Народы моря
Шрифт:
На полубаке «Альбатроса» осталось десять лучников, которые, прячась за большими деревянными щитами, обстреливали милавандцев на городских стенах. Я тоже выпустил со шканцев шесть стрел, убив или ранив двоих, после чего, оставив лук на судне, поспешил вслед за десантниками.
Нижний конец сходни под моим весом ушел под воду, из-за чего я замочил ноги в кожаных сапогах. Кожа хоть и толстая, но пропустила воды. Да и через верхний край голенищ перелилось малехо. Ноги мигом промокли. При ходьбе из сапог доносились чавкающие звуки. Не самое приятное начало. Берег под стенами, как и морское дно, был галечный. Ноги вязли в мелких камешках, отшлифованных водой, которые неприятно скрипели. У самой стены, возле прислоненной к ней лестницы, лежали два трупа. Одному стрела вошла в грудь и вылезла в пояснице. Наконечник был костяной. Свежая кровь смочила его, выкрасила в розовый цвет. Второму разрубили топором голову вместе с кожаной шапкой, заполненной серой овечьей шерстью. Надо было внимательно присмотреться, чтобы разобрать, где мозги, смешанные с кровью, а где шерсть, напитавшаяся кровью. Ступеньки у лестницы были необструганные, шершавые
Я оглянулся. Сзади меня два ахейца из моего экипажа, облаченные в надежные, железные бригандины, плечом к плечу отбивали нападки защитников города, постепенно продвигаясь вперед, к следующей лестнице, на верхних ступеньках которой появился еще один ахеец с метровым мечом из нержавейки, поблескивающей на солнце. Эти справятся и без меня. Я быстро преодолел расстояние, отделявшее меня от двух милавандцев, лучника и копейщика, пытавшихся остановить моего воина, который поднимался по лестнице. Лучник был молодой, лет шестнадцати. Он довольно туповато, наверное, в горячке, посылал почти в упор стрелу за стрелой в щит, из-за чего тот напоминал плохо выбритого ежика. Меня лучник заметил в самый последний момент, когда клинок сабли уже приближался к его вытянутому, красному и покрытому потом лицу с распахнутым от натуги или удивления ртом. Копейщик повернулся ко мне, прикрылся овальным щитом из кожи, натянутой на каркас из лозы, и выставил вперед свое оружие, не давая подойти и позабыв о том, что сзади сбоку поднимается по лестнице мой воин. За что и был зарублен бронзовым топором на длинной рукояти. Топор похож на датский, только лезвия меньше. Это было главное оружие народа, населявшего Крит до ахейцев, которые сохранили прежнее название топора — лабрис. Лезвие вошло в спину ниже шеи и, наверное, перебило позвоночник, потому что у копейщика мигом ослабли и опали руки. Копье упало плашмя на сторожевой ход и откатилось к внутреннему ограждению. Щит повис на опущенной руке, заведенной, как догадываюсь, в ременную петлю. Ноги вдруг подогнулись, копейщик словно бы присел, а потом завалился влево, на щит.
Я перешагнул через убитого и крикнул ахейцу с топором:
— Прикрывай меня справа!
К нам бежало с десяток врагов. Судя по сравнительно высокому росту, железным шлемам и мечам и деревянным щитам с железными полосами и кругами, это была городская стража или профессиональные военные, может быть, наемники. Ширина сторожевого хода была рассчитана на двух человек, поэтому количество нападающих меня не смутило. Я переместился ближе к зубьям стены, чтобы не ударили с левого бока, где у меня будет «теневая» зона, и, прикрывшись щитом, начал расчищать путь саблей. Справа, чуть отставая, чтобы не мешать мне, помогал ахеец с лабрисом. Работал им славно, как жонглер. Топор — одно из немногих холодных оружий, которым я не владею так же искусно, как саблей или шпагой, поэтому и ценю это умение у других. Сабля из дамасской стали легко половинила тонкие железные шлемы и перерубала или надрубала древки копий. Эта легкость вогнала наших врагов в тоску. Когда их осталось четверо, двое задних развернулись и дали дёру. Оставшихся мы добили: одного я уколол острием сабли в рот, выбив передние зубы, а другой получил лабрисом по шлему, причем рану не было видно, только кровь, стекающую из-под железного околыша. Ахейцу пришлось стать ногой на грудь упавшего врага, чтобы выдернуть топор, застрявший в шлеме.
Пока мы расправлялись с этим отрядом, позади нас на сторожевом ходе скопилось с полсотни ахейцев, прибывших на моих парусниках и не только. Десятерых я послал дальше по сторожевому ходу, а с остальными дошел до крутой каменной лестницы, идущей вдоль стены в город. Кстати, таких лестниц на всю кривоватую северо-восточную стену было всего две. Обе шириной всего с полметра и без ограждения с внешней стороны. Пришлось держать щит перед собой, даже немного правее, чтобы не цеплялся за стену, и шагать по высоким ступеням осторожно. Складывалось впечатление, что лестницы сделали такими, чтобы отбить желание лишний раз пользоваться ими. Враги уж точно воспользуются всего раз, а вот защитникам такой глупый подход может аукнуться. Точнее, уже аукнулось. Я построил свой отряд клином на кривой улице шириной метра три с половиной, встал во главе и повел к центру города, навстречу бегущим на нас врагам, которых в спешке перекидывали от главных ворот в противоположную часть города. Наконец-то до них дошло, что наш отряд, высадившийся перед рвом, будет не столько штурмовать, сколько не давать горожанам убежать и унести ценное имущество.
Навстречу нам бежало не меньше сотни врагов. Оружие и доспехи у многих были из сероватого нержавеющего железа. Милавандцы не сочли нужным построиться, с громкими криками налетели на наш клин. Такую манеру ведения боя я называю эмоциональной. Прешь нахрапом в надежде, что противник дрогнет и побежит. Иногда это срабатывает, особенно если во вражеской армии много новобранцев или просто трусов. Вот только нахрап требует чрезмерного расхода эмоций, которых у мужчин и так мало. Если сдержать первый натиск, то на второй частенько уже не хватает их. Я предпочитаю воевать рационально. Побоку эмоции. Как можно спокойнее встреваешь в рубку и действуешь механически, на инстинктах. Налетевший на мой щит придурок чуть не сбил меня с ног. Благо сзади меня подпирали, устоял, после чего снес ему голову. Зачем она ему? Все равно думать не умеет. Дальше рубил коротко и быстро и колол резко и точно, расчищая путь перед собой. Мелькали бородатые лица с распахнутым от крика ртом или плотно сжатыми губами, руки с оружием и без, мечи и топоры из нержавейки и бронзы, щиты кожаные и деревянные с самыми разными узорами… Лязг оружия и ор стояли такие, что я слышал только звонкий гул, из которого изредка выпадали отдельные звуки, как ни странно, по большей части тихие, типа сопения то ли врага, то ли моего воина, сражавшегося справа и чуть сзади меня. И брызги теплой липкой крови, попадавшее мне в лицо. Я ударил в очередной раз — и передо мной стало пусто. И правее тоже не было врагов. Остались человек пять слева, которых мы и посекли быстро, напав на них сзади. Все ахейцы, стоявшие по краям, были с головы до ног в крови, будто их полили ею из шланга. Скорее всего, и я выглядел в лучших традициях фильма ужасов, потому что ахейцы смотрели на меня и как бы видели другим, в новом образе.
— Вперед, друзья! Осталось немного! — позвал я и повел их в сторону центра города, перешагивая через трупы в лужах крови.
Дальше сопротивления практически не было. Только возле главных ворот десятка три защитников города, видимо, самые опытные воины, оставленные защищать их, встали полукругом спинами к стене и дали последний бой. Я предлагал им сдаться, пообещав отпустить без оружия, но никто не повелся. Мои бойцы дергали их, не вступая в рубку, пока на стене не появились посланные мной и не закидали их сверху камнями, приготовленными для нас. Как только вражеский строй рассыпался, ахейцы быстро перебили уцелевших, в том числе и раненых. Враг, который не сдается, должен умереть. Иначе обязательно встретишься с ним в бою, результат которого может оказаться не в твою пользу.
Глава 47
По улице едет арба, заполненная мертвецами. Между деревянными стойками кузова свисает до брусчатки рука с бледной, обескровленной кожей, покрытой черными волосками. Кончики пальцев цепляются за выступы, сгибаются, из-за чего кажется, что на самом низу, под грудой мертвых тел, лежит живой человек. Пару медлительных волов подгоняет босой старик. Походка у него косолапая, «пьяная», причем раскачивается так сильно, что кажется, будто при следующем шаге обязательно упадет. Мутные карие глаза старика смотрят свозь нас. Может быть, в арбе кто-нибудь из его родственников, причем не один. Трупы сжигают в карьере далеко за городом и ветер северный, от нас, но все равно время от времени прилетает вонь горелого мяса и волос.
Мы с Эйрасом стоим возле главных ворот. Рабы расчистили тоннель в середине, чтобы могли проезжать арбы. Теперь добирают то, что осталось по краям. Работают неторопливо. Стимулов у них никаких, даже стража не подгоняет, только присматривает, чтобы не разбежались, а то самим придется доделывать. Мы перебили почти всех свободных мужчин Милаванды. Уцелели только старики, мальчики и трусы, спрятавшиеся в тайниках. Первых вскоре отпустим на все четыре стороны, потому что содержать их нерационально, а остальных распределили, как часть общей добычи. Хапанули мы так много, что даже все самое ценное не увезти. А стоит ли увозить? Я прикинул, что город расположен очень удачно. С трех сторон море, а с четвертой плодородные долины и горные террасы с большим количеством ручьев и речушек. Проход сюда только один, через горный перевал, на котором стоит небольшая сторожевая крепость. В городе много хороших домов, есть канализация и водопровод, и его надо лишь немного укрепить, чтобы еще кто-нибудь не захватил так же легко и быстро. Этими соображениями я и поделился с Эйрасом.
— Может, останемся здесь? — предложил я. — Займем лучшие дома, а остальные раздадим тем, кто согласится нам подчиняться. Земли за городом поделим, и местные крестьяне будут работать на нас.
— Да вот мы тоже подумали, что место хорошее, — сказал он.
Ахейцы из моих экипажей уже привыкли жить в больших городах с высоким по нынешним меркам уровнем комфорта. Возвращаться к убогой жизни в деревнях им явно не хотелось.
— Пошли людей, чтобы созвали ко мне всех командиров отрядов, — распорядился я.
Моя резиденция в доме бывшего царька Милаванды, погибшего, возможно, от моей руки на улицах города. Это комплекс из трех двухэтажный зданий с большим двором и садом, занимающий целый квартал в центре города. Два дома, в которых на первых этажах подсобные помещения, а на вторых живут слуги и охрана, выходят на улицы глухими стенами. Третий стоит почти в центре, отделяя двор от сада. Дувал из камня-ракушечника высотой почти до плоских крыш. Деревянные ворота большие и с петлями их нержавеющего железа. Милаванда — один из главных портов, через которые идет экспорт железа, добываемого где-то по ту сторону гор, может быть, на обратных их склонах. Мы нашли несколько складов, заполненных крицами и готовыми изделиями. Как ни странно, кузниц в городе мало. Значит, ковали и отливали где-то за его пределами.