Нарты. Адыгский эпос

Автор неизвестен

А надо сказать, что свирель у Ашамеза была не простая, — то была свирель Тхаголеджа, бога плодородия. Один конец у свирели был белый, другой — черный. Песня, что лилась через белую скважину свирели, не похожа на ту, что лилась через черную. Дует Ашамез в белый конец, и жизнь становится цветущей, изобильной, а подул бы в черный — исчезла бы радость на земле, повяли бы травы, погибли бы люди и животные.

Скачет Ашамез к Ахумиде, и льется через белую скважину свирели чудесный напев.

Всюду цветенье, Пенье, журчанье, Юноша добрый Бодрою песней Вести о счастье Людям приносит. Где ни промчится Он со свирелью — Всюду веселье, Всюду обилье, Мир и покой.

Едет-скачет Ашамез к Ахумиде. Прискакал во двор Емзага, спешился. Тонкостанный нарт понравился красавице. Загадала она ему загадку — не отгадал.

— Эх ты, витязь незадачливый! — сказала Ахумида, и в словах ее была издевка:

"Поворачивай обратно, На удачу не рассчитывай. Не самшитовая ручка У твоей походной плетки, Ремешок непозолоченный И короче он, чем надо, Без каменьев изумрудных У коня нагрудник бедный. Как пред взором станешь вражьим, Коль не на пуху лебяжьем Твоего седла подушка?"

Ашамез разгневался, быстро вышел из комнаты, позабыв заветную свирель. Он вскочил на коня и уехал. Ахумида заметила забытую свирель, кинулась за Ашамезом, да где там, — уж его и след простыл — скрылся он за облаками. Всматривается Ахумида в облака, хочет различить в них серого коня Ашамеза, но вместо него видит скачущего рыжего коня. Приближается скакун, и в его седоке узнает Ахумида того черного джигита, который недавно просил ее руки.

Юноша черный, Словно медведь, Страшно глядеть! С зверем он схож, Шея, как еж, Мало красы: Даже усы, Как разглядишь — Чистый камыш! Не из железа он, не из глины — Облик звериный… Верно, то он — Черный дракон, скота похититель И разоритель нартских дворов.

Поперек злого пути его давно лежит неодолимая преграда. Это — свирель Ашамеза. Много раз дракон пытался похитить свирель, приносящую людям счастье. Он узнал, что Ашамез оставил свою свирель у Ахумиды, за свирелью он и скачет на коне. Вот он прискакал во двор Емзага, увидел Ахумиду, выхватил свирель из ее рук и полетел под облака.

— Эй, нарты, на помощь! — вскричала Ахумида. Но никто не отозвался, никого не было поблизости. Увидела Ахумида оседланного коня своего отца, вскочила на него и помчалась за черным всадником.

Черному только того и надо, Чтобы с ним рядом была она. За облаками его чуть видно, И Ахумида — вослед за ним. Он повернул коня к Ахумиде, У Ахумиды оружья нет. Черный из лука стрелу пускает И поражает ее коня. Девушка облачком вниз слетела, Легкое тело враг подхватил, С ним до светил

небесных поднялся, Кружится, кружится в небесах, И остаются на небосводе Радугой огненные следы. Горе! Достиг он желанной цели — Черный конец свирели у губ! Дует в него он, и душным зноем Небо и землю жжет суховей, Все выгорает, все умирает. Всадник все злее и злей играет И пропадает в глуби небес. * * * Ночи и дни чередой летели… Нет ни красавицы, ни свирели; Нартскую землю засуха гложет, Кто же поможет бедной земле? Чтобы спастись от черного часа, Вздумали Хасу нарты собрать. Долго решали, совет держали, Как от печали спасти свой край. Пусть им весь свет обойти придется — Все же найдется пропажа их. Ой, поскорей найти б Ахумиду, Ой, поскорей бы найти свирель, Чтобы избавиться от напасти, Силу и счастье вернуть земле! Обувь и посохи из железа Будут полезны нартам в пути,— Все это им раздает Сосруко, Счастья порука — разум его. В путь собрались на рассвете нарты, На семь частей разделили мир,— Каждому нарту своя дорога, Каждому много дано пройти. Точно назначили место встречи: "Кончится год и наступит вечер — Там, на кургане, будет свиданье Тех, кто в скитанье остался жив…" Время летело, время кружилось… Обувь железная износилась, Укоротились посохи нартов, — Стали чуть видны в нартскйх руках. Мерили нарты дальние дали, — Тщетно блуждали, пришли ни с чем… …Долог бескрайний путь Ашамеза, — Стерлось железо его подошв, И превратился посох в обломок. Нарт истомился в долгом пути. Времени счет потерял, бедняга, Тщетно отвага кипит в груди. Вот он к Индылу-реке подходит И не находит капли воды. Русло иссохло, все обгорело, Все пожелтело на берегу. Ветер сухой да каменьев глыбы, Мертвые рыбы на дне пустом. Нету животных, нету растений, И от селений нету следа. Дрогнул скиталец, забыл усталость, Горе и жалость пронзили грудь: "Где ты, свирель, чтоб моей отчизне Здравицей жизни жизнь возвратить?" Как заиграл бы он на свирели — Зазеленели б деревья вновь, Русла наполнились бы водою, Над молодою родной землей Вновь закачались бы тихо злаки, Были бы сладки травы стадам. Нет у него свирели заветной! И безответно скорбит земля, Жаром пылает она в изморе. Горькое горе! Как ей помочь? Сел Ашамез на траву сухую, Песню глухую он затянул: Может быть, горькая песня эта Радость расцвета земле вернет! Тщетно поет он, — все безотрадно На неоглядной родной земле. И замолчал Ашамез уныло, Словно застыла песнь на губах. Сердце у юноши разрывается… И собираются вкруг него Полуживые звери и птицы, Голубь садится к нему на грудь, Львы исхудавшие встали рядом, Жалобным взглядом смотрит медведь, А зареветь — уж давно нет силы… Вот подползает тигр полосатый, Стройный рогатый бредет олень. Все они юношу окружают, Будто желают что-то сказать. А над головою Журавли курлычут, Кличут и кружатся Лебеди и гуси. "Лебеди, гуси, Что ж ваши крылья Сникли в бессилье? Что ж ваши очи Пасмурней ночи?" Два голубокрылых Голубя воркуют. Все тоскуют, молят Нарта о спасенье. Ашамез в смятенье, Ашамез бессилен, На ноги вскочил он И ступил невольно Пяткою на лапку Голубя седого, И сломал он лапку Голубю седому. И сказал крылатый: "Чем же виноват я, Что тебе я сделал?" "Свет не мил мне белый, В слез горючих море Ты прибавил горя". Раздалось тут слово Голубя другого: "Человек невольно Сделал тебе больно. Устали не зная, Бродит он, страдая, Дудочку он ищет; Как в нее засвищет — Станут снова живы Люди, звери, нивы. В славном крае нартском У Емзага-старца Дочь была красива, Хоть горда-спесива. А вот этот витязь, Гляньте, подивитесь, Он владел свирелью, Пел он с доброй целью. Но дракон-губитель, Нартов разоритель, Всем нанес обиду — Выкрал Ахумиду И свирель похитил. Он — всего губитель. Ищут дракона Нарты повсюду. Юноша этот Нарт по рожденью, Всех он добрее, Греет он землю Доброю песней. Звать Ашамезом Этого нарта. Он тонкостанный, Всюду желанный. Где ни пройдет он — Все расцветает, Нивы тучнеют, Полнятся русла. Он оживляет Нартской свирелью Мертвую землю, Он тонкостанный, Всюду желанный. Нарта деянья: Полные воды, Годы обилья, Тучные нивы, Щедрое просо, Росы на травах. Он благороден, Всем он угоден, Нарт тонкостанный, Всюду желанный. Будит медведя От забытья он, С неба и с кручи Тучи сгоняет. Все золотится, Лица сияют. Нарта заслуги Славны повсюду. Первенец Аши Краше всех нартов. Он тонкостанный, Всюду желанный. Ныне он мучим Жгучим страданьем, Горем измаян, Гневом разгневан. Ведаю ныне Я о причине Гнева и боли Доброго нарта: Издавна нартам Враг угрожает, Кружит над ними Ворон бескрылый, Недруг постылый. По свету рыщет, Ищет мгновенья Тенью закрыть бы Нартское солнце. Облик меняя, Случая ждал он, — Вот и дождался… Дерзко похитил Он Ахумиду, Дивной свирели Нартов лишил он, С этой свирелью Он в подземелье Скрылся сегодня. Там, в преисподней, И Ахумида. В мрак тот глубинный Путь есть единый, Нету другого. Там, где земного Края граница, Где закруглится Толща земная, Взор твой увидит Шапку кургана, А на кургане Дерево-диво — Старый чинар. Корни могучи, Скручены в недрах, Ствол неохватен, Есть и дупло в нем, Словно пещера. Ветви раздвинешь — — Вход обнаружишь. Темной дорогой Спуск твой начнется, Словно в колодце Мрачно и сыро, Проблеска света Нету в дороге. Не за что там уцепиться, Сбиться с тропинки страшись! Путь этот — путь неизбежный, Если собьешься — беда! Путь этот — путь семидневный, Гневное сердце смири, Три еще месяца надо Голод и холод терпеть. После трехмесячных странствий В царство дракона придешь, В дальние эти владенья. Там, в заточенье томясь, В черном седьмом подземелье Нартская радость скорбит, В черном седьмом подземелье Замкнут и голос свирели… Этим не кончится путь. Не позабудь, что доныне Кто побывал в той пучине — Не возвращался домой. Но не для смелых преграды, Смертны драконы, хоть злы! Этот дракон ненасытный Любит джигитом скакать, Грабить народ на просторе, — Мало обжоре добра! А как воротится сытым, Спит он семь дней и ночей. Этой порой осторожно Можно пробраться к нему, Можно умелою хваткой, Хитрой догадкой своей Взять у него Ахумиду И дорогую свирель. Сильною мягкостью тигра Выиграть сможешь игру, Грубостью тут не возьмешь ты, Сгинешь, навек пропадешь ты, Если заметят тебя. Помни, что это опасно, Но не напрасно даны Мужу и разум и пламень, — Камень расплавишь умом". Так говорил ему голубь, Над головою кружась. Голуби прочь улетели, В теле же юноши вновь Кровь горячо забурлила, Сила вернулась к нему. Двинулся нетерпеливо Нарт справедливый домой. К нартскому едет кургану, Конь ураганом летит. Нартов собравшихся вместе Вестью ездок поразил: "Ведомо, нарты, мне ныне, Где, как рабыня, в плену Мучается Ахумида, Ведомо мне, где свирель. Надобно без промедленья Ехать в ту дальнюю даль. Время не ждет, отзовитесь, Каждый ли витязь готов?" И отвечал Бадыноко: "Близко ль, далеко ль — иду. Будь рукоять у вселенной — Землю бы я троекратно, Кверху подняв, повернул". Громко ответил Сосруко: "Первое дело, друзья, Пища в тяжелом походе. Я полугодье кормить Вас обещаю в дороге. Ну, и к тому ж, мое тело В пламени закалено, Неуязвимо оно". И Батараз отозвался: "Если б остался во тьме Мир, потерявший светило, Силы б хватило моей Семь беспросветных ночей, Вместо полдневных лучей, Волей своей озарять". Слово промолвил сын Канжа, Доблестный нарт Шауей: "Если усталое небо Солнце на землю уронит, Станет темнеть во вселенной, — В воздух поднявшись высоко, Я во мгновение ока Солнце схвачу, и отдам я Нартам родное светило". Выслушал юноша речи, — Ехать далече, друзья! — И Ашамез их сажает На сухопарых коней. К подвигам нарты готовы, Крепкое слово дают: Труд, и победы, и раны Равно делить меж собой. * * * Много ли, мало ль промчалось Дней и ночей с той поры… Там, где земля закруглялась, Встретился нартам курган. А на кургане Дерево-диво, Дерево-диво — Старый чинар. Корни могучи, Скручены в недрах. Ствол неохватен, Древен и статен. Тут Бадыноко, Бурный, как ветер, Верхние ветви Тронул-раздвинул. Ствол обнажился, Вот и дупло в нем, Словно пещера. Нарты вступают В двери чинара И в подземелье Медленно входят, Тропку находят. Солнца там нету, Нету просвета, Не за что нартам Там уцепиться. С тропки собьешься — Уж не вернешься! Путь семидневный, Мрак беспросветный… Честь Батаразу! Грудь свою витязь Мощной рукою Вдруг рассекает И вынимает Жаркое сердце. Сердце сверкает Светочем ярким. Поднял он сердце Над головою, С темью сражаясь Путь семидневный Нартами пройден. Голод томит их, Жажда палит их, Тяжкая мука! Мудрый Сосруко Муку развеял. Он обещанья Не нарушает — Он из припасов, Матерью данных, Всех оделяет Сытною пищей. Вновь обретают Витязи силы. Вот на исходе Третий их месяц, Вместе подходят Нарты к владеньям Злого дракона: Спит он глубоко — Был он далеко. Тихо, без звука Входит Сосруко К зверю в берлогу; Ищет дорогу, Ищет, находит, Пленницу быстро Освобождает, С ней и свирелью Мчится к собратьям. * * * Радостно нарты Едут обратно. Поздно иль рано, Рано иль поздно Грозно вскипает Страшная буря, Хмуря свирепо Небо и землю, Впрах рассыпая Гордые скалы. Все засверкало, И загудело Лоно земное. "Это за мною Мчится погоня!" — Слышен сквозь бурю Крик Ахумиды. "Эй, не зевайте, Не уступайте!" Тут превратился В крепость стальную Умный Сосруко, Все укрепились В крепости этой. Света не видя, Чудище скачет, По Ахумиде, Верно, тоскует… Биться готовы Нарты с драконом; Тот по заслонам Сыплет удары, Жаром пылая, Искры мелькают. Тщетны удары, Бьется он даром, — Неодолима Крепость стальная. Он и краснеет, Он и бледнеет: Крепость-громада, Чудо-преграда. Гневу дракона Нету предела: "Коль рукоять бы Крепость имела, Крепость бы поднял И дотащил я До преисподней! Будь здесь для глаза Щель небольшая — Крепость бы сразу В прах обратил я!" Тут Бадыноко Крикнул: "Для ока Хочет он щели, Сделаем щелку!" Злобно моргает Черный глазами. Замер в сторонке Да. как рванется, — Плечи-то крепки, — В щепки разнес он Крепость стальную. Взял Ахумиду, Скрылся из виду… Нарты в смятенье, — Зренье затмилось! Но Ашамезу Не до раздумья: Девять могучих Стрел быстролетных Он выпускает, Мутные тучи Сталью пронзает. Смотрят на небо Нарты в смятенье: Черные тени Меж облаками. Издали видно: Двое на землю Падают с неба. У Шауея Конь быстроногий. Наперерез им Витязь взлетает, Ловко хватает Девушку нартов, Рядом сажает — На спину альпу. Видит он тут же Гибель дракона: Вниз головою В бездну летит он. Так возвратилась Вновь к Ашамезу Вестница счастья С дивною властью. И Ахумида В дом возвратилась. Все оживилось: Нарты пируют, В честь Ашамеза— Первенца Аши — Чаши большие Ввысь поднимают. Вот и награда,— Старый тхамада Чашу подносит, Просит отведать. "Хох" восклицает И называет Воином лучшим, Нартом могучим. Славы достоин Юноша-воин, Нарт тонкостанный, Всюду желанный. Нартской свирели Звучные песни Служат народу, Учат природу. Грудь Ашамеза Дышит просторно: Белый — не черный — Кончик свирели Губы целуют. Нету печали, — Звуки умчали Тяжесть былую. Жизнь расцветает, Тает все злое, И над землею Снова обилье. С легким усильем Дунул в свирель он — И запестрели Долы цветами, Русло сухое Стало рекою, Море глубоким, Горе — далеким. Злаки тучнеют, Маки краснеют. Всюду приволье Волею песни. Все это сделал Нарт тонкостанный, Нарт величавый, Доброю славой Ныне увенчан. Песней чудесной И благородной Славе народной Юноша служит.

Песнь об Ахумиде и Ашамезе

Ранней звездою сверкает, Всех красотой затмевает. Лик ее — солнцу подобен, Стан ее с тополем сходен. Славится кожею нежной, Умной, прилежной слывет. От женихов нет отбою, Ходят толпою за ней. Девушка всех отвергает, Но Ашамез рассуждает: "Чем бы я ей не жених? Я не из тех, кто в жилище Робким, как нищий, идет. Не пожелает — откажет, Рта не завяжет — скажу! Лишь свысока пусть не смотрит, За простака не сочтет, Не нарушаю приличья, Свято обычай блюду". В дом он вошел к Ахумиде, Слуги, увидя его, Так доложили о госте: "Знатный приезжий там ждет, Редко, мы видели краше, Это сын Аши — юнец, Славный делами своими, Имя его Ашамез". Но обернулась невеста Ветром колючим сухим, Знойным и жгучим дыханьем Землю вокруг обожгла, Выжгла и воды и злаки, Вянет во мраке земля. Взял Ашамез справедливый Жизни источник — свирель, Тихо запел свой счастливый, Свой задушевный напев. Он на свирели играет, И оживает земля, Долы, поля расцветают, Вновь улыбаются лица, Веселы звери и птицы, Снова струится река. Не унялась Ахумида: Шлет Ашамезу она Горсточку шерсти овечьей Вместе с лозинкой сухой. Принял он дар Ахумиды И, поразмыслив, ответил: "Ни скотоводом я не был, Ни садоводом я не был, Если ж ты требуешь стада — — Взглядом окинь этот луг, Хочешь цветов и деревьев — Выйди во двор, погляди!" Вышла во двор Ахумида, Видит — отары на склонах, Двор весь в зеленых кустах, Яблоками золотыми Ветви деревьев полны. Тут она в дом поспешила, Столик треногий накрыла, Миску с похлебкой взяла. Хлеба нарезала крупно, Хлеб из муки просяной, В вареве, будто глазки, Плавают жира кружки. Передала со слугою Вместе с едою загадку: "Хоть полнолунье сегодня, А в преисподней светлей. В тучах все звездное небо…" Юноша принял даянье, Иносказанью в ответ: "Тут одного нехватает, — Плетка твоя неисправна, Главного нет — ремешка! Да и потемки сегодня, Впрямь в преисподней светлей, В небе не видны светила, Знать, пол-луны отхватило Острым мечом в небесах". Передал хитрое слово Быстро, толково слуга. Смотрит невеста на столик: Столько ли было еды? Хлеба всего половина, В миске не видно кружков… И на слугу рассердилась, Разгорячилась она. Нарту ж сказала сердито: "Ежели не из самшита Плетки твоей рукоять, Можно ль считать ее плеткой?! Шея коня, как у гуся, Не разберусь я в тебе, Кто ты: петух иль сова? Чья у тебя голова? Ежели ты петушок, То ремешок для чего же?" Смотрит на девушку нарт И отвечает ей кротко: "Плетка моя — это плетка; Как вышиваешь ты шелком — С толком я плеткой владею. Вот рукоять из самшита, Крепки копыта коня, Шея его не с гусиной, А с лебединою схожа, Многих дороже мне альп! Я не похож на сову, — Нартом слыву не последним. Птицей летаю я ранней, Быстрою ланью бегу. Зверем не рыскал в округе, — Доброй подруги искал!" Не унялась Ахумида, Меткие мечет слова: "А, если плетка отменна, И рукоять из самшита, Крепки копыта коня, Шей его не с гусиной, А с лебединою схожа, Нету дороже коня, Если с совой ты не сходен, И благороден и смел, — Стало-быть все в твоей силе, Съезди к верховьям Индыла, В дальние дали скачи, И из парчи привези мне Дивной голубки наряд!" Быстро вскочивши на альпа, Вдаль поскакал Ашамез. Вот они, полные воды! Брода не ищет ездок, Едет полями, лесами, Видит он пламя кругом. Пламенем неопалимый, Неутомимо вперед Едет он и попадает В грозно ревущую бурю! Скрючились черные ветки, Ветер деревья, как травы, Рвет из горячей земли, Скалы с дороги сметает. Ливень сменяет метель, Лютым трескучим морозом Лозам природа грозит, Реки вокруг обмелели. И о свирели своей Вспомнил ездок благородный, Дудку к устам приложил. Звонкий напев разливается — Преображается мир, Уж не лежит опаленной,— Стала зеленой земля. Едет к верховью наездник И у верховья реки Видит высокую гору, Взору открылась на ней Хижина чья-то простая. К стае сквозных облаков Тянется крепкий, ветвистый Зеленолистый чинар. А на чинаре высоком Свито гнездо, а в гнезде Башня, а в башне с голубкой Девушка тихо живет. Дивно голубки обличье, Платье не птичье на ней, — Платье на ней из парчи. Каждое утро к Индылу, Крылья расправив свои, Эта голубка слетает, — Любит купаться она. И Ашамез со свирелью Утром в ущелье пришел, Выследил юноша птицу: Скоро спуститься должна! Птица полет замедляет И оставляет в траве Дивный наряд свой парчовый. Нарт тонкобровый спешит, Яркое платье хватает, Платье блистает зарей. Юноша в край свой вернулся, Платье невесте привез. Платья не хочет невеста, Вместо того говорит: "Ты, Ашамез тонкостанный, Всюду желанный ты гость. Зря ты скакал так далеко, Зря добывал мне наряд, Платья мне вовсе не надо, — Верность твоя мне нужна. Нужен жених мне бесстрашный, Любящий землю свою, Нужен жених справедливый, А не спесивый бахвал. Чтоб его звездные очи В отчем сияли дому, Чтобы скалой из гранита Слава джигита была. Меч был бы молнией грозной, И смертоносной змеей; Нужен мне тот, кто в походе Думает лишь о народе, Тот, кто путем благородным Вместе с народом идет, Тот, кто зовется мужчиной, Силою львиной силен, Сердцем же чист, словно голубь, Голову сложит свою За дорогую отчизну, За изобилье земли. Нужен мне великодушный, Сердцу послушный жених, Чтоб его песне внимали Добрые дали страны, Шли к нему люди и звери, Накрепко веря ему. Вот какой витязь мне нужен,— Суженый мой — это ты! Ты, Ашамез тонкостанный, Сердцу желанный герой". Так она сердце раскрыла, Гордость свою позабыла. Так Ашамез с Ахумидой Счастье свое обрели.

СКАЗАНИЕ О НАРТЕ БАТАРАЗЕ

Нарт Химиш

Сильным и храбрым считался Химиш среди нартов, но он сторонился других и всюду любил ездить один. Однажды отправился одинокий всадник на охоту. Долго не было удачи охотнику, но вдруг увидел Химиш издали оленя. Стрелять из лука не было нужды, потому что олень сам несся навстречу охотнику; когда же Химиш натянул тетиву, он заметил маленького человечка, скачущего верхом на зайце. Заячий всадник проскочил между ног Химишева коня и метнулся к оленю. Удивился Химиш: отчего это олень мигом упал замертво? Когда нарт подъехал ближе, маленький человечек, быстро и ловко содрав оленью шкуру, разделывал тушу добычи.

— С удачной охотой! — приветствовал его Хи миш.

— Желаю и тебе удачи! Будь гостем: нежданное угощение слаще всего, — ответил человечек, почти тельно встал и взял коня Химиша.

Спешившись, Химиш сказал:

— Я видел, как ты и олень бежали друг другу на встречу, но я не знаю, отчего пал олень.

— Это моя стрела угодила ему в самое сердце. Я угощу тебя свежим мясом, — сказал заячий всад ник и повел Химиша к себе в гости.

С трудом влез Химиш в маленькое жилище, которое оказалось внутри светлым и просторным. Это было жилище испов. Нарты говаривали о народе испов: "Головы у них маловато, а хвоста многовато". Когда-то это маленькое племя было сильным и славилось своей хитростью. Немало тревог и огорчений доставляли нартам испы, но в последнее время они ослабели, перестали быть опасными и нарты редко о них вспоминали.

Из этого племени и был человечек, пригласивший к себе Химиша. Он знал о силе и храбрости своего гостя и счел великим счастьем принять у себя знаменитого нарта. Яств и сано у него было достаточно, а обычай был таков: если гость вошел в дом — он должен гостить не меньше трех дней и трех ночей.

Химиш остался и на другой день. Хозяин отправился в поход и приказал своей дочери заботиться о госте, чтобы тот не скучал.

Маленькая красавица послушно исполнила наказ отца, да и по душе ей был красивый и почтительный нарт. Недолго они были вместе, но очень приглянулись друг другу.

— Послушай, девушка, — сказал Химиш, — я тебя полюбил, выходи за меня замуж…

Девушка подумала и ответила:

— Хоть и мала я ростом, но любовь в моем сердце велика. Я буду тебе верной женой, только за помни: если ты когда-нибудь, хоть в шутку, попрек нешь меня моим малым ростом и назовешь меня "ра зиней-недоростком", то больше не считай меня своей женой.

Химиш охотно согласился, съездил домой, а воротясь, женился на красавице с дозволения ее обрадованного отца.