Нарушая запреты
Шрифт:
Переворачиваю смартфон экраном вниз и прячу под раскрытую книгу.
Вместо того, чтобы слушать преподавателя, я написала "инкогнито", который только что жестко облажался.
Это Дамиан. Я знала это всегда.
С первой же секунды поняла.
Поэтому он ни разу не предложил записать мне свой номер телефона и ни разу не спросил мой. Он его и так знал.
После разговора с Игнатом в столовой я была словно сама не своя, потому что его слова словно пощечины — точные, хлесткие и очень больные. "Ему нужно только одно… Он обязательно уедет… Не сделай глупость, о которой потом пожалеешь".
Они заставили меня малодушно сомневаться, и поэтому я решила написать.
И не пожалела.
Он честен со мной. Он меня любит. Я сделала правильный выбор.
Сегодня ветрено, но не слишком, море красиво покрыто белыми барашками волн. Вдалеке торчит старый маяк, а еще край порта и гиганты-танкеры словно голодные студенты в очереди у свободной кассы. Только в отличие от студентов они величественные и спокойные.
— Красиво у вас тут все-таки, — произносит Дамиан, как обычно ощутив мое присутствие спиной.
Накинув капюшон, встаю рядом — Дам обнимает меня за плечо и прижимает к себе.
— Ты же специально "ошибся", да? — спрашиваю, глядя в даль. Огни маяка — словно безмолвный сигнал, что лучшее впереди. Нужно просто идти к своей цели, не отклоняться от курса не смотря ни на что. — Никакой это не Т9.
Он улыбается, с высоты своего небольшого роста я этого, конечно, не вижу, но прекрасно ощущаю.
— В переписке проще говорить о чувствах.
— Ты никому не признавался в любви раньше?
— Нет.
— Да ладно? — поднимаю голову и ловлю его взгляд. — Мне казалось, ты весь такой из себя самоуверенный мачо.
— Так и есть. Только с любовью не складывалось.
— Ты неисправим, — не могу не улыбнуться. — А как ты понял, что это я? Ну, когда мы только начали переписываться.
— Это было несложно — номер я успел дать только твоей подружке, больше никому в этом городе. Она записала его на визитной карточке бара. А та девушка, незнакомка по переписке, сказала мне, что нашла в кармане визитку. Я успел заметить, что у вас с подругой одинаковые куртки.
— Ийя просто перепутала в спешке карманы… — наконец до меня доходит.
— Она не в курсе, да? Ну, что мы с тобой вместе.
Вместе.
Всего одно слово произнесенное им, и за моей спиной будто бы вырастают крылья.
— Нет, не в курсе. Ума не приложу, как ей сказать о нас.
— Рано или поздно она все равно узнает.
— Дам, ты ведь не уедешь обратно в свой Лондон, правда? — может, вопрос не к месту и вообще… но после утренних слов Игната он давит, гложет не переставая. — Не бросишь меня здесь одну? Поклянись, что не бросишь! Я с ума схожу от мысли, что все это может закончиться. Я этого просто не переживу! Прости… я несу полную чушь, да? Я такая идиотка.
— Не смей оскорблять мою любимую девушку.
Я всхлипываю от переизбытка чувств и утыкаюсь носом ему в грудь.
— Мы будем всегда вместе, слышишь? Ну ты чего, — утешает он прижимая меня к себе, и в его тоне столько непоколебимой уверенности.
— Обещаешь?
— Я никогда не нарушаю слово.
— Так ты не уедешь?
— Нет, без тебя не уеду.
— А эти люди… они точно тебя не найдут? Они же угрожали твоему отцу, брату. Оставят ли они тебя в покое? Вас всех? Или так и будешь жить словно на пороховой бочке?
Он размышляет, и мне страшно от того, о чем именно. А потом приподнимает большим пальцем мой подбородок.
— Не думай об этом, хорошо? Зачем забивать голову какими-то "если". Пойдем лучше погуляем?
И мы идем гулять, оставив сомнения и тонну вопросов за спиной. Еще не зная, что совсем скоро все круто изменится.
Когда возвращаюсь домой, вижу в коридоре обувь отчима — его выписали из больницы. Он все еще не спит, в гостиной горит свет, а время хорошо за полночь.
Внутренности словно льдом сковывает, я точно знаю, что сейчас будет. Я безбожно, вопиюще сильно опоздала!
Собираюсь тенью проскочить в свою комнату, надеясь, что он не слышал, как я открывала входную дверь. Но увы — он появляется в дверном проеме. На заросшем седой щетиной лице внушительные гематомы, нога перебинтована от бедра до стопы, в руках костыли.
Понимаю, что при всем желании он не сможет сейчас наказать меня как-то физически, но страшно от этого меньше не становится.
Предвижу оскорбления, угрозы, мат — все то, что регулярно слышу в свой адрес многие годы, но он на удивление ничего не говорит. Просто сканирует меня пристальным нечитаемым взглядом и, стуча костылями по деревянному полу, медленно скрывается на кухне.
Сказать, что я в шоке, это не сказать ничего. Списываю все на действие успокоительных, что ему там кололи и, не веря своему счастью, закрываюсь в своей комнате.
Ну нет, не может быть такого. Чтобы человек вот так внезапно, словно по щелчку, стал другим. Наверняка утром отыграется как следует.
Но когда наступает утро, и я перед уходом в колледж захожу на кухню, он уже сидит за столом. Но на меня демонстративно не смотрит.
Ни брюзжания "где ты вчера шлялась допоздна", ни морального давления. Ни-че-го.
Наконец-то, спустя столько лет морального террора, он от меня отстал.
Забегая наперед, скажу — с этого дня он больше никогда не трогал ни меня, ни маму с Артемкой. Да и жить ему оставалось тогда уже недолго.
Часть 20