Нарты. Адыгский эпос
Шрифт:
— Я покажу тебе, потаскуха, каким мужеством обладает нарт!
И Псабыда отправился в набег, вымещая свою злобу на старом, верном коне. У развилины трех дорог конь остановился, не зная, куда ему скакать. Странное дело! Всегда конь безошибочно угадывал желание всадника, а на этот раз он застыл на месте. Псабыда нанес ему три удара стальной плетью, и конь нехотя двинулся дальше. А против охоты — какая езда? Расстояние, которое конь прежде покрывал за день, он теперь покрывал за месяц. От этого только сильнее становилась злоба Псабыды. Казалось всаднику: попадись ему сейчас сто великанов,
Долго ехал, долго скакал Псабыда и вступил, наконец, в страну одноглазых великанов. Такой туман одел эту страну, что всадник не видел даже ушей своего коня. Вдруг полил дождь, и такой сильный, что по его струям, как по веревкам, можно было взобраться на небо. Земля потонула во влажном мраке.
— Не слишком хороша погодка, но мы и худшее переносили. Дай только бог богов долголетья моей старой бурке!
Так воскликнул Псабыда и накинул на себя бурку. Бурка эта была сделана светозарными руками Адиюх, и ни одна капля влаги не проходила сквозь нее. А теперь дождь лился сквозь нее, будто это было сито. Если бы Псабыда не обидел свою жену, бурка не пропустила бы ни одной капли дождя. А может быть, бурка негодовала и на то, что Псабыда назвал ее старой буркой?
Вдруг донеслось до Псабыды громкое ржание. "Вот, наконец, предо мною то, что мне нужно!" — подумал он и поскакал сквозь дождь. По громкому ржанию и сильному топоту он понял, что перед ним — большой табун коней. Дождавшись ночи, когда дождь утих, Псабыда погнал табун к своей крепости. Но дороги не было видно, ибо ночь была черным-черна и не сиял Псабыде путеводный светоч — белые руки Адиюх. Табун коней разбежался, потерял его Псабыда.
Долго скакал нарт по стране одноглазых великанов, но не было ему добычи. Не раз попадались ему табуны диких вороных коней, которые бродили по необозримым пастбищам, не ведая ни седла, ни узды, но не знал Псабыда, в какую сторону гнать их: туман окутал страну великанов.
Решил Псабыда покинуть эту страну, отправиться в пределы земли чинтов. Долго ехал Псабыда, больно хлестал коня, и чем чаще и больнее хлестал он его, тем медленнее ступал конь.
Оказалось, что в стране чинтов солнце пекло так сильно, что трескались камни, плавилась земля. Суховей носился по степным просторам, погребая под песком все живое. Псабыда привязал коня к одинокому, сухому дереву и прилег в изнеможении в тени конских ног. Но тут суховей вырвал из земли и это единственное дерево и унес его вместе с конем.
Псабыда погнался за деревом, чтобы спасти коня — свою опору. Ноги его тонули в песке, ветер бил ему в лицо, но Псабыда бежал за деревом, и, может быть, одна только Адиюх знала, как долго бежал он сквозь сухие, песчаные волны. Наконец удалось ему достичь одинокого дерева, уносимого суховеем, и отвязать испуганного коня.
От долгого бега захотелось всаднику пить. В зубах скрипел песок, а губы пересохли и потрескались. Пса-быда вспомнил, что поблизости должен быть родник, чья вода была чиста, как слеза, и холодна, как лед. Прискакав к нему, Псабыда увидел, что родник превратился в мутное болото, полное змей и лягушек. От воды пахло гнилью. Ее зловоние не мог развеять даже сильный ветер пустыни. Но что оставалось делать умиравшему от жажды Псабыде? Он припал к болоту губами и начал жадно пить. В это время прибежал к болоту табун диких коней. Кони понюхали воду, но пить ее не стали. Псабыда рассердился:
— Какие привередливые! Брезгуют водой, кото рую пьет нарт!
Псабыда решил угнать этих коней. Но вдруг пустыня погрузилась во мрак. Черные тучи, как кони, носились по небу, а табун исчез в кромешной тьме, и едва он исчез, как снова настал день.
И опять подул суховей, и солнце пекло так сильно, что трескались камни и плавилась земля. Псабыда оказался в песчаном плену. К концу дня суховей утих, но зато нестерпимой стала жара: раскалились воздух и песок, земля и небо, Псабыда воскликнул в отчаянии:
— Эй, старая бурка, спаси меня от жары и песка, и я выберусь из этой проклятой страны чинтов!
Все знают, что сквозь бурку не проходят солнечные лучи. Но для человека старость — украшение, а для вещи— обида. Обиделась бурка на то, что нарт назвал ее старой, обиделась за себя и за Адиюх, чьи руки, льющие свет, сотворили ее, — и стала пропускать через себя солнечные лучи. Псабыда погибал от жары. Только поздно ночью, когда жара немного спала, он выбрался, полуживой, из страны чинтов.
Долго ехал Псабыда, долго скакал, обессиленный, голодный, без добычи — не до добычи было ему! — и попал в страну крохотных испов. Эти маленькие люди обитали недалеко от жилища Псабыды. Но стыдно было Псабыде вернуться домой с позором, вернуться ни с чем, не доказав своего мужества, и он решил:
— Не лучше ли мне погибнуть, чем вползти в свой двор, свесясь с лошади, как Сосруко после своей пер вой встречи с Тотрешем? О небо, я докажу Адиюх, что я обладаю великим мужеством!
Хорошо было так говорить Псабыде, в котором жила еще сила, а каково было усталому, измученному коню? Конь стал. Псабыда спешился и попытался повести его на поводу. Но конь так ослабел, что не мог двигаться.
— Амыш, покровитель стад, неужели ты возложил на меня заботу о твоих животных? — сказал Псабыда. Он взвалил коня на свои плечи и пошел дальше — в глубь страны испов. Что же еще оставалось ему делать?
Страна, в которой обитали испы, была благословенным краем. Всюду цвели плодовые деревья, зеленели обширные пастбища, бурно текли многоводные реки. А на берегах рек пестрели тучные стада, паслись неисчислимые табуны коней. И день был хорош в стране испов: долгий, солнечный, не очень жаркий и не слишком холодный.
Псабыда возликовал. Он шел, почти не чувствуя своей ноши, и думал:
"Разве справедливо, что крохотные испы, еле заметные на земле, владеют таким добром! Не буду я достоин имени нарта, если не угоню стада испов, табуны испов!"
Псабыда опустил коня на землю, сел на него и ударил его поводьями. Поводья разорвались, а конь не двинулся. Псабыда схватил его за гриву и ударил стальной плетью. Плеть сломалась, а конь продолжал стоять на месте, даже головы не поднимая: изголодавшись, он жевал траву. Псабыда крикнул с яростью: