Народная история России. Том II. Устои советскои? диктатуры
Шрифт:
Прозаик А. Н. Толстой отметил в своём дневнике весной 1918 года: „В дни разгромов, стрельбы или опасности выселения – с особенной нежностью смотришь на окружающие вещи, видишь их по-новому.“ [226]
Понятие „дом“ в годы Гражданской войны было также практически уничтожено. По нему, во всяком случае, был нанесён сокрушительный удар. Характерный пример подобного разрушения уюта, личного пространства и безопасности предоставил А. С. Посников. Посников был респектабельным экономистом и либеральным думским политиком. Свергнув Временное правительство, большевики лишили многолетнего борца за народные права жалования и пенсии. Пожилой общественный деятель и его семья очень нуждались. Они были вынуждены уехать из столицы в своё имение, в село Николаево под Вязьмой. [227]
226
Толстой
227
Российский либерализм: идеи и люди / Под общей редакцией А. А. Кара-Мурзы, Новое издательство, Москва, 2007, стр. 447
Посников жаловался на бесчинства солдат, захвативших власть в его доме. Он писал: „Не стоит описывать всего; достаточно сказать, что они дали мне не ту комнату, которую желал бы я, а ту, которую сами нашли удобным дать мне; дали мне четыре стула и один стол; долго не соглашались отдать мне мою кровать, не могли отдать мне моего кувшина с тазом и лампы, потому что разбили; забрали всю посуду, поковеркали мебель и, – самое обидное, – продолжают (хотя украдкой) рубить в парке вековые, ценнейшие деревья…“ [228]
228
Российский либерализм: идеи и люди / Под общей редакцией А. А. Кара-Мурзы, Новое издательство, Москва, 2007, стр. 447
В январском письме 1918 года Посников подвёл итоги „нашествия гуннов“ после того, как военные обитатели покинули его дом: „Загадили мой бедный дом до последней степени… переломав всё, что можно было переломать и украсть, начиная от подушек и кончая сбруей. Вырубив для отопления (бесплатного) древние деревья в парке, представители 'христолюбивого воинства' удалились куда-то на Урал для продолжения своей победной деятельности в другом несчастном доме…“ [229]
229
Российский либерализм: идеи и люди / Под общей редакцией А. А. Кара-Мурзы, Новое издательство, Москва, 2007, стр. 447
Ещё одним существенным фактором в разрушении жилья стал фактор временности. Февральская революция отменила привычную культурную преемственность. Октябрьский переворот интенсифицировал этот процесс. Большевики объявили прошлому символическую войну. Следствием этого стало то, что в жизни страны наступил новый этап, основанный на краткосрочности.
Эта краткосрочность, положение перманентной чрезвычайности и неопределённости в будущем наложили глубокий отпечаток на нравы. Они определили и небрежное отношение населения к жилью. Ситуация усугублялась тем, что людей постоянно уплотняли, переселяли, выгоняли и переводили с одного места жительства на другое. Жильцам не давали привыкнуть к своему жилищу, почувствовать себя в нём как дома.
Согласно коммунистической доктрине, граждане нового мира должны были жить со дня на день, без комфорта и привязанностей. Идея эта напоминала заезженный стереотип о подпольщике-революционере, который вечно скрывался от Охранки. И всё же эта идея была в большом ходу. Хотя сами советские правители уже давно вышли из подполья, романтика революционности и презрение к мещанству активно пропагандировались режимом и насаждались в обществе.
В широких слоях уют стал рассматриваться как нечто декадентское, буржуазное. Уют стал чем-то, совершенно не соответствующим нормам эпохи. Чем-то, чего людям приходилось стыдиться. Более того, при обыске чистота косвенно указывала на сословное происхождение жильца. Это было чревато роковыми последствиями. Поэтому некоторые жильцы намеренно перестали убираться дома. Они пытались слиться с общей массой и маскировали своё социальное происхождение непролазной грязью.
Так выпускница Смольного института Н. С. Горская откровенно призналась, что они в семье старались не подметать, и на полу валялся сор. Родные Горской даже собирали шелуху от подсолнухов на улице, которою те были засыпаны, и приносили и посыпали у себя дома. Горская заключила: „Вообще старались, чтобы был у нас беспорядок.“ [230]
Пример этот даёт тонкую характеристику эпохе „военного коммунизма“. В квартирах оптический эффект слияния с грязными мостовыми служил отличным камуфляжем семейной родословной. Очередной удар в РСФСР был нанесён по приватной сфере населения. В атмосфере коллективизма частная сфера стала идеологически сомнительной категорией. Индивидуализм стал рассматриваться режимом как ересь.
230
Россия 1917 года в эго-документах. Воспоминания, РОССПЭН, Москва, 2015, стр. 209
Отчасти
В этом отношении полезен эпизод, описанный М. Д. Врангель. Современница вспоминала, как приватная сфера стала уменьшаться. Пожилая Врангель отметила, что председатель домового комитета, надо думать, блюдя порядок, то и дело захаживал к жильцам: „Явившись как-то ко мне, увидел портреты сына в военных доспехах, приказал немедленно все их убрать, предупреждая, что если зайдёт и увидит и в следующий раз 'генералов', без разговоров отправит меня с портретами в Чека. Я немедленно переслала их на хранение к знакомому присяжному поверенному.“ [231]
231
Врангель М. Д., Моя жизнь в коммунистическом раю // Архив русской революции, т.4, Терра, Политиздат, Москва 1991, стр. 201
В жилищной политике России необходимо различать коммунарный и государственнический подходы к жилью. Первый основан на добровольном сожительстве, обобществлении имущества и труда людей, близких по духу и убеждениям. Он, как правило, весьма успешен. Второй же подход, характерный для советского строя, был основан на принудительности. Он насаждался сверху, вопреки воле граждан и вёл к скученности, конфликтам и ненависти к соседям. [232]
Характерно, что при уплотнениях выбирать себе соседей не разрешалось. Официально выбирать себе сожителей по жилью Совнарком разрешил лишь после тысяч выселений, конфискаций и унижений: декретом от 25 мая 1920 года. Декрет этот назывался „О мерах правильного распределения жилищ среди трудящегося населения.“ [233]
232
Гарасева А. М. Я жила в самой бесчеловечной стране… Воспоминания анархистки / литературная запись, вступительная статья, комментарии, и указатель А. Л. Никитина, Интерграф Сервис, Москва, 1997, стр. 50
233
Собрание узаконений и распоряжений правительства за 1920 г. Управление делами Совнаркома СССР, Москва, 1943, стр. 339
Выпущенный в целях „оздоровления“ жилищных условий, декрет диктовал: „При уплотнениях гражданам даётся двухнедельный срок для подыскания себе сожителей.“ [234] Если человек не успевал подселить к себе жильца, Жилищно-Земельный отдел производил принудительное уплотнение за него.
В годы „военного коммунизма“ населению пришлось сильно потесниться в своих квартирах. Причём не только для красноармейцев, матросов и рабочих, но и для многочисленной советской бюрократии, чекистов и представителей коммунистических ведомств, организаций и институтов. Общественный деятель и публицист Г. Н. Трубецкой заметил, что обыкновенно, с парадного хода было какое-нибудь учреждение или жил большевистский чин, а с чёрного хода, рядом с кухней, ютился хозяин. [235]
234
Собрание узаконений и распоряжений правительства за 1920 г. Управление делами Совнаркома СССР, Москва, 1943, стр. 340
235
Трубецкой Г. Н. Годы смут и надежд, 1917–1919, Русь, Монреаль, 1981, стр. 59
Важными проводниками жилищной политики государства и того, как „следовало жить“ при новом режиме, стали домовые комитеты (домкомы). Первые домовые комитеты появились после Февральской революции. Задача домкомов заключалась в облегчении жизни жильцов квартир в условиях империалистической войны через совместную добычу продуктов потребления. [236] Домкомы были демократическими ячейками, низовыми системами самоорганизации. [237]
236
Стратонов В. В. По волнам жизни. Т.2, Новое литературное обозрение, Москва, 2019, стр. 189
237
Лебина Наталия, Советская повседневность: нормы и аномалии. От военного коммунизма к большому стилю, НЛО, Москва, 2016, стр. 90