Нас возвышающий обман
Шрифт:
– У мальчика определенно талант к гербологии, – вмешалась Помона Стебль.
– Поздравляю, значит, он не полная бездарность! Он сможет вежливо общаться с мандрагорами, возможно, на него они не будут орать. Хотя, вероятно, эти уроки могли бы помочь Поттеру — научить его уважать старших. Впрочем, он мало обучаем.
– Северус, вы могли и не выказывать столь открыто свое отношение к мальчику.
– Профессор, оно ни для кого не является секретом. К тому же Блэк успел окончательно испортить мальчишку!
– Северус!
– Селена, я не собираюсь
– Профессор МакГонагалл, я согласна.
– Дорогая, – расплылась в улыбке Минерва, – это первая чудесная новость за сегодняшний день.
– Ты это делаешь мне назло?
– Северус, почему назло? Я просто хочу помочь. Тебе незнакомо это желание?
– Разве нет? Разве не я бродил с тобой ночью по зимнему лесу в поисках твоего грима? Или ты думаешь, мне просто нечем было заняться?!
Девушка замолчала. Что-то было в его глазах такое... Она не могла себе объяснить. С тех пор как Сириус сбежал во второй раз, она больше не видела мужа, разве только во сне. А Снейп постоянно был рядом: навещал Лили каждый день, играл с ней, учил ее. Оставался на ужин, довольный тем, что в отсутствие крестного Гарри уже второе лето подряд проводил с Дурслями. Хотя его родственники соглашались приютить мальчика не более, чем на месяц, полагая, что все остальное время он может проводить и с семьей Блэка. Прочие обстоятельства мало их интересовали.
Для Снейпа же эти недели были самими счастливыми. Ему казалось — пусть это была только иллюзия — что у него появилась семья, где его ждали, любили, где он был интересен. Селена всегда улыбалась, когда он приходил. Просила остаться, если он торопился. Лили не отходила от крестного. Возможно, будь все иначе, и у него была бы такая же семья...
И вот две недели назад вернулся Поттер. Вечно недовольный, вечно обвиняющий всех вокруг в своих страданиях, требующий немедленно отыскать Петтигрю, вернуть Сириуса домой. Мальчику не нравилось, что Снейп так часто навещает Блэков в отсутствие главы семьи. Открыто возражать он не мог, но постоянно маячил за спиной профессора как немой укор.
– Прости, я не хочу обижать тебя...
Селена протянула к нему руку, но не решилась прикоснуться. Он тоже не сделал ни шага навстречу, и ее рука повисла в воздухе, как знак ее мольбы. Девушка была уверена, что он снова съязвит что-то в ответ, но он просто ответил:
– Так не обижай.
*
Семенящую фигуру в балахоне здесь бы приняли за бродягу. Очки, борода. Состарившееся дитя цветов. Цветы завяли и оставили после себя редкие пластинки, яркие плакаты, хиты, гитарные струны и путешествия в недра собственного я. Там были кошмары, перекошенные лица, эйфория, вспышки и радуги, евшие глаза.
Над крышами уже робкий свет заходящей ночи. За спиной добрехивает пес. А впереди тишина-река и витой мост прямо в туман.
Дамблдор посмотрел через перила. Павший желтый лист середины лета вертко скользнул в водовороте и выплыл уже у него за спиной. Маг прислушался. Рыбы долбили своими тупыми рылами илистое дно. В прибрежных ивах едва-едва
Ну вот. Теперь другое дело, теперь то, что надо. Шаги гномов. Люди спят крепко, и для них самая пора. За топотом и скрипом тележек пошла насущная болтовня о кротах и подкопах.
Теперь слушай внимательно. Песенка про старый дом, где амбар с ячменем, где мышь веселится, и всякая птица, и с гномом она пришла поделиться…
Иди на голос. Маг сам стал незаметнее тени. И песенка про амбар все ближе, и ячмень сперва цвел, потом гнул колос, потом услыхал жнеца громкий голос…
Ох! Чуть не выдал себя! Чуть не налетел! Гном с песней и тележкой юркнул под куст бузины на пустыре.
Бравый ячмень, солдатский ячмень, коль не эль, так есть что покрепче, что без ячменя не сварить ни…
А вот тут остановись. Ищи. Ищи скорее. Утренние тени шепчут все тише, тише. Гаснет ночь, и выходит в мир большое светило. Ищи. Ищи скорее. Он! На шапке цветущего тысячелистника догорающий светляк.
Дамблдор аккуратно срезал упрямый стебель. Светляк не упал. И начал разгораться. Ярче, ярче. Маг взмахнул цветком и увидел перед собой фасад старого дома.
Полупрозрачный, он обретал цвет и прочность и скоро стал тяжелой кладкой прошлого века. Вместо звонка – на двери железный молоток – львиная лапа. Мокрая от росы.
Дамблдор взял ее аккуратно двумя пальцами. Нужно было собраться с мыслями. С чего все же ему начать? Он слишком долго не видел хозяина этого дома. Слишком, непростительно долго, попрекаемого всеми за скверный нрав, пристрастие к виски и моряцкую брань.
Нужно собраться с мыслями. Нужно уже постучать. Нужно…
– Кто там?!
Но разве он успел ударить львиной лапой?
– Кто там в такую рань?! Проваливай к дементорам! Или мне помочь?
– Мистер Грюм, прошу прощения…
– Просила лисицу курица… Что надо?
– Мистер Грюм, вероятно, вы меня не узнали, это профессор Дамблдор. Вы, я вижу, не ждали гостей.
Старый маг машинально тянулся к маленькому решетчатому окошку в двери.
– Какой еще Драмбалдур?!
– Мистер Грюм, вы забываетесь…
– Альбус, ты, что ли?!
– Аластор! Великий Мерлин! Насилу ты пришел в себя! Ты спишь крепче, чем положено в наше время мракоборцу.
– А кто сказал, что я мракоборец?
– И не только мракоборец, но и профессор. Будущий профессор Грюм! Если вдруг тебе интересно…
– Тихо. Не ори на всю округу. Оглядись.
– Аластор?
– Никого на хвосте не принес?
– Полагаю, что не должен был…
– Тогда заваливай, чего под дверью торчать.
Один за другим щелкнули три замка. Дверь подалась, будто от сквозняка.
– Заваливай, говорю.
– Мне закрыть за собой?
Дамблдор вошел в полутемный коридор с оленьими рогами, маленьким комодом и пыльным абажуром. За спиной грохнуло, и затрещали заведенные магией ржавые пружины.
Навстречу директору Хогвартса, бухая железной ногой, вышел человек с зажженной лампой. В другой руке зажата волшебная палочка.