Нас с тобой трое
Шрифт:
— Можно и так сказать, — без всяких интонаций отозвалась Лиза.
— Я всегда говорила, что такие, как он, всегда возвращаются к женам…
— Он умер, Маш. Попал под машину.
Тимур даже пожалел в эту минуту, что так и не научился курить. Представив, как он спустился бы со своего второго этажа вниз, закурил бы от Лизиной сигареты и сказал бы этой неизвестной ему Маше: «Я сын профессора… Теперь я вместо него».
Какая гнусная гадость оплетала его горло.
— Умер и умер, — сказала Маша без всякого сожаления. —
— Ты даже ни разу его не видела!
— Зато много о нем слышала… Не плачь, о мертвых либо ничего… Расскажи, как твоя бабушка?
— Всё также, — Тимур услышал улыбку в голосе Лизы, — шастает целыми днями по улицам, как бродячая кошка! Домой приходит только спать. Не бабушка, а пилигрим какой-то, честное слово. Теперь она всё, что у меня есть.
— У тебя никого другого и не было, — сердито отозвалась Маша. — Лиза, честное слово, если ты сейчас впадешь в затяжной траур, я тебя лично отправлю к психиатру. Ты из тех, кто превыше всего на свете любит страдания?
— Машка, перестань нести чепуху, — рассмеялась Лиза и затушила окурок. — Превыше всего я люблю шампанское. Пойдем, у нас там пузырьки выдыхаются.
Шаркая шлепанцами по асфальту, они вошли в подъезд. Хлопнула тяжелая дверь, и все стихло.
Ощущая себя Андреем Болконским, подслушивающим юную Наташу, Тимур осторожно закрыл окно.
Что он знал о Лизе и её жизни? Она всегда появлялась как-то сама по себе, как будто возникала из космоса. Как будто у неё не было никаких родственников и друзей.
Бабушка-бродяга? Серьезно? И больше никого?
Сумасшедшая Лиззи, связавшаяся с престарелым женатиком?
Почему она не могла найти себе какую-нибудь посредственность, выйти за эту посредственность замуж и родить ребенка? Или отчего не стала типичным синим чулком, которых полным-полно среди преподавателей кафедры?
Но нет — её притянул к себе тот неуловимый свет, который исходил от его проклятого отца.
Свет блуждающих огоньков, заманивающих неосторожных путников в болото.
Лиза заявилась через несколько дней сама, не дождавшись воскресенья, о котором они договорились.
Позвонила в дверь в семь утра, и Тимур, который только уже допивал свой кофе и собирался выходить на работу, увидел на пороге взъерошенную, какую-то потрясенную даже женщину вопреки традиции изменившей ситцевому халату с махровым банным. Один глаз у неё был густо накрашен, второй — нет.
— Тимур, — сказала она, — мне тоже позвонили. Какая-то сумасшедшая, я не понимаю. Она спрашивала, как осмелилась я явиться в ваш дом… И не желаю ли я себя наказать за свои пороки…
— Как наказать? — спросил Тимур.
Эта
— Я не знаю, — ответила она растерянно. — Какая разница?
— Действительно, — пробормотал Тимур. — Хотите кофе, Лиза?
Она поежилась.
— Нет, — сказала Лиза. — Мне надо собираться на работу. Я просто растерялась. Прости, что вломилась к тебе так рано…
— Ничего, — вежливо ответил Тимур. — Подождите секунду.
Он вымыл чашку из-под кофе и взял пиджак.
— Я подожду, пока вы соберетесь. Провожу вас до универа.
Вместе они поднялись в квартиру Лизы.
На кухонном столе была разбросана косметика, на плите подпрыгивал вовсю кипящий чайник.
— Вы напугались, что ли? — спросил Тимур, выключая чайник.
Его невозмутимая мать на такие звонки реагировала куда спокойнее, впрочем, ей и стыдиться было нечего.
Губы Лизы запрыгали, как по команде.
— Я сначала не поняла ничего! Может номером ошиблись, или ненормальная какая. Она сказала, что я всего лишь пиявка, а Руслан просто не знал, как от меня отделаться. Что я бесстыдная…
— Конечно, — сказал Тимур. — Бесстыдная пиявка, о чем тут плакать? Докрашивайте свой левый глаз быстрее, а то мы оба опоздаем на работу.
Лиза посмотрела на него с возмущением и злостью, а потом фыркнула и вернулась к макияжу.
— Чем вы завтракаете? — спросил Тимур.
— Чем придется, — сказала она, сосредоточившись на стрелке на веке. Её руки ощутимо дрожали, и стрелка красивой не получалось. Лиза шипела и приглушенно ругалась. Тимур нашёл в холодильнике яйца с молоком, начал взбивать омлет.
— Лиза, — спросил он, — какая у вас семья?
Она стерла кривую стрелку и приступила к новой.
— Блуждающая, — ответила Лиза с досадой. — Бабушка знатный пешеход!
— А родители, братья-сестры?
— Нет-нет, ничего такого. Мы давно только с бабушкой.
— Она знает про ваш роман?
— О, — Лиза улыбнулась. — Они с Русланом обожали друг друга. Ужасные сплетники! За карточной игрой могли перемыть кости всему универу. Её не очень волновали всякие условности.
— Такие, как моя мама и мы с Ингой?
— Она называла тебя кудрявым барашком. Серьёзно, как ты выпрямляешь волосы?
— Мы знакомы с твоей бабушкой?
— В одностороннем порядке. Она видела тебя на фотографиях. Ну помнишь, когда ты был маленьким, у Руслана была приятельница. Нина? Надя? Она много вас фотографировала. Потом куда-то уехала. То ли на Байкал, то ли на Амур. Руслан обожал её фотографии и всем раздавал. Говорил, что в её объективе создаётся новая реальность.
— Нинель, — медленно произнёс Тимур. — Отец называл её так. Странная, я боялся её. Она была ужасно едкой. Мама говорила: ядовитая Нинель. Я и забыл совсем.