Народная история США

Зинн Говард

В США Республиканская партия заявляла, что жесткий внешнеполитический курс Рейгана и увеличение военных расходов привели к распаду Советского Союза. Однако эти перемены начали происходить гораздо раньше — после смерти Сталина в 1953 г. и особенно во времена Н. С. Хрущева. В обществе стали на удивление открыто обсуждать разные вопросы.

Однако продолженный Соединенными Штатами жесткий курс стал препятствием на пути дальнейшей либерализации, о чем свидетельствовал бывший посол США в СССР Джордж Кеннан, писавший, что «общим результатом экстремизма времен холодной войны было скорее откладывание, чем ускорение великих перемен, охвативших Советский Союз в конце 80-х годов». Пока пресса и политики в Соединенных Штатах ликовали по поводу распада

СССР, Кеннан отмечал, что политика холодной войны не только отсрочила этот распад, но и проводилась за счет невероятных расходов, которые легли бременем на американский народ:

В течение 40 лет мы платили гигантскими или же ненужными военными расходами. Мы оплачивали наращивание ядерных вооружений до того момента, пока огромный и бесполезный ядерный арсенал не стал (и продолжает оставаться) угрозой самому существованию планеты…

Неожиданный распад Советского Союза застал врасплох политическое руководство США. Военные интервенции в Корее, Вьетнаме, а также на Кубе и в Доминиканской Республике предпринимались за счет огромных людских потерь, гигантские суммы шли на военную помощь по всему миру: в Европе, Африке, Латинской Америке, на Ближнем Востоке, в Азии, — исходя из предположения, что все это необходимо для борьбы с коммунистической угрозой, исходившей от СССР. В форме налогов у американских граждан было изъято несколько триллионов долларов, необходимых для поддержания огромного арсенала ядерного и обычного оружия и военных баз во всех частях света, и все это оправдывалось в основном «советской угрозой».

И вот, казалось бы, у Соединенных Штатов возникла возможность перестроить свою внешнюю политику, высвободив сотни миллиардов бюджетных долларов в год, чтобы использовать их на конструктивные, разумные проекты.

Однако этого не произошло. Вместе с ликующими возгласами «Мы победили в холодной войне!» раздавались и панические голоса: «Что делать, чтобы сохранить наш военный истеблишмент?»

Становилось все яснее — хотя и раньше существовали подозрения, — что внешняя политика Соединенных Штатов не просто зиждилась на существовании Советского Союза, но и мотивировалась страхом перед революциями в разных частях света. Критически настроенный радикальный социолог Н. Хомский долгое время утверждал, в частности в работе «Мировой порядок, старый и новый», что «ссылка на безопасность была во многом мошеннической, схема холодной войны использовалась как инструмент для оправдания подавления независимого национализма будь то в Европе, Японии или странах Третьего мира».

Страх перед «независимым национализмом» состоял в том, что от него могли пострадать мощные американские экономические интересы. Революции на Кубе, в Никарагуа, Сальвадоре и Чили представляли собой угрозу интересам «Юнайтед фрут компани», «Анаконда коппер компани», «Интернэшнл телефон энд телеграф компани» и прочих корпораций. Таким образом, интервенции за рубежом представлялись общественности как действия «в национальных интересах», а на самом деле вмешательство предпринималось для защиты частных интересов, во имя которых от американского народа требовалось жертвовать своими сыновьями и долларами, шедшими на уплату налогов.

Отныне ЦРУ должно было доказывать свою необходимость. Четвертого февраля 1992 г. «Нью-Йорк таймс» писала, что «в мире, где послевоенный враг прекратил существование, ЦРУ и смежные с ним ведомства, имевшие многомиллиардные космические спутники и горы секретных документов, должны каким-то образом сохранить свою значимость в умах американцев».

Военный бюджет оставался огромным. В отличие от бюджета периода холодной войны (300 млрд долл.) он был сокращен на 7 % и доведен до 280 млрд долл. Председатель Объединенного комитета начальников штабов Колин Пауэлл заявил: «Я хочу заставить весь мир жить в страхе. Говорю это без всякой агрессивности».

Как будто для того, чтобы доказать необходимость существования

гигантской военного истеблишмента, администрация Дж. Буша-старшего в течение четырех лет пребывания у власти затеяла две войны: одну «маленькую» против Панамы, а другую — большую против Ирака.

Придя в Белый дом в 1989 г., Буш был поставлен в неудобное положение открыто вызывающим поведением панамского диктатора генерала Мануэля Норьеги. Режим являлся коррумпированным, жестоким и авторитарным, но президент Рейган и его вице-президент Буш-старший не обращали на это внимание, потому что Норьега был полезен Соединенным Штатам. Он сотрудничал с ЦРУ различными способами, в том числе предоставляя территорию Панамы для операций «контрас» против правительства сандинистов в Никарагуа и встречаясь с полковником Оливером Нортом для обсуждения выбора целей при проведении акций саботажа в этой стране. Когда Дж. Буш-старший занимал пост директора ЦРУ в 1976–1977 гг., он защищал Норьегу.

Однако к 1987 г. диктатор перестал приносить пользу, а его деятельность в сфере наркоторговли была всем известна. Поэтому он стал удобной мишенью для американской администрации, стремившейся доказать, что Соединенные Штаты, очевидно не способные уничтожить режим Фиделя Кастро, сандинистов или революционное движение Сальвадора, все еще были державой, с которой следовало считаться государствам Карибского бассейна.

В декабре 1989 г. США вторглись в Панаму силами 26-тысячного воинского контингента под предлогом привлечения Норьеги к суду как наркоторговца (в штате Флорида против него выдвинули соответствующее обвинение) и необходимости защиты американских граждан (одному военному и его жене угрожали панамские солдаты).

Это была быстрая победа. Норьегу захватили и доставили во Флориду, где он предстал перед судом (впоследствии его признали виновным и посадили в тюрьму). Однако в процессе вторжения происходил обстрел жилых районов столицы — города Панама, в результате чего погибли сотни, а возможно, и тысячи гражданских лиц. Было подсчитано, что 14 тыс. человек остались без крова. Публицист М. Херцгаард отмечал, что, даже если официальная, приводимая Пентагоном цифра в несколько сот убитых была верной, это означало, что власти США в Панаме уничтожили столько же людей, сколько власти Китая — при печально известном разгоне студенческой демонстрации на пекинской площади Тянаньмынь за полгода до описываемых событий. В президентское кресло был посажен новый человек, дружественно относившийся к США, однако проблема нищеты и безработицы сохранилась, и уже в 1992 г. «Нью-Йорк таймс» писала, что военная интервенция и устранение Норьеги «не смогли остановить незаконный транзит наркотиков через Панаму».

Однако Соединенные Штаты добились одной из поставленных целей, восстановив в стране свое могущественное влияние. «Нью-Йорк таймс» отмечала по этому поводу: «Президент [Панамы] и его ведущие помощники еженедельно завтракают с американским послом Дином Хинтоном, и многие панамцы воспринимают эти завтраки как встречи, в ходе которых принимаются важные решения».

Представители либерального крыла демократов (Джон Керри и Тед Кеннеди из Массачусетса, а также многие другие) объявили о поддержке военной акции. Демократы не скрывали своей исторической роли как сторонников военных интервенций, стремясь показать, что внешняя политика страны носит двухпартийный характер. Похоже, демократы хотели продемонстрировать, что они столь же несгибаемы (или столь же жестоки), как и республиканцы.

Но операция в Панаме была слишком мала по масштабу, чтобы осуществить то, что являлось столь необходимым для администраций Р. Рейгана и Дж. Буша-страшего, а именно преодолеть оставшееся со времен Вьетнама отвращение общественности США к военным интервенциям за рубежом.

Через два года война в Персидском заливе против Ирака предоставила как раз такую возможность. В августе 1990 г. это государство, которым руководил жестокий диктатор Саддам Хусейн, захватило маленькую, но богатую нефтью соседнюю страну, Кувейт.