Народные русские сказки А. Н. Афанасьева в трех томах. Том 2

Афанасьев Александр Николаевич

Надел белую рубаху, лег в переднем углу под образа, совсем умирать приготовился, и собирается рассказать хозяйке всю правду истинную. На ту пору вбежали в избу куры, а за ними петух и стал гвоздить [231] то ту, то другую, а сам приговаривает: «Вот я с вами разделаюсь! Ведь я не такой дурак, как наш хозяин, что с одной женой не справится! У меня вас тридцать и больше того, а захочу — до всех доберусь!» Как услыхал эти речи охотник, не захотел быть в дураках, вскочил с лавки и давай учить жену плеткою. Присмирела она: полно приставать да спрашивать!

231

Клевать, бить.

Хитрая наука

№249 [232]

Жили себе дед да баба, был у них сын. Старик-то был бедный; хотелось ему отдать сына в науку, чтоб смолоду был родителям своим на утеху, под старость на перемену, а по смерти

на помин души; да что станешь делать, коли достатку нет! Водил он его, водил по городам — авось возьмет кто в ученье; нет, никто не взялся учить без денег. Воротился старик домой, поплакал-поплакал с бабою, потужил-погоревал о своей бедности и опять повел сына в город. Только пришли они в город, попадается им навстречу человек и спрашивает деда: «Что, старичок, пригорюнился?» — «Как мне не пригорюниться! — сказал дед. — Вот водил-водил сына, никто не берет без денег в науку, а денег нетути!» — «Ну так отдай его мне, — говорит встречный, — я его в три года выучу всем хитростям. А через три года, в этот самый день, в этот самый час, приходи за сыном; да смотри: коли не просрочишь — придешь вовремя да узнаешь своего сына — возьмешь его назад; а коли нет, так оставаться ему у меня». Дед так обрадовался, и не спросил: кто такой встречный, где живет и чему учить станет малого? Отдал ему сына и пошел домой. Пришел домой в радости, рассказал обо всем бабе; а встречный-то был колдун.

232

Записано в Бобровском уезде Воронежской губ., вероятно, самим Афанасьевым.

AT 325 (Хитрая наука). Сюжет устно бытует во всех частях света. Русских вариантов — 42, украинских — 25, белорусских — 10. Много вариантов этого типа имеется в сборниках сказок других народов СССР. Древнейшей из известных литературных версий является сказка «Семь братьев-волшебников и царевич» в индийском санскритском сборнике «Двадцать пять рассказов Веталы» и аналогичные ей сказки в тибетском «Игра Веталы с человеком», в монголо-ойратском сборнике «Шиди-хюр» («Волшебный мертвец»). Отмечалось исследователями частичное отражение сюжета «Хитрой науки» в «Метаморфозах» Овидия, в «Тысяча и одной ночи» и других памятниках арабской литературы (см. Chauvin, V, p. 147, 197; VII. p. 148), а также в западноевропейских средневековых сборниках (Wesselski, S. 245—246), В XVI в. народная итальянская сказка этого сюжетного типа была обработана Страпаролой и вошла в его сборник «Приятные ночи» (ночь VIII, сказка 4). Близкая сказке Страпаролы русская литературно обработанная сказка о «Хитрой науке» была напечатана в XVIII в. в сборнике «Вечера» (СПб., 1772, ч. II, с. 137—142) Других русских публикаций до издания сборника сказок Афанасьева не было. Исследования: Поливка Ю. Магосьник и неговият ученик. София, 1898; Потанин Г. Н. Сказка с двенадцатью персонажами. — Этнограф. обозр., 1903, № 1, с. 1—24; № 2. с. 1—37, № 3, с. 1—26; Cosquin E. Le mongols et leur pr'etendu r^ole dans la transmission des contes indiens vers l’occident europeen. — «Etude de folkloriques». Paris, 1922; Пропп. Ист. ск., с. 88—89. В данном и следующем текстах очень характерно для восточнославянских вариантов «Хитрой науки» вступление: старик со старухой отдают своего сына в учение встречному барину (он оказывается колдуном) или купцу из-за бедности. Отдельные мотивы сказки в восточнославянской традиции отличаются устойчивостью и в такой именно последовательности, как у Афанасьева, сочетаются друг с другом в большинстве русских, украинских и белорусских вариантов. Как в восточнославянских, так и в западных вариантах отражается поверье о том, что конь, купленный без узды, недолго удержится у нового хозяина. Как показало исследование Ю. Поливки, сказки и поверье бытовали на Западе много веков одновременно. Из традиционных устойчивых деталей, отличающих восточнославянские сказки этого типа от западных, отметим: ученик, преследуемый учителем-колдуном, превращается в ерша (а не в тунца), колдун в щуку (а не в акулу) и не может схватить колючего ерша, ученик одолевает учителя, превратившись в петуха, обернувшись ястребом или коршуном (а не лисицей).

К отдельным местам текста Афанасьев указал в сносках варианты.

К словам «под старость на перемену» (с. 226) — вариант: «на помогу».

К эпизоду возвращения сына в образе птички (с. 226): «Слышит дед — жужжит пчела, прямо к нему прилетела, ударилась оземь и оборотилась добрым молодцем. «Здравствуй, батюшка!» Поклонился сын отцу...»

После слов «что повыше всех» (с. 226) — вариант: «Все будут смирно стоять, а я нет-нет да стану носиком перышки обчищать...»

К словам «я нет-нет да правой ногою и топну» (с. 226) — вариант: «я нет-нет и моргну (поведу) правым ухом».

К словам «...двенадцать добрых молодцев» (с. 226) — вариант: «Выведет к тебе двенадцать волков (или медведей): все будут смирно стоять, а я назад оглянусь (а я стану лапу сосать)».

После слов «Грех меня попутал, конь убежал!» (с. 228) указан вариант: «Идет дед путем-дорогою, а сам пригорюнился. Навстречу ему старушка: «Что так кручинен, дедушка?» — «Ах, родимая, как не кручиниться? Родного сына навек продал». — «Хочешь, добру научу?» — «Научи, бабушка!» — «Ступай на зеленые луга, прилетит туда сорока — ты всю беду ей и расскажи!» Побрел дед на луга, увидал сороку-белобоку, скачет на одной ножке: «Чик-чик, старичок! От дела лытаешь али дела пытаешь?» — «Эх, не ведаешь ты моего горя! Ведь я сына продал». — «Чик-чик, дедушка! Все знаю, все ведаю... (а то не сорока была, то была дочь колдуна!) Не плачь, не тужи! Мне тебя жалко, я твоему горю помогу». Взвилась и полетела в конюшню, отвязала коня и отпустила на волю. Колдун увидал...»

Вот прошли три года, а старик совсем позабыл, в какой день отдал сына в науку, и не знает, как ему быть. А сын за день до срока прилетел к нему малою

птичкою, хлопнулся о завалинку и вошел в избу добрым молодцем, поклонился отцу и говорит: завтра-де сравняется как раз три года, надо за ним приходить; и рассказал, куда за ним приходить, и как его узнавать. «У хозяина моего не я один в науке; есть, — говорит, — еще одиннадцать работников, навсегда при нем остались — оттого, что родители не смогли их признать; и только ты меня не признаешь, так и я останусь при нем двенадцатым. Завтра, как придешь ты за мною, хозяин всех нас двенадцать выпустит белыми голубями — перо в перо, хвост в хвост и голова в голову ровны. Вот ты и смотри: все высоко станут летать, а я нет-нет да возьму повыше всех. Хозяин спросит: узнал ли своего сына? Ты и покажь на того голубя, что повыше всех. После выведет он к тебе двенадцать жеребцов — все одной масти, гривы на одну сторону, и собой ровны; как станешь проходить мимо тех жеребцов, хорошенько примечай: я нет-нет да правой ногою и топну. Хозяин опять спросит: узнал своего сына? Ты смело показывай на меня. После того выведет к тебе двенадцать добрых молодцев — рост в рост, волос в волос, голос в голос, все на одно лицо и одежей ровны. Как станешь проходить мимо тех молодцев, примечай-ка: на правую щеку ко мне нет-нет да и сядет малая мушка. Хозяин опять-таки спросит: узнал ли своего сына? Ты и покажь на меня».

Рассказал все это, распростился с отцом и пошел из дому, хлопнулся о завалинку, сделался птичкою и улетел к хозяину. Поутру дед встал, собрался и пошел за сыном. Приходит к колдуну. «Ну, старик, — говорит колдун, — выучил твоего сына всем хитростям. Только, если не признаешь его, оставаться ему при мне на веки вечные». После того выпустил он двенадцать белых голубей — перо в перо, хвост в хвост, голова в голову ровны, и говорит: «Узнавай, старик, своего сына!» Как узнавать-то, ишь все ровны! Смотрел-смотрел, да как поднялся один голубь повыше всех, указал на того голубя: «Кажись, это мой!» — «Узнал, узнал, дедушка!» — сказывает колдун.

В другой раз выпустил он двенадцать жеребцов — все как один, и гривы на одну сторону. Стал дед ходить вокруг жеребцов да приглядываться, а хозяин спрашивает: «Ну что, дедушка! Узнал своего сына?» — «Нет еще, погоди маленько»; да как увидал, что один жеребец топнул правою ногою, сейчас показал на него: «Кажись, это мой!» — «Узнал, узнал, дедушка!» В третий раз вышли двенадцать добрых молодцев — рост в рост, волос в волос, голос в голос, все на одно лицо, словно одна мать родила. Дед раз прошел мимо молодцев — ничего не заприметил, в другой прошел — тож ничего, а как проходил в третий раз — увидал у одного молодца на правой щеке муху и говорит: «Кажись, это мой!» — «Узнал, узнал, дедушка!» Вот, делать нечего, отдал колдун старику сына, и пошли они себе домой.

Шли-шли и видят: едет по дороге какой-то барин. «Батюшка, — говорит сын, — я сейчас сделаюсь собачкою; барин станет покупать меня, ты меня-то продай, а ошейника не продавай; не то я к тебе назад не ворочусь!» Сказал так-то да в ту ж минуту ударился оземь и оборотился собачкою. Барин увидал, что старик ведет собачку, зачал ее торговать: не так ему собачка показалася, как ошейник хорош. Барин дает за нее сто рублев, а дед просит триста; торговались-торговались, и купил барин собачку за двести рублев. Только стал было дед снимать ошейник, — куда! — барин и слышать про то не хочет, упирается. «Я ошейника не продавал, — говорит дед, — я продал одну собачку». А барин: «Нет, врешь! Кто купил собачку, тот купил и ошейник». Дед подумал-подумал (ведь и впрямь без ошейника нельзя купить собаку!) и отдал ее с ошейником. Барин взял и посадил собачку к себе, а дед забрал деньги и пошел домой.

Вот барин едет себе да едет, вдруг — откуда ни возьмись — бежит навстречу заяц. «Что, — думает барин, — али выпустить собачку за зайцем да посмотреть ее прыти?» Только выпустил, смотрит: заяц бежит в одну сторону, собака в другую — и убежала в лес. Ждал-ждал ее барин, не дождался и поехал ни при чем. А собачка оборотилась добрым молодцем. Дед идет дорогою, идет широкою и думает: как домой глаза-то показать, как старухе сказать, куда сына девал? А сын уж нагнал его. «Эх, батюшка! — говорит. — Зачем с ошейником продавал? Ну, не повстречай мы зайца, я б не воротился, так бы и пропал ни за что!»

Воротились они домой и живут себе помаленьку. Много ли, мало ли прошло времени, в одно воскресенье говорит сын отцу: «Батюшка, я обернусь птичкою, понеси меня на базар и продай; только клетки не продавай, не то домой не ворочусь». Ударился оземь, сделался птичкою; старик посадил ее в клетку и понес продавать. Обступили старика люди, наперебой начали торговать птичку: так она всем показалася! Пришел и колдун, тотчас признал деда и догадался, что у него за птица в клетке сидит. Тот дает дорого, другой дает дорого, а он дороже всех; продал ему старик птичку, а клетки не отдает; колдун туда-сюда, бился с ним, бился, ничего не берет! Взял одну птичку, завернул в платок и понес домой. «Ну, дочка, — говорит дома, — я купил нашего шельмеца!» — «Где же он?» Колдун распахнул платок, а птички давно нет; улетела, сердешная!

Настал опять воскресный день. Говорит сын отцу: «Батюшка! Я обернусь нынче лошадью; смотри же, лошадь продавай, а уздечки не моги продавать; не то домой не ворочусь». Хлопнулся о сырую землю и сделался лошадью; повел ее дед на базар продавать. Обступили старика торговые люди, всё барышники: тот дает дорого, другой дает дорого, а колдун дороже всех. Дед продал ему сына, а уздечки не отдает. «Да как же я поведу лошадь-то? — спрашивает колдун. — Дай хоть до двора довести, а там, пожалуй, бери свою узду: мне она не в корысть!» Тут все барышники на деда накинулись: так-де не водится! Продал лошадь — продал и узду. Что с ними поделаешь? Отдал дед уздечку.

Колдун привел коня на свой двор, поставил в конюшню, накрепко привязал к кольцу и высоко притянул ему голову; стоит конь на одних задних ногах, передние до земли не хватают. «Ну, дочка, — сказывает опять колдун, — вот когда купил, так купил нашего шельмеца». — «Где же он?» — «На конюшне стоит». Дочь побежала смотреть; жалко ей стало добра молодца, захотела подлинней отпустить повод, стала распутывать да развязывать, а конь тем временем вырвался и пошел версты отсчитывать. Бросилась дочь к отцу. «Батюшка, — говорит, — прости! Грех меня попутал, конь убежал!»