздувая разлипшиеся ноздри. На мою беду, ему удалось пробить насморочную пробку, и теперь он пожелал продемонстрировать мне остроту своего милицейского нюха. Просто маг и волшебник какой-то!
– Вот за водочку. – Скованным жестом начинающего фокусника я наугад извлек из кармана очередную купюру и отправил ее вдогонку двум первым.
– Это еще что такое! – возмущенно воскликнул сержант, брезгливо возвращая мое подношение обратно. – Товарищ лейтенант! Тут неувязочка!
Бросив взгляд на злополучную бумажку, я понял причину сержантского негодования. Это был один жалкий доллар. И без двух дополнительных нулей он никак не мог искупить всех моих прегрешений перед правилами дорожного движения.
Ошибку исправлять было поздно. Товарищ лейтенант, оказавшийся Иванцовым, уже возник рядом с открытой дверцей «Сааба» и, делая вид, что он вовсе не продрог на морозе, внимательно изучал Маринины документы, перебирая их непослушными пальцами.
– Не понял, гражданин, – старательно выговорили наконец посиневшие милицейские губы. – Вы что, находитесь за рулем чужой машины? Да еще в нетрезвом состоянии?
– Это моя машина, – неожиданно вмешалась Верка. – Я Задоржевская. Пустила знакомого за руль – он с периферии, никогда иномарок не видел. Да, Игорек?
Я согласно крякнул, ощущая себя дурак дураком, и вытащил из кармана сто долларов – жест достаточно экстравагантный для деревенского простофили.
– Все равно не понял, – тупо сказал лейтенант, вглядываясь в документы. – Вы что же, гражданка, и будете Мариной Ивановной, одна тысяча шестьдесят пятого года рождения?
– Я все объясню, – мило улыбнулась Верка, ловко выхватывая у меня сотню и заманчиво помахивая ею перед собой. – Игорек пусть проветрится немного, а вы присядьте рядом. Ну, Игорек! Будь умницей.