Нас просто не было

Дюжева Маргарита

– У одного сын – глава крупного филиала банка. У другого – открыл сеть магазинов. У третьего дочь домохозяйка, которая к 25 родила ему трех внуков! И я стою, краснею, потому что сказать нечего! У меня одна единственная дочь, на которую была вся надежда, и что толку? Ни карьеры, ни внуков. Ничего! Я оплатил тебе учебу в ВУЗе. Что в итоге? Ты еле вытянула на троешный диплом, проходив на грани отчисления весь срок обучения.

– Пап, они просто хотели, чтоб ты больше платил, – промямлила я, – поэтому специально заваливали меня.

– Правда? Прямо валили,

не покладая рук, а ты бедняга ночи напролет над учебниками корпела? – припечатал он, – ладно, получила ты этот диплом, филькину грамоту, и что дальше? Уже три года ты ни черта не делаешь!

От его тона я вся сжалась в комочек, мечтая стать невидимой.

– Кроме гулянок и шмоток тебя вообще ничего не интересует! У тебя хоть хобби есть какое-нибудь? – в его голосе сквозило такое презрение, что я буквально чувствовала его кожей.

– Я фотографирую… – начала оправдываться, но была безжалостно перебита.

– Ты имела ввиду, что купила безумно дорогой фотоаппарат, который пылится в шкафу? Или может твои фотки в соц.сетях, где ты выставляешь тарелки с едой или свои наманикюренные ногти? Отличное хобби, ничего не скажешь, – его слова колоколом гудели в ушах. Когда он злился, то не жалел чувства собеседника, и ему было плевать кто перед ним: деловой партнер или собственная дочь.

– Пап, – обиженно начала я.

– Что пап? Что? Неужели тебе нравится вот такая жизнь беспросветного овоща? Целей нет, стремлений нет, даже отношений прочных и то нет. На что ты рассчитываешь? Что будешь вот так мотыльком, пустоголовой стрекозой порхать всю жизнь за мой счет?

Про деньги заговорит, значит совсем все плохо. Сейчас начнет попрекать куском хлеба.

– А может ты на Карину свою ненаглядную равняешься? Зря. Знаешь в чем между вами разница? Ты – единственная дочь, на которую возложены определенные моральные обязательства перед семьей, а она пятый ребенок, долгожданная поздняя девочка. И ее папаша, имея четырех преуспевающих сыновей, может себе позволить с умилением смотреть на все ее выходки, и позволять делать, что душе угодно. Так вот, я – не он, а ты – не Карина. И мне весь этот бардак, в который ты превратила свою жизнь, надоел. Тебе сейчас сколько? Двадцать пять?

– Вообще-то двадцать три! – обиделась я.

– Не велика разница, – отмахнулся он от моего задетого самолюбия, – самое время браться за ум, пока еще есть возможность.

Обязательно, вот прямо сейчас как возьмусь покрепче…

– Я требую, чтобы ты или нашла работу или завела семью. И тот и другой вариант меня устроит, – огорошил он меня прямым безапелляционным заявлением.

Я поперхнулась и удивленно уставилась на отца. Красивый, породистый мужик, которого не портили ни морщинки вокруг глаз, ни серебро седины на висках. В отличной форме для своих пятидесяти лет. Безупречно одет, с иголочки. Ум холодный, расчетливый… и такие несуразные глупости иногда выдает.

Я с трудом сглотнула, чувствуя себя букашкой под его взглядом, и опусти взгляд на свои руки. Так, Кристина Алексеевна, успокаиваемся, включаем дочернюю покорность и тихо сваливаем отсюда. Ждем, пока его отпускает "родительский приступ" и живем дальше своей жизнью.

– Хорошо, пап, – смиренно проблеяла, все также не поднимая взгляда, – я буду работать над этой проблемой.

– Правда? И когда начнутся работы? – сарказм в его голосе показывал, что мне он не поверил, – через неделю? Месяц? Год? Пять лет? А может к своему пятидесятилетию?

– В самое ближайшее время, – пламенно заверила я его.

– Во-о-о-т, – протянул он, – молодец. Это уже серьезный разговор.

Я вскинула на него ничего непонимающий взгляд. Его интонация мне не понравилась, что-то было не так, неправильно.

– И чтобы поддержать тебя в твоем яростном неудержимом стремлении найти работу или мужа, – продолжал он, глядя на меня не моргая, словно королевская кобра, – я урезаю твое ежемесячное содержание.

Отлично! Вот только этого мне не хватало! Пару раз он уже применял такие меры, и, скажу прямо, приятного в этом мало.

– И насколько? – постаралась поинтересоваться как можно более спокойно, чтобы голос от обиды и негодования не дрожал.

– Начиная с этого момента, и до тех пор, пока не выполнишь одно из этих двух требований. Все равно какое, выбирай сама. Ты будешь получать от меня двадцать тысяч рублей в месяц.

СКОЛЬКО? Он шутит да?

Уже не пытаясь сдержать изумление, уставилась на отца, открыв рот:

– Двадцать тысяч? – сипло переспросила, надеясь, что все-таки мне послышалось.

– Да, – он с готовностью кивнул, – двадцать тысяч рублей.

– Да, на такие деньги не прожить! Ты смерти моей голодной хочешь?

– Ошибаешься, дорогая моя дочь. Для нашего города это нормальная зарплата, многие получают меньше. Люди на такие деньги живут, детей растят, отдыхать ездят. Так что это вполне достойная сумма.

Чего в ней достойного? Да я за одну ночь могу столько спустить! Меня туфли в магазине ждут и то дороже! Блиииииин.

– Как только я узнаю, что ты работаешь, причем не для вида, а на самом деле, я восстановлю твое содержание в полном размере. Если после этого бросишь работу, опять урежу. И не дай Бог, я узнаю, что ты пилильщицей ногтей работаешь! Ищи что-то достойное, пусть с небольшой зарплатой, но с возможными перспективами. То же самое с семьей. Находишь мужа, живете крепкой дружной семьей, и я опять-таки восстанавливаю твое обеспечение. Все просто.

– И где я эту работу, по-твоему, должна найти? – чувствую, как внутри ворочается истерика.

– Где хочешь. Я предлагал тебе десятки вариантов, но ты отказывалась. Так что теперь и палец о палец не ударю. Справляйся сама.

Сижу перед ним и чувствую, будто попала в западню, из которой так просто не выбраться. Ведь не шутит. Ни грамма. Ни капельки. Абсолютно серьезен, собран и решителен. Это четкое, продуманное решение, а не всплеск эмоций, как я сначала решила.

– Если с работой не справишься, то ищи мужа. Ты красивая, так что проблем, я думаю, не возникнет.