Народная Русь
Шрифт:
Праздник, установленный в царствование византийского императора Льва [73] , в память чудесного явления Богоматери, распростершей над Царьградом Свой покров — как небесную защиту города от осадивших его сарацин, принял у новообращенных христиан-славян своеобразную окраску. Из целого ряда вызванных этим праздником в представлении славянина преданий особенно знаменательно в своей наивной простоте следующее. В стародавние годы, — говорит народ, — Богородица странствовала по земле. Случилось Ей зайти в одну деревню, где жили забывшие о Боге и обо всяком милосердии люди. Стала проситься Матерь Божия на ночлег, — нигде Ее не пустили, везде услыхала Она один ответ: «Мы не пускаем странников!» Услышал жестокосердные слова проезжавший в это время по небесной стезе над деревнею св. Илья-пророк, — не мог снести он такой обиды, причиненной Деве Марии, и на отказавших Божественной Страннице
73
Лев III-й Исаврияинн — император византийский, происходивший из малоазийской области Исаврии, царствовал с 717-го по 741-й год. Сначала он был правителем области в Малой Азии, затем, по воцарении Феодосия III-го, отказался признать его императором, поднял восстание и захватил в свои руки престол. Он оставил по себе память в истории как защитник Византии от арабов (сарацин). В самом начале его царствования столица империи подвергалась осаде врагов, длившейся около года и кончившейся поспешным отступлением арабского флота. Целым рядом других побед над арабами, а в особенности — в 740-м году, остановил он Омайядов в их наступлении на Византийскую империю. Из внутренней политической деятельности Льва III-го уцелел от забвения его замечательный «земледельческий устав». Как приверженец иконоборства, он сыграл печальную роль в истории Церкви
В Вологодской губернии, а также и в некоторых иных местах, к Покрову-дню ткут крестьянские девушки, задумывавшиеся о женихах, так называемую «обыденную пелену». Собравшись вместе, они с особыми, приличными этому случаю песнями теребят лен, прядут и ткут его, стараясь непременно окончить всю работу в один день, обыденкой. Приготовленную таким образом пелену (холстину) перед обедней на Покров несут к иконе Покрова Пресвятой Богородицы. Шепотом причитают они при этом: «Матушка Богородица! Покрой меня поскорея, пошли женишка поумнея! Покрой ты, батюшко-Покров Христов, мою победную голову жемчужным кокошником, золотым назатыльником!».
Таким образом, в понятии деревенской молодежи, все впечатления этого праздника объединяются с представлением о свадьбе. Деревенские свадьбы с их самобытной обстановкою, сохранившей в себе яркие пережитки старины, являются живым олицетворением народной мечты, непосредственно сливающейся с самой жизнью нашего крестьянина. На этом празднике трудовой жизни пахаря — раздолье не только пиву хмельному с вином зеленым, но и еще более того песням, — разливаются они из конца в конец деревни свободными широкими волнами. В этих песнях — вся обрядность деревенской свадьбы, в них — вся скорбная повесть жизни русской женщины-работницы, «отдаваемой на чужую сторонушку дальнюю за чужого добраго молодца, за чужанина», — в них все ее скромные недолгие радости. Вся деревня провожает, «пропевает и пропивает» свою девушку, которой посчастливится, с Божьей помощью, «на Покров покрыть победную голову».
Как ни гадает, как ни думает девица красная о замужестве, как ни вымаливает себе жениха-суженого, а все-таки страшно ей покидать дом родительский, где и отец-батюшка «жалел» ее, и матушка родимая «берегла пуще глаза». Потому-то и просит со слезами она в поющейся на свадебном веселом сговоре песне:
«Ты, родимый мой батюшка, Ты, пой, напой гостей допьяна, Чтобы гости-то позапили, Меня, младу-младешенъку, позабыли! Ты, родимый, милый брат, Поди-тко на широкий двор, Оседлай коня ворона, Поезжай во темный лес, Сруби белую березыньку, Завали путь-дороженьку, Чтоб нельзя было проехати! Ты, родная моя матушка, Ты дари, моя матушка, Ты дари гостей по-ряду! Не дари только двух гостей, Что первого гостя не дари, Друженьку-разлученьку, А другого гостя не дари, По правую который сидит по рученьку! Подарен добрый молодец Моей буйною головушкой!»Но
Собираются с Покрова на отлет, однако, не только одни девушки красные: на Покров улетают, по старой примете, и последние журавли. Если раньше улетят — «быть холодной зиме», — говорит деревня, зорко приглядывающаяся к жизни окружающей ее природы. «Коли белка в Покров чиста (вылиняла) — зима будет хороша!» — можно услышать в Пермской и других северо-восточных губерниях.
К Покрову заботится каждый хороший домохозяин, убравшийся с хлебом, «ухитить» свою хату: проконопатить углы, привалить заваленки. «Захвати тепла До Покрова: не ухитишь до Покрова — изба будет не такова!» Всему есть пора, всему — свое время: «Батюшка Покров не натопит хату без дров».
Накануне Покрова молодые деревенские женщины сжигают в овине свои старые соломенные постели. Этим, по суеверному обычаю, охраняются молодухи от «призора недоброго глаза». Старухи сжигают в это же самое время изношенные за лето лапти, думая исполнением этого «прибавить себе ходу на зиму». Ребятишек обливают перед Покровом водою сквозь решето, на пороге хаты. Это делается, по старинной примете, в предохранение от зимней простуды.
С Покрова, — говорят в народе, — перестают бродить и колобродить по лесам лесные хозяева, лешие. При расставанье со своею полной волею, они ломают немало деревьев, вырывают с корнями кусты, разгоняют зверье по норам, а затем и сами проваливаются сквозь землю до самой весны зеленой, растопляющей своим теплом снега-льды. В канун Покрова целый день воют они, стараясь перекричать ветер; и ни мужик, и ни баба, ни ребята малые не подойдут в этот день к лесу — из боязни, чтобы лесной хозяин не натешился над ними напоследок. «Леший — не свой брат, переломает косточки не хуже медведя!» — говорят в суеверной деревне, не расстающейся до сих пор со своими отжившими время поверьями, обычаями и поговорками.
С Покровских вечеров народ начинает загадывать о зимних работах. «Зазимье — за собой засидки ведет, засидки — заработки. Зимой не поработаешь, весна тебе, лежебоку, брюхо с голоду подведет!» — говорят на севере, не привыкшем к тому, чтобы своего хлеба хватало от одной новины до другой.
XLIII
Свадьба-судьба
Назимний месяц октябрь недаром слывет и «свадебником»: едва ли в какое-нибудь другое время если не играется в народной Руси стольких свадеб, так налаживается столько сговоров, как с Покрова до Кузьминок (1-го ноября). «Батюшка Покров, кроешь ты (снегом) землю и воду, покрой и меня молоду!», «Матушка Пятница-Прасковея, пошли женишка поскорея!» — еще загодя приговаривают заневестившиеся девушки красные, дожидаючись этих заветных свадебных дней. Придет Покров, и загремят-зазвенят по деревенским дорогам бубенчики-погремки веселых поездов, раздадутся по избам свадебные песни — то хватающие своей грустью за душу, то веселящие русское сердце залихватской удалью.
«Уже что я сижу, думаю, уже что я сижу гадаю уж своим я глупым разумом», — голосит, словно причитает невеста, незадолго перед тем только и думавшая-гадавшая о своем женихе-суженом:
«У меня ли горе нечутко, У меня, младой, горя круты горы, Уже слез-тo — реки быстрыя, Все поля горем насеяны, Все сады горем изнасажены: Не дали-то мне горькой, Не дали мне горемышной Во девушках насидетися, Со годам соверстатися, С умом с разумом собратися, Лицо бело понаполнити, Русу косыньку повыростить, Алу ленточку доносити!»И ко своему «кормнльцу-грозну-батюшке», и к «радельщице-государыне-матушке», и к «подруженькам-голубушкам», и к «братцу милому с молодой женой невестушкой», и к тетушкам-дядюшкам обращается «горемышная», на чужу-дальню сторону выдаваемая-«пропиваемая» красна девица, в песнях «ронит слезы горючия», просит-молит повременить со свадьбою. Все делается честь-честью, по дедовской старине, по заведенному обычаю. В ответ-отповедь растужившейся-расплакавшейся просватанной девице поют ее подружки, поют — жениха удалого добра-молодца выхваляючи, сулят ей за ним радостное житье-бытье. У него (жениха-света), на его ли на родной сторонушке, по их уверениям: