Наркомент
Шрифт:
Он, словно гигантский червь, принялся извиваться в моих объятиях, стремясь развернуться ко мне лицом. Я ожидал выстрела каждую секунду, даже представлял себе, какой она будет, последняя вспышка в моей жизни. Чем-то происходящее напоминало кошмарный сон – без малейшей надежды благополучно проснуться в собственной постели. И переиграть заново наш затянувшийся борцовский партер тоже не было никакой возможности.
Рубен ругался, кряхтел и шумно портил воздух, однако это не помешало мне опять расслышать Веркины шаги – теперь она перемещалась тише, скорее всего на цыпочках. Хотелось крикнуть, чтобы
Веркина черная фигура медленно всплыла на периферии моего зрения и зачем-то застыла прямо над нами. Под ее ногами скрипнула половица.
Рубен очень удачно спародировал этот звук, выпустив очередную порцию газа, и отвоевал еще десяток сантиметров жизненного пространства. Теперь, чтобы расстрелять меня в упор, ему нужно было лишь перекатиться на спину. Я и он – мы оба отлично понимали это. И каждый из нас выкладывался без остатка.
Сначала прямо перед моими глазами маячил затылок Рубена, собравшийся в гармошку. Потом я увидел его правую скулу, потом зрачок, самым невероятным образом скошенный в моем направлении. Медленно, но неуклонно он разворачивался ко мне лицом, а это означало, что наш поединок подходит к концу. Рубен оскалился.
– Сейчас… – пообещал он сипло.
Внезапно прозрачный полукруг мелькнул перед моими глазами: фыр-рр-р! Точно сверкающая комета пролетела, оставляя за собой темный, расплывчатый след. Видение завершилось глухим ударом, после чего рыжая голова Рубена поникла за приподнятым плечом. Зато теперь я увидел кое-что другое, чего секунду назад не было – грубо вытесанное полуметровое топорище, почти новенькое, еще не отполированное трудовыми мозолями. Верка проворно отдернула от него руки, как будто топорище было раскаленным.
– Ой, – пискнула она.
Рубен дергался подо мной и сучил ногами с удвоенной скоростью, но это было уже не сопротивление, это была агония. И топорище приплясывало в такт судорожным движениям Рубена.
Я не сразу сообразил, почему топор не падает, а когда это произошло, тупо уставился на лезвие, испачканное густым и липким. Я был настолько заторможен, что отвалился от подергивающегося тела лишь после того, как ручеек крови побежал между половицами мне навстречу, норовя пропитать рукав куртки.
– Ой, – продолжала причитать Верка. – Ой, мамочки… Что я наделала…
Известно что, мрачно подумал я, с трудом поднимаясь на ноги и с усилием выдергивая «зауэр» из судорожно сжатой руки Рубена. Его рыжая голова была рассечена чуть выше уха, и из этой черной дыры толчками выплескивалась кровь, тоже черная в багровом свете камина.
– Отойди от него, Верунчик, – попросил я, когда мне удалось перевести дыхание. – Не смотри, не надо.
– Мамочки…
Она едва шевелила губами, но никак не желала униматься. Словно ее детские заклинания могли вернуть Рубену жизнь, а ей – прежнюю беззаботность юной, жизнерадостной девицы, пусть даже с самым стервозным характером на свете.
– Мм… – откликнулся Рубен. – Аа-аа…
Он просил, чтобы его пожалели, чтобы ему помогли. Мы, его убийцы. Я стоял над ним, смотрел, как он умирает, и начинал верить, что этому не будет конца. Никогда
Верке, похоже, пришли в голову схожие мысли.
– Да сдохнет он в конце концов?! – плаксиво воскликнула она, с ужасом отдернув ногу, когда слабеющие пальцы Рубена потянулись к ней.
– Ммм… Ааа…
Он требовал к себе внимания, звал ту, которая причинила ему невыносимые страдания. Я радовался, что не вижу выражения его лица, глаз.
– Пристрели его! – потребовала Верка, и истеричных ноток в ее голосе заметно прибавилось. – Пристрели – и все! Я больше не выдержу!
– Нельзя, – тихо ответил я. – Услышат.
– Ну и пусть слышат! Ползает тут еще, гадина! Пусть подыхает! Пусть!
Я отвесил ей одну пощечину, другую. Верке, кажется, помогло. А я, ощутив, как прыгают мои губы, подумал, что мне, наверное, не помешала бы такая же процедура. Слишком долго умирал Рубен, слишком трудно. От подобного зрелища и самому не хотелось жить.
Скончался Рубен неожиданно – со свистящим хрипом втянул воздух в глотку и вдруг замолк. В последний раз возмущенно пристукнул ботинком по полу, скрючил пальцы, загоняя под ногти все занозы, которые успел собрать на половицах. И все закончилось.
Никогда не думал, что чужая смерть может принести такое огромное облегчение, какое испытал я. Верке тоже сразу стало легче. Надеюсь, и Рубену.
Глава 8
1
Труп стукался головой о ступеньки лестницы, по которой я стащил его вниз. Странное дело, он давно не дышал, а я почти физически ощущал каждый новый удар и машинально пытался смягчать их, волоча тело за ноги.
Когда я затирал кровавую лужу газетами, мне попалась страница со схематичной картой России. Это была просто напыщенная реклама какой-то фирмы, кичащейся обилием своих представительств, но я, наблюдая, как знакомые контуры тонут в красном, неожиданно для себя подумал: «А ведь в стране давно идет война, Игорь. И победителей в ней не будет, потому что в этой бесконечной войне каждый сам за себя. Один против всех, все против одного. И каждый из нас обречен на поражение в этом бессмысленном противостоянии».
На войне, как на войне – одни погибают, другие выживают, чтобы умереть в следующий раз. Сегодня повезло мне, а Рубену – нет. Не дав его крови на своих руках окончательно засохнуть, я тщательно отмыл ладони и пальцы минеральной водой из двухлитровой бутылки.
Все это время Верка ничком лежала на матраце, не поднимая головы. Это не было похоже ни на сон, ни на беспамятство. Больше всего она напоминала жестоко поломанную куклу, исправить которую было не в моих силах.
Умостившись на подоконнике, я закурил, пытаясь разобраться в своих чувствах и мыслях. С чувствами было проще всего – они попросту отсутствовали, отмерли, поэтому и копаться в них я не стал. Но я догадывался, что это – как с обмороженными конечностями. На время они как бы исчезают, зато потом дают о себе знать в полной мере. И пока этот болезненный момент не наступил, нужно было привести в порядок мысли.