Наркомент
Шрифт:
Я пропустил озадаченного лейтенанта на свое место, а сам выперся на обочину, где сразу оказался обдуваемым всеми ветрами. В том, что Марина и Верка носили одинаковые фамилии, не было ничего странного. Только я не мог себе представить, каким образом Мишина сестра станет доказывать свои права на машину, принадлежащую вовсе не ей.
Пытаться сбежать было глупо. Сержант, заваривший кашу и под шумок заныкавший взятку, топтался рядом, готовый вмешаться в события при малейшей необходимости. На проносящиеся мимо машины он даже не смотрел, наблюдая поверх своей сопливой тряпицы за мной и за происходящим в салоне «Сааба».
Позади меня захлопнулась дверца, а через несколько секунд сержантские брови поползли вверх, точно их вздернули за ниточки. Обернувшись,
Судя по широко открытому рту, он сказал «ах», а затем стал повторять это междометие все чаще и чаще, пока оно не пробилось сквозь толщу стекла наружу. Сержант, багровый, как рак, делал вид, что глядит куда-то вдаль, а сам потрясенно пялился на «Сааб», рискуя приобрести косоглазие на всю оставшуюся жизнь.
Я не успел докурить сигарету, когда дверца автомобиля открылась, выпуская наружу лейтенанта, смущенного и торжествующего одновременно.
– Можете следовать дальше, гражданин! – звонко объявил он, дважды сорвавшись при этом на мальчишечий фальцет. – Но впредь будьте осторожнее!
Верка высунула шкодливую физиономию на свет божий и милостиво предложила:
– Пусть и сержант документы проверит. Мне не жалко.
Калугин рванулся было навстречу призыву, но лейтенант ловко перехватил его за плечи и развернул в противоположном направлении. Заботился о субординации, надо полагать. Поддерживал офицерскую честь. Так они и удалились: тоскливо озирающийся сержант и лейтенант, нежно подталкивающий его кулаком в спину.
– Садись, что ли, – предложила Верка, глядя на меня снизу вверх.
Я молча занял свое сиденье и тронул «Сааб» с места так порывисто, что его несколько раз заносило из стороны в сторону, пока мне не удалось вписаться в заданные дорогой рамки.
– А чего ты так распсиховался? – осведомилась Верка невинным голоском. – Ты должен меня благодарить, а не зверские рожи корчить!
– Спасибо, – мрачно произнес я, глядя прямо перед собой.
– На здоровье, – хмыкнула она, вставляя в свои порочные губы сигарету. – Конечно, я могла бы изображать из себя рабыню Изауру и не раскрывать рта, как мне было велено, но это тебе дорого бы обошлось.
– Не обеднел бы, – буркнул я.
– И сотни тебе не жалко?
– Еще заработаю.
– Вот и чудненько, – заявила Верка торжествующим тоном. – Тогда я оставляю ее себе. За старания.
Я взглянул на нее и с удивлением обнаружил, что она действительно довольна жизнью – целиком и полностью. Загадочная женская натура, блин!
3
На моих часах было без четверти три, когда «Сааб» с тихим урчанием вкатился в Новотроицк, старательно припудривший снежком все свои язвы и уродливые черты провинциального городка. Самыми высокими строениями здесь были типовые блочные девятиэтажки, но преобладали дома помельче, окрещенные народом «хрущобами». Я не сомневался, что нужный мне частный сектор находится где-нибудь на окраине, подальше от этих унылых примет цивилизации. Поэтому, помаленьку сдерживая табун лошадок, притаившихся в двигателе автомобиля, я начал объезжать Новотроицк по периметру, выискивая квартал с особняками, которые обычно разрастаются колониями, как грибы. Богатые инстинктивно держатся рядышком, словно опасаясь гнева нищенствующих масс. Хотя, если разобраться, главную угрозу друг для друга они представляют сами.
– Что ты забыл в этой дыре? – спросила Верка, неприязненно поглядывая на новотроицкие достопримечательности, проплывающие за окнами.
– Город как город, – ответил я, пожимая плечами. Сам не знаю почему, но после приключения на дороге мне хотелось противоречить Верке, делать все ей назло.
– Какой же это город? – возмутилась она. – Одно название.
– Курганск лучше?
– Спрашиваешь!
– А что
– Ой, только не надо меня воспитывать!
Наморщив нос, Верка затеяла уже знакомую мне процедуру с порошком, после чего умиротворенно развалилась на спинке сиденья, переплетя свои длинные ноги хитрым узлом – не сразу и поймешь, где заканчивается левая, а где правая.
Стараясь не сосредоточиваться на этой головоломке, я вел машину по все новым и новым закоулкам да задворкам, надеясь обнаружить памятные башенки на трехэтажном строении еще до темноты. Ничего похожего на скопище богатых особняков не наблюдалось, и я притормозил возле стихийного рынка, образованного десятком бабулек и одним затесавшимся среди них нестарым пьянчужкой без верхней одежды, но зато с низкой вяленых окуньков. Общение с аборигенами сделалось очень оживленным, когда я уплатил злополучный доллар за стакан семечек, от которых, впрочем, тут же великодушно отказался. Определив по дружным взмахам рук примерное направление, я вернулся в машину и погнал ее на юго-восток. Там, по словам бабулек, находилась та самая сказочная страна молочных рек с кисельными берегами, где проживали местные буржуины.
Через десять минут мы действительно оказались в заповеднике новотроицкой элиты. Это было небольшое скопление разномастных домов, выложенных из бордового и желтого кирпича. Повыше или пониже, получше или поплоше, но все они еще издали бросались в глаза обилием архитектурных излишеств и солидным размахом. Не все особняки были достроены до конца, и только треть из них выглядели обитаемыми. Известное дело: как только у отечественного бизнесмена появляется капиталец, он немедленно приобретает крутую иномарку и затеивает стройку века, спеша отгородиться от нищего окружения тонированными стеклами и непреодолимой стеной. Однако денежки не только счет любят, они также обожают менять владельцев. Дурные по своей натуре, они уходят столь же внезапно, как и появляются – к новому счастливчику. А неудачник, очутившийся уже не в роскоши, а в долгах, как в шелках, спешно распродает имущество в надежде вернуть хотя бы половину вложенных средств. Потом все начинается сначала. Обитатели дворцов приходят и уходят, а сами дворцы остаются.
Судя по открывшемуся ландшафту, в Новотроицке мало кому удалось не только достичь благосостояния, но и сохранить его, достроив на земле свой индивидуальный обособленный рай. Геворкян, насколько мне было известно, достиг этой цели, хотя, возможно, он пришел уже на готовое и ему осталось лишь воткнуть вилку в глаз бывшего владельца или уронить ему на голову что-нибудь тяжелое.
Я узнал его резиденцию по стене и воротам с замысловатой вязью. Декоративные башенки, в которых могли разместиться разве что гнездовья крыс или летучих мышей, остались на прежних местах. А вот исполинская телевизионная тарелка оказалась развернутой к небу под иным углом: по-видимому, Геворкяну захотелось поймать парочку новых каналов, а может быть, даже установить прямой контакт с господом богом, явно благоволящим к его персоне.
У дома не наблюдалось ни души, короткая улочка тоже была пустынной, когда «Сааб», мягко покачиваясь на снежных ухабах, неспешно проплыл мимо. Тем временем я лихорадочно выискивал дом, в котором можно было бы устроить пункт наблюдения. Дважды проезжать по одному и тому же маршруту было слишком рискованно, поэтому выбор следовало сделать с первой попытки.
Прямо рядышком с особняком Геворкяна, за каменным забором, высилось еще одно трехэтажное строение. Снег у ворот выглядел нетронутым, дым из трубы не валил, незастекленные верхние окна напрашивались на избитое сравнение с пустыми глазницами. Дом казался совершенно необитаемым, хотя не был гостеприимно распахнут для каждого встречного. Нас тут не ждали, но зато не ждали тут и появления кого-либо еще, так что чужой особняк являлся идеальным убежищем для такого типа, как я, путешествующего с некоторых пор только инкогнито.