Народ, да!
Шрифт:
Одно было плохо: Йо Мадьярок так быстро работал, что скоро к заводу было не подступиться — всюду лежали рельсы. Рельсы на рельсах, и на рельсах еще рельсы. Ни пройти, ни проехать, ни войти, ни выйти из завода. Пришлось хозяину завода дать остальным рабочим выходной день.
А после этого на заводе сломался прокатный стан. На нем изготовляли стальную обшивку для морских судов. Хозяин бросился за помощью к Йо Мадьяроку. Йо Мадьярок не мог ему отказать. Он сам не любил, когда работа вдруг останавливалась, и поспешил заменить прокатный стан. Что ж, у него это получилось
Он бросал на пол длинные металлические отливки и топтал их ногами, пока они не делались плоскими и гладкими. А тогда брал их в руки и вытягивал, вытягивал, чтобы сделать потоньше.
А в другой раз остановился инструментальный цех. И хозяин опять позвал Йо Мадьярока на помощь. Йо Мадьярок брал большие листы железа, разжевывал их своими стальными зубами на кусочки как раз нужного размера.
Он был мастер на все руки, стальной Йо Мадьярок, и мог выполнять на сталелитейном заводе любую работу.
Но вот настали трудные времена. Многие фабрики и заводы остановились. Почти никому больше не нужен был новый металл и новая сталь. Для рабочих не хватало работы. И они отправили к Йо Мадьяроку делегацию, которая попросила его работать помедленнее, чтобы осталось дела и для других. Конечно, он согласился. Но и это не помогло. Никто уже не покупал сталь, и завод пришлось совсем закрыть.
— Засыпайте огонь! — приказал рабочим хозяин завода. Это означало, они должны погасить печи и прекратить выплавку стали.
Рабочие погасили печи и разошлись по домам. Все, кроме Йо Мадьярока. Никто так и не узнал, куда же он делся.
Однако все проходит, все меняется. Прошли и трудные времена. Стране снова понадобилась сталь на рельсы, и на обшивку кораблей, и на всякое такое прочее. Но больше всего потребовалось стали, чтобы сделать новые сталелитейные заводы. Рабочие вернулись к своим печам и стали раздувать в них огонь.
Пришлось хозяину нанимать целую бригаду рабочих, чтобы разогреть самую большую печь № 7, потому что Йо Мадьярок так и не объявился. Вскоре в огромные ковши снова полилась раскаленная добела сталь. И тогда рабочие вдруг услышали голос:
— Ну как, удалась? — это про сталь.
Никто не мог сообразить, откуда шел этот голос, пока не увидели вдруг Йо Мадьярока. Он сидел в ковше, окунувшись в расплавленный металл по самый подбородок.
Только теперь все догадались, где же он пропадал все эти годы. Он оставался на своем заводе, в самой большой печи № 7.
Хозяин страшно разволновался.
— Скорей вылезай! — крикнул он. — Ты расплавишься!
Но Йо Мадьярок только ухмыльнулся: мол; знай наших! Ему было весело оттого, что он станет частицей той стали, что пойдет на строительство новых сталелитейных заводов, которые дадут работу его друзьям-сталелитейщикам. Таков уж он был, Йо Мадьярок.
Ему хотелось, чтобы на этот раз выплавлялась самая лучшая сталь, лучше которой не было прежде. И потому он остался в ковше и расплавился.
А подъемный кран подцепил ковш и выплеснул расплавленный металл в опоку. Умные машины сформовали из металла разные детали, которые пошли на строительство новых заводов.
С тех пор, когда удается выплавить хорошую сталь, сталелитейщики всегда говорят:
— Йо Мадьярок!
Кейси Джонс
Пересказ Н. Шерешевской
Всем хорошо знакомо имя паровозного машиниста Кейси Джонса. Он прославился в ту пору, когда строительство железных дорог в стране было в центре внимания.
Кейси Джонс был великаном, гигантом. Но не потому, что рост у него был шесть футов и четыре дюйма. Он и в самом деле был видный мужчина, высокий, черноволосый, глаза серые. Улыбка никогда не гасла на его лице. Но гигантом он был не потому.
Кейси Джонс, машинист пассажирского скорого на Иллинойс-Центральной, прославился отчаянной гонкой. Он мог делать на своем экспрессе, названном «Пушечное ядро», до пятидесяти миль в час! Он разгонял паровоз до такой скорости, что боковые рычаги паровозного двигателя сливались в единый узор. И когда Кейси, выглянув из окошка кабины, видел это, он расплывался в улыбке и чувствовал себя на седьмом небе от счастья, словно мальчишка, получивший свои первые ботинки из рыжей свиной кожи.
И еще Кейси Джонс был знаменит тем, что изобрел паровозные свистки на все лады. Только он один умел выводить такие удивительные мелодии. Мурашки бегали по спине от восторга, когда вы слышали их. Сначала его свисток издавал робкий, протяжный, словно жалобный стон, который вдруг взвивался вверх, звенел, оглушал вас и снова замирал, стихал до нежного шепота.
Люди, жившие вдоль Иллинойс-Центральной, между Джэксоном и Уотер Велли, ворочаясь с боку на бок в своих постелях, бормотали: «Вот прошел скорый Кейси Джонса!» — когда он ночью вел свой экспресс, высвистывая знакомую мелодию.
На самом деле звали его вовсе не Кейси Джонс, а Джон Лютер Джонс. Но, когда он впервые пришел наниматься на работу, там уже было два Джона. И его спросили, откуда он родом.
— Из деревни Кейси, — ответил Джон Джонс. — Штат Кентукки.
— Вот и прекрасно! — сказали ему. — Стало быть, будем звать тебя Кейси Джонсом.
Так оно и повелось: Кейси Джонс из штата Кентукки. Знаменитый машинист самого быстрого экспресса на Иллинойс-Центральной. Верный товарищ и остроумный собеседник, всеобщий любимец. Богатырь и весельчак, с сердцем широким, как его ирландская грудь. Отец троих детей — двух сыновей и одной дочки.
В ту ночь, когда произошла катастрофа — в последнюю воскресную ночь апреля 1900 года, — как и всю прошедшую неделю, лил дождь. И железнодорожные пути превратились в русло бурного потока. Кейси Джонс и его кочегар Сим Уэбб прибыли в Мэмфис из Кантона ровно в десять. Они зашли к дежурному отметиться и уже собрались разойтись по домам, как кто-то вдруг крикнул:
— Джо Льюис вывихнул ногу! Он не поведет ночной почтовый!
— Вместо него я согласен отстоять вторую смену! — вызвался Кейси Джонс. — Поведем с тобой шестьсот тридцать восьмой, Сим Уэбб, — сказал он своему кочегару.