Народная Русь

Коринфский Аполлон Аполлонович

Действо Происхождения совершалось и не только под Симоновым московским монастырем. По временам переносилось совершение его в некоторые подмосковные села — вотчины государевы: то в Коломенское на Москва-реке, то на Яузу — в Преображенское. И отовсюду спешил православный люд московский в эти места на желанное лицезрение государево, гонимый туда стремлением — увидеть «светлоясныя очи царския», приобщиться к свидетелям благочестивого погружения отягченного святынями самодержца во иордань, по обычаю предков, благоверных исполнителей предания святоотеческого, византийской христианскою стариной завещанного, привившегося ко гнезду Святой Руси с давних времен. Строго-настрого запрещалось — от приказных — подавать в этом действе державному совершителю его какие-либо жалобные челобитные: должно было неусыпно блюсти служилому люду свят-покой государев. Но, если кому-нибудь выпадало счастье привлечь на себя светлый взор зорких очей царевых да поднять над головою грамоту с челобитьем своим, — попадало челобитье, помимо всех приказов, в руки

самому царю на правый суд прозорливый, на милость неизреченную. И не было тогда отказа челобитчику ни в чем праведном-справедливом. Когда царь-государь изволил выходить из воды и, сложив с себя святыни, окруженный ближними боярами, переоболокался в сухое платно, слюдяные окна царского места задергивались алым сукном. Затем царь являл себя народу, прикладывался ко кресту, принимал патриаршее благословление. Духовенство кропило в это время освященною, «иорданской», водою войска и знамена. Когда шествие — с царем и патриархом во главе — двигалось от места совершения действа, многие присутствующие из людей православных теснились к иордани, где особо приставленные пристава разливали желающим святую воду в посудины чистые. Во дворец государев и на царицыну половину отправлялись две стопы серебряных с этой водою.

Под гулкий звон колоколов со всех церковных раскатов возвращался венценосный богомолец в свои палаты, исполнив завещанное благочестивыми предками, доставив этим лишний случай своего лицезрения всей Белокаменной, свято хранившей предания отцов и дедов. А под Симоновым монастырем собиралось народное гулянье чинное, без глумотворства всякого, без песен — утехи народной. Памятовал люд честной, что за Первым Спасом — Происхожденьевым днем — Успенский пост идет. Провожали летний мясоед на происхо-жденском гулянье не вином зеленым, не пьяною брагой хмельною, а медами сотовыми, квасами стоялыми да сладкой-спелою малиной-ягодою.

XXXIV

Спас-Преображенье

Преображение Господне, празднуемое в шестой день августа месяца, именуется на Руси «Вторым Спасом». Народ называет этот праздник также «Спас-Преображеньем», добавляя к нему еще и прозвище «Спаса яблочного», потому что к этому времени поспевают сладкие-румяные яблоки садовые. Деревенская Русь до сих пор считает грехом есть до Второго Спаса какие-нибудь плоды. Вторая половина присловья «Петровка — голодовка, Спасовка — лакомка» относится и к этому Спасу в той же мере, как и к первому — «медовому».

В старые годы народился на Руси и в некоторых живущих прадедовским бытом деревенских уголках сохранился до последних дней добрый обычай, вызвавший собою на свете из уст народа изречение: «На Второй Спас и нищий яблочком разговеется!». В старую старь все русские садоводы «принашивали в храмы плоды для освящения», и эти плоды из рук священника раздавались всем прихожанам. Все бедняки наделялись в этот день яблоками — от щедрот имеющих собственные сады; больные получали яблочную розговень у себя на дому. Кто не исполнил этого установленного вековым преданием обычая, тот считался за человека «недостойного общения». Старые люди, особенно крепко придерживающиеся всего завещанного народу былыми умудренными опытом поколениями, говаривали о таких не радеющих о сердобольной старине хозяевах-садоводах: «А не дай-то, Боже, с ними дела иметь! Забыл он старого и сирого, не уделил им от своего богачества малого добра, не призрил своим добром хворого и бедного!» Обычай освящения яблок в день Преображения Господня сохранился на Руси повсеместно. До сих пор — и в городах и в селах — всюду можно видеть у поздней обедни на этот праздник прихожан с принесенными для освящения яблоками. «Спасовым яблочком» после обедни разговляются в семье каждого садовода, почитающего заветы предков: Молодежь держится при этом обычая загадывать о своей судьбе: желание, задуманное в ту минуту, когда проглатывается первый кусочек Спасова яблочка, должно — по старинному поверью — непременно исполниться. В деревнях красные девушки приговаривают, разговляясь на Второй Спас яблоками: «Что загадано — то надумано! Что надумано — то сбудется! Что сбудется — не минуется!» И все-то, все у них на уме думки-думушки о суженых-ряженых…

Со Второго Спаса начинают по садам снимать яблоки. Еще за несколько дней зорким хозяйским глазом осматривается весь яблочный урожай. Благочестивые люди в урожайные годы приглашают от обедни церковный причт — помолиться в саду. Поднимается икона Преображения Господня, благоговейно несется хозяевами-садоводами; под зеленою, чуть начинающею желтеть сенью деревьев служится благодарственный молебен. Затем приступают к спешной работе, несмотря на то, что день — праздничный. «Время не ждет», — говорит хозяйственная забота, — «всему — свой час!» И впрямь опасно сидеть деревне, сложа руки, на Спас-Преображенье, — надо помнить, что к этому празднику не только яблоки, но и яровые хлеба доспевают. Не за горами — и ненастные дни осенние. «После Второго Спаса дождь — хлебогной!», — как же не спешить с уборкою хлебов крестьянину? Торопится он со съемкою яблок еще и потому, что недаром говорится: «Вовремя убрать — вовремя продать».

Накануне Спас-Преображенья в некоторых местностях происходит в деревнях заклинание сжатых полей, или точнее — «заклинание жнивы». Это делается для того, чтобы нечистая сила не поселилась на жниве и не выжила с пажитей скот, осенним пастбищем которого будут пустеющие

после сноповоза поля. Рано поутру, вместе с белою зорькой, выходят на поля знающие всякое словцо старые люди и приговаривают, обращаясь лицом к востоку: «Мать-Сыра-Земля! Уйми ты всяку гадину нечистую от приворота, оборота и лихого дела!» По произношении этих слов, оберегающих, по мнению знахарей, поля от козней темной силы, заклинатели поливают землю конопляным маслом из принесенной стеклянной посудины. Это является несомненным пережитком старинной языческой умилостивительной жертвы. Затем они оборачиваются к западу и произносят. «Мать-Сыра-Земля! Поглоти ты нечистую силу в бездны кипучия, в смолу горючую!» Снова возливается масло на лоно земное, и снова раздаются слова заклинания, обращенные на этот раз к югу: «Мать-Сыра-Земля! Утоли ты все ветры полуденные со ненастью, уйми пески сыпучие со метелью!» Эти слова сопровождаются новым возлиянием, после чего — обратившись к северу — заклинатели изрекают заключительную часть своеобразной полуязыческой молитвы: «Мать-Сыра-Земля! Уйми ты ветры полуночные со тучами, содержи морозы со метелями!» Склянка с маслом, вслед за этими словами, бросается со всего размаха наземь и разбивается. Существует поверье, что сила этого заклинанья — произносимого (не в полном виде) и при первом выгоне скота на подножный корм весенний, — действительна всего только на один год, и должно повторять его каждое лето накануне Второго Спаса. Этот суеверный обычай выводится, однако, даже в самых глухих уголках деревенской Руси; недалеко то время, когда он останется только на одних страницах исследований, посвященных старинному быту русского народа.

Все дни, начиная от Первого Спаса — до Спас-Преображенья, запечатлены в народном представлении особыми приметами. Так, в некоторых губерниях еще сохранился исчезающий, подобно приведенному заклинанию, обычай поить 2-го августа лошадей «через серебро». Это сопровождается соблюдением следующих условий. Лошадей, в последний раз выкупанных на Первый Спас, приводят на другое утро к колодцу, бросают в него серебряный пятачок, зачерпывают воды, опускают в бадью другой, «заветный», пятачок и поят коня-пахаря. Исполнением этого обычая думают умилостивить Домового, продолжающего после этого по-доброму, по-хорошему хозяить в дому. Напоенные в этот день через серебро лошади — «добреют и не боятся лихого глаза». Монета, опускаемая в бадью, должна, скрытно ото всех домашних и тем более — посторонних, храниться в конюшне, под теми яслями, из которых ест сено напоенная по только что описанному обряду лошадь. При соблюдении этого условия двор, по народному поверью, ограждается от конского падежа.

Если 3-го августа дует ветер с южной стороны и кружатся по дороге пыльные вихри, то многовековой опыт суеверного люда ожидает в идущую за наступающей осенью зиму больших снегов. Было время, когда — лет сорок тому назад — в этот день выходили на перекрестки «допрашивать вихорь о зиме». Этот допрос был обставлен чисто языческими обрядностями. Допрашивавший должен был захватить с собой нож и петуха. Как только начинала виться на перекрестке пыльная воронка, гадатель вонзал нож в середину ее, держа в это время кричавшего петуха за голову. Затем производился самый допрос «летучаго духа полуденнаго». По преданию, вихрь отвечал на задаваемые ему вопросы. Все предсказанное им сбывалось с замечательной точностью, — как продолжает утверждать и теперь русское простонародное суеверие, не осмеливающееся, впрочем, более и беседовать с глазу на глаз с «духом полуденным».

«Со Спас-Преображенья — погода преображается!» — говорят в деревне и повторяют старую, подходящую к этому случаю поговорку: «Пришел Второй Спас — бери рукавицы про запас!» И впрямь, если все еще дышат летом красным августовские дни, то изукрашенные яркою россыпью звезд темным-темные ночи после 6-го августа повевают осенним холодком, воочию показывающим, что, — как говорит народ, — «Дело-то идет к Покрову, а не к Петрову (дню)».

Вечером на Спас-Преображенье в Новгородской и соседних уездах других губерний в старые годы собирался хоровод молодежи, направлявшейся за околицу — в поле. Здесь на пригорке, с которого видно на далекое пространство всю окружающую местность, молодежь делала остановку и принималась следить за близким к закату солнцем, коротая время в веселой-шумливой беседе. Как только солнышко красное начнет, бывало, опускаться за черту расстилающегося кругозора, собравшиеся прекращали смех-говор, и хоровод степенно запевал:

«Солнышко, солнышко, подожди! Приехали господа-бояре Из Велика-де Новагорода На Спасов день пировать. Уж вы ли, господа-бояре, Вы, бояре старые, новгородские! Стройте пир большой Для всего мира крещеного, Для всей братии названной! Строили господа-бояре пир, Строили бояре новогородские Про весь крещеный мир. Вы сходитеся, люди добрые, На велик-званый пир; Есть про вас мед, вино, Есть про вас яства сахарная, А и вам, крещеный мир, Бьем челом и кланяемся!»