Народная Русь
Шрифт:
«Видно» — говорил в XVIII-м веке о своей пастве святитель Тихон I-й воронежский [52] , - «что древний некакий был идол, прозываемый именем Ярило, который в сих странах за бога почитаем был, — пока еще не было христианскаго благочестия. А ныне праздник сей, как я от здешних старых людей слышу, называют игрищем, которое издавна началось и год от году умножается, так что люди ожидают его, как годового торжества. Но, когда он приспеет, то убираются празднующие в лучшее платье. Начинается он в среду или в пяток по сошествии Св. Духа и умножается через следующие дни, а в понедельник первый поста сего (Петрова) оканчивается»…
52
Тихон I- й — епископ, названный так в отличие от II-го (Задонского), соименного с ним воронежского архипастыря, причтенного Православной Церковью к лику святых. Он оставил по себе память неутомимой борьбою против народных суеверий, оскорблявших своим существованием христианское достоинство
А в это время в Воронеже разодетые толпы праздного народа сходились на городскую площадь. Здесь решалось, с общего согласу: кому ходить в этом году за Ярилу. Выбранного заместителя веселого бога стародавней посельской Руси наряжали в пестрый кафтан, обвешивали лентами и цветочными перевязями, прикрепляли
По другим местам (в Малороссии) «хоронили Ярилу». Для этого клали особо приготовленную куклу, долженствовавшую изображать веселого Яр-Хмеля, в гроб-колоду и носили по улицам с причетами заунывными. Бабы подходили ко гробу и «плакали голосом». Мужики поднимали куклу, трясли ее и, как будто стараясь разбудить, приговаривали: «Баба не бреше, вона знае, що ий солодче меду!» Бабы продолжали голосить навзрыд. Наконец, гроб закапывали в землю и принимались справлять по похороненном веселую тризну разгульную, — словно с той целью, чтобы поскорей забыть о причиненном смертью веселого Яр-Хмеля горе-гореваньице. Быть может, об одной из подобных тризн писал в XVI-м веке игумен Памфил [53] в своем псковском послании: «… и тогда во святую ту нощ мало не весь град взмятется и возбесится. Стучать бубны и глас сопелий и гудуть струны, женам же и девам плескание и плясание, и главам их накивание, ушам их неприязнен клич и вопль, всескверненныя песни, бесовская угодия свершахуся, и хребтом их вихляние, и ногам их скакание и топтание; туже есть мужем же и отроком великое прельщение и падение, но яко на женское и девическое шатание блудно им возрение; такоже и женам мужатым беззаконное осквернение и девам растление»… Все это не могло не оскорблять христианского нравственного чувства прежде всего потому, что совершалось во дни, на которые, по уставу церковному, возлагалось приготовление к посту, соединенное с молитвами к Собору Всех Святых.
53
Памфил — игумен Спасо-Елиазарова монастыря, живший в XV–XVI веке. Из его проповеднических трудов особой известностью пользуется «Послание псковскому наместнику» (1505 г.)
Упоминаемые в Несторовой летописи «игрища межю селы», на которых радимичи [54] , вятичи [55] , северяне [56] и древляне [57] «умыкаху жены собе», по времени и обстановке как нельзя более совпадали с теми же гульбищами в честь веселого Ярилы.
Стародавний, освященный веками обычай, многие и многие годы спустя после исчезновения из памяти народной первобытного брака-умыкания, заставлял матерей еще не так давно (в конце XVIII-го столетия) посылать девушек «невеститься» на ярилины игрища. На последних допускалось самое свободное обращение молодежи обоего пола между собою. В память этого еще и теперь в начале Всесвятской недели происходит местами «смотрение невест», для чего последние сходятся в зеленой роще и проводят целый день в играх да песнях; а парни ходят — высматривают каждый пару себе по сердцу. При этом, впрочем, все сопровождается полной благопристойностью. Собравшимися затевается игра «в горелки». Высмотревшие себе невест становятся попарно с приглянувшимися им девицами в длинный ряд; один из них, которому выпадет жребий «гореть», выступает вперед всех и выкликает: «Горю, горю, пень!» — «Чего ты горишь?» — спрашивает его какая-нибудь девица-красавица. — «Красной девицы хочу!» — «Какой?» — «Тебя, молодой!» После этого одна пара бросается в разные стороны, стараясь снова схватиться руками, а «горевший» пытается поймать девушку прежде, чем она успеет сбежаться со стоявшим с нею раньше парнем. Если «горящий» поймает девушку, то становится с ней в пару, а оставшийся одиноким «горит» вместо него; а не удается поймать, — он продолжает гоняться за другими парами.
54
Радимичи — древнее племя славяно-русского корня, обитавшее по бассейну р. Сожи (приток Днепра). Они явились главным ядром белорусской народности и до сих пор не утратили в лице последней своих характерных особенностей
55
Вятичи — славянское племя, некогда населявшее Калужскую, Тульскую, Орловскую, Московскую и Смоленскую губернии. Название они получили от вождя Вятко, выведшего свой народ с Запада на берега Оки. Впоследствии земля вятичей вошла в состав Черниговского княжества. В татарское нашествие она была совершенно разорена. Имя вятичей навсегда исчезло из летописей в ХIII-м веке
56
Северяне — славянское племя, обитавшее по берегам реки Десны и Сулы и еще на заре нашей государственной жизни вошедшее в великорусскую семью. Главный город северян — Любеч
57
Древляне — славяно-русские насельника бассейна Припяти, Случи и Тетерева. Они обитали в лесах, откуда и получили свое название. Еще в Х-м веке существовали у них свои мелкие владетельные князьки. Как только земля древлянская вошла в состав Киевского княжества, так и самое имя этого племени исчезло, затерявшись в народной Руси
На Всесвятской (Ярилиной) неделе, по суеверному представлению народа, особенно неотразимую силу имеют всевозможные любовные заговоры — на присуху, на зазнобу да на разгару. «На море на Кияне», — гласит один подобный заговор, — «стояла гробница, в той гробнице лежала девица, раба Божия (имярек)! Встань-пробудись, в цветное платье нарядись, бери кремень и огниво, зажигай свое сердце ретиво по рабе Божием (имярек) и дайся по нем в тоску и печаль!» В другом заговоре развивается более широко та же основная мысль: — «Встану я, раб Божий, и выйду в чистое поле. Навстречу мне Огонь и Полымя и буен Ветер. Встану и поклонюсь им низешенько и скажу так: гой еси, Огонь и Полымя! Не палите зеленых лугов, а ты, буен Ветер, не раздувай Полымя, а сослужите службу верную, великую: выньте из меня тоску тоскучую и сухоту плакучую, понесите ее через боры — не потеряйте, через пороги — не уроните, через море и реки — не утопите, а вложите ее в рабу Божию (имярек) — в белую грудь, в ретивое сердце, и в легкие и в печень, чтоб она обо мне, рабе Божием, тосковала и горевала денну и ночну и полуночну, в сладких ествах бы не заедала, в меду, пиве и вине не запивала!» Третий заговор заканчивается
Лихие люди, умышляющие злобу на своего ближнего, «вынимают след» у него в эти дни, и, по преданию, это является особенно действенным средством. Чтобы избавиться от такого чарования, многие — по свидетельству Н. И. Костомарова [58] служат молебны с водосвятием и кропят «свяченой» водою в день Всесвятского заговенья все, что их окружает.
Есть местности, где Ярилин праздник начинается тем, что девушки — целым хороводом — выбирают из себя одну, наряжают ее всю в цветы и сажают на белого коня. Все участницы игрища одеты в праздничные наряды, с венками из полевых цветов на головах. На Белой Руси поют при этом песню о боге-Яриле и его радошном-веселом хождении по свету белому:
58
Николай Иванович Костомаров — русский историк; родился 4-го мая 1817 года в слободе Юрасовке, Острогожского у. Воронежской губ., в помещичьей семье. Отец его был женат на крепостной крестьянке и был убит за жестокость своими крепостными. Н. И-ч воспитывался в воронежском частном пансионе, а затем в воронежской гимназии, по окончании курса которой (в 1833 г.) поступил в харьковский университет (на историко-филологический факультет). С 1835 года он — будучи студентом — ревностно предался изучению истории. По окончании университетского курса он некоторое время провел на военной службе. В 1837-м году, выйдя из полка, Н. И-ч предпринял изучение местного, народного быта, являвшееся по его убеждению — необходимым для историка. Изучив малороссийский язык, он совершил целый ряд экскурсий по краю южно-русских исторических преданий. В 1838-м году он выступил в печати — с малорусскими произведениями под псевдонимом Иеремии Галки, под которым выпустил в 1839-41 гг. две драмы и несколько сборников стихотворений. В 1842-м году вышла из печати первая историческая работа его — «О значении унии в Западной России». Эта книга, однако, была изъята из обращения вследствие слишком страстного отношения автора к некоторым обоюдоострым вопросам. В 1843-м году Н. И-ч представил диссертацию «Об историческом значении русской народной поэзии», за которую и получил степень магистра. Некоторое время он был учителем в ровненской и киевской гимназиях, в 1846-м году избран преподавателем русской истории в киевский университет, где был только год с небольшим, потому что был вынужден переехать в Саратов. Здесь он усердно работал над монографией о Богдане Хмельницком и начал новый труд — о внутреннем быте московского государства. После поездки за границу, в 1856-57 г., (в Саратове же) написал «Бунт Стеньки Разина». В 1859-м году открылись его исторические лекции в с-петербургском университете, в которых выразилась вся самобытность этого замечательного русского историка. Лекции его пользовались громадным успехом. В это время появился ряд его очерков в «Современнике», «Русском Слове», а также в малорусском журнале «Основа». В 1862-м году Н. И. Костомаров вышел из состава профессоров с-петербургского университета. Один за другим печатались новые исторические труды его: «Северно-русские народоправства», «Смутное время московского государства», «Последние годы Речи Посполи-той», «Об историческом значении русского песенного народного творчества». В 1872-м году он начал свою «Русскую историю в жизнеописаниях главнейших ее деятелей». Последние работы его помещены в «Вестнике Европы» (между прочим — роман-хроника «Кудеяр»). Работая над новыми историческими исследованиями, он умер 7-го апреля 1875 года. Здоровье его было подорвано долгой болезнью. Могила Н. И. Костомарова находится на петербургском Волковом кладбище
И были дни, по словам все знающих, всякий сказ помнящих старых людей, когда перед искрящимся вешней цветенью взором Ярилы — бога плодотворения земного — все цвело-колосилось.
Всесвятские народные гулянья во многих местностях справляются по кладбищенским погостам. Проводы Ярилы — одновременно и проводы весны. В степных губерниях по селам происходит на Всесвятское заговенье развивание венков. Деревенская молодежь — женщины, девушки, парни и ребятишки — гурьбой идет на реку, или на родник, со своими завитыми перед Троицею березовыми венками. Водятся хороводы; затем — венки бросаются в воду. Парни достают венки приглянувшихся им девушек; те отдаривают их поцелуями. Каждый получивший такой поцелуй считается «кумом» поцеловавшей женщины, а для девушки — «красным молодцем». Все поют и пляшут в венках на голове, потом — возвращают венки, кому какой следует. Женщины немедленно развивают свои, девушки — несут домой, где хранят их до будущей «радости»-свадьбы. В Симбирской и Костромской губерниях на Всесвятское заговенье еще совсем недавно возили по деревенским улицам в телеге, запряженной гусем-парою лошадей, чучело Ярилы, — причем куклу держала на коленях старуха старая. Вечером «Ярилу» топили в реке.
В ярославском Пошехонье воскресенье «Всех Святых» зовется «крапивным заговеньем». В этот день парни и девушки красные, собирающиеся на гулянку, жгут друг дружку крапивою. Этот обычай является пережитком древних «русальих проводов», первоначально приурочивавшихся к купальским игрищам, а затем перенесенных на Всесвятское воскресенье.
Почти повсеместно сохранился древний обычай — ходить на Всесвятской неделе в гости к покойникам, на могилки. Здесь все угощаются, оставляя чем угоститься и лежащим в земле сырой. Нищая братия собирает в эти семь дней обильную дань от щедрот православных. Местами угощают не одних покойников, но и домовых: уходя из дому, оставляют стол накрытым и уставленным различными кушаньями и напитками. Великое счастье ожидает, по народному поверью, того домохозяина, который вернувшись домой, найдет все приеденным и выпитым.
«На Всесвятской неделе — всякий кусок свят!» — говорят в народе. — «Невестится невеста, а будет ли толк — Bсe-Святые скажут!», «Святая неделя — красная, Всесвятская — пестрая!», «Все Святые с одним богатырем — Ярилой борются, совладать не смогут!», «Ярило яровые ярит!», «На Ярилу торг, на торгу — толк. Толк-то есть, да истолкан весь!» — приговаривает деревня относительно этого времени, на считая возможным обойти его молчанием. «Ярило Купалу кличет!» — продолжает сыпать прибаутками краснослов-народ: — «От Ярилы до Аграфен-купальниц рукой подать!», «На Ярилу пьет баба, на Купалу опохмеляется».
Отойдет Всесвятская неделя — со всеми ее приметами, поверьями и обычаями. На дворе Петровки стоят, Петров пост идет.
Есть до сих пор местности, где — как, например, в Рязанской губернии — накануне заговенья на Петров пост несколько девушек изображают из себя русалок, ходя ночью по улицам в одних рубашках, с распущенными волосами. Часов в двенадцать ночи молодежь вооружается палками и бросается на таких девушек с криком: «Гони русалок!». Когда «русалкам» удается убежать на землю соседней деревни, преследованию — конец, и все возвращаются домой, приговаривая: «Ну, теперь прогнали русалок!»