Насекомые вокруг нас
Шрифт:
В жилье человека певец питается ничтожными крохами, оброненными на пол. Он скрытен, пуглив и не попадается на глаза, никому не мешает, ничему не вредит, — только поет исправно и прилежно, услаждая слух. Одним словом, милый, скромный, крошечный музыкант!
Всегда думалось: наверное, сверчку хорошо переживать лютую зиму в теплом жилище человека, и тот для него друг. Но все оказалось иначе…
К весне веселые музыканты наших домов почему-то смолкают. Вспоминается короткое и выразительное стихотворение Мары Гриезане:
Жил у бабушки сверчок — ЛакированныйПочему же сверчки перестают петь до пробуждения природы? Об этом никто не задумывался…
Институт защиты растений в Алма-Ате — светлое и просторное современное здание, недавно построенное на краю города. Вокруг — поля, сады, а летними вечерами — громкий сверчковый хор.
Осенью, когда пожелтели поля, опали листья с деревьев, насекомые попрятались на зиму. Сверчковое племя — малыши, шустрые, длинноусые, головастые, с едва заметными зачатками крыльев, тоже попряталось.
Каждое насекомое проводит зиму в определенной стадии развития: яичком, личинкой или взрослым. Сверчок в природе встречает зиму совсем молоденьким, вполовину меньше взрослого. Вот почему ранней весной в поле не услышишь его жизнерадостной песни. Он еще мал. Взрослым сверчок становится только к концу весны или даже к началу лета. В жилище человека поселяется только на зиму. Летом — это вольный житель поля. Но, попав зимой в теплое помещение, он будто летом продолжает развиваться. А потому долгие зимние ночи — пора сверчковых песен.
Многие сверчки забирались на зиму в здание института. В своей лаборатории я часто видел их чуткие усики, высовывавшиеся из щелки, или замечал быстрый скок на середину комнаты и поспешное бегство.
Я подбрасывал в дальний угол для сверчков еду: крошки хлеба, кусочки сыра. Ставил плошку с водой или с молоком. Сверчки нашли лазы в комнату не только через щель под дверью, но и по системе вентиляционных ходов, по щелям возле труб отопления. Но пели в моей лаборатории только два музыканта — и в строго определенных местах, своих собственных, наверное, отвоеванных в борьбе. Другие забредали сюда как в столовую. Видно, каждый имел свою обитель, «свой шесток», где и разыгрывал трели. Между певцами бродили привлекаемые серенадами самочки. Очень осторожные и готовые каждую секунду к бегству.
Солнце все чаще заглядывало в окно лаборатории. Наступила весна. Что же со сверчками? Что-то неладное творилось с самочками. Их стройный яйцеклад, похожий на шпагу я не узнавал: вместо него было несколько торчащих в разные стороны волосинок. В чем же дело? Самки не нашли привычной влажной земли, чтобы отложить в нее яички, и поранили яйцеклады о паркет, о цементный пол, о железобетонные перекрытия. Разбросанные по щелям яички высохли. Да и самих кавалеров меньше стало и не столь звучны и мелодичны их песни. Я всюду находил в укромных местах высохшие трупики. Человеческое жилище оказалось обманным для них. Не стоило в него забираться на зиму. Оно — причина сверчковой трагедии.
Жаль сверчков, жаль, что веками установившиеся правила их жизни так неладно сошлись с обычаями человека. Может быть, им помочь? Ведь этих насекомых нетрудно разводить в неволе!
Все, что я рассказал о жизни сверчков, наблюдаемой мной в Институте защиты растений, было опубликовано
Читатель Л. из города Мытищи Московской области написал: «…Мы в этом году получили квартиру, и вдруг на пятом этаже запел сверчок. Мы были приятно поражены и по ночам с удовольствием его слушаем, но очень жалеем, узнав, что он скоро погибнет. Напишите, как его спасти?..»
Из Магнитогорска Челябинской области прислал письмо товарищ П. В нем есть такие строки: «Вспомнил я свое детство, которое протекало в глухой деревеньке в живописном уголке Южного Урала. Помню, как я сладко засыпал под тихую и приятную мелодию сверчка!!! Нет, это несравнимо ни с какими самыми разрекламированными снотворными! Мелодия сверчка — это ведь дар природы, данный человеку для того, чтобы он забывал дневные тревоги».
Многие просили сообщить меня, как воспитывать сверчков, чем их кормить и т. п.
Только одна читательница А. из Ленинграда оказалась иного мнения о сверчках, письмо ее было сердитым: «Как-то не по себе, что такие серьезные дяди занимаются столь несерьезным делом. Вспоминаю свою юность, в годы войны. Все одноклассники, мы работали день и ночь, выходных не было. А дома завелся сверчок, он явно мешал и раздражал. Когда братишка его изловил и убил, стало спокойнее».
По-видимому, автор этого письма не любит природу и не знает ее. Быть может, он поклоняется чему-то другому, скажем, шумной симфонии большого города. Ну что же! Кому что нравится. Как говорится, о вкусах не спорят, хотя, пожалуй, вся история человечества — сплошной спор именно из-за разных вкусов, то есть взглядов на мир, на жизнь, на природу!
Впрочем, то раздражение против сверчка, о котором написала А., может быть оправданным, ведь иногда, действительно, сверчки, которые заводятся в больших деревянных домах, особенно если в нем небрежно бросают остатки еды на пол, мешают спать, собираясь большими скоплениями. В таких случаях знатоки для их изгнания используют сушеные цветущие васильки.
Из этого рассказа о сверчках выходит, что насекомые порой страдают из-за случайного соприкосновения с человеком и его деятельностью.
Приручение насекомых… Это занятие нередко связано с естественным стремлением людей к развлечениям. С давних пор они заполняли свой досуг играми, чего не скажешь о сегодняшнем дне, когда все увлечены кино и телевизором. Такие пристрастия характерны и ныне для жителей, например, Экваториальной Африки — там дети любят играть громадными жуками Голиафами. Тот во время полета издает громкое жужжание, чем доставляет удовольствие своим маленьким мучителям. Эти игры наблюдал я в Сибири, только за ниточку привязывали здесь жуков бронзовок.
В Средней и Северной Калифорнии большие бабочки шелкопряды — Самиаеуркалис и Телеа полифемус — плетут коконы длиной около пяти дюймов. Индейцы, освободив коконы от куколок и связав их в пучки на конце палки, делают своеобразную погремушку, которой и пользуются как музыкальным инструментом во время ритуальных церемоний.
Когда был изобретен микроскоп, блохи послужили одним из первых «объектов», который показывали широкой публике, взиравшей с величайшим любопытством на своих мучителей. Из-за этого первый микроскоп даже получил название «Флеа глассер», — то есть буквально «блошиное стекло» или «Витреа пульонария» — «стекло вшей».