Наша девочка
Шрифт:
Дядя Жорик вышел на крыльцо и закричал:
– Делайте что хотите, только не стучите больше! Телевизор не даете смотреть, хулиганы. Там такое кино показывают, а вы меня бегать туда-сюда заставляете. Что я вам, мальчик, что ли? Бегать за вами! Пусть ваши родители следят! Если кто-то с дерева упадет и ноги-руки себе переломает, так им и передайте – дядя Жорик тут ни при чем. Так и скажите! Он кино смотрел. Все!
– Теперь можно идти, – сказала Наталка, и мы поползли назад.
– Пошли! – дал отмашку Мишка.
Вся компания ловко пролезла в дырку в заборе, и через минуту ребята уже сидели на нижних ветках. Я стояла под деревом и пыталась забросить веревку на нижний сук. Наконец
Я пыталась подтянуться, задирала ногу, как могла, но ничего не выходило – нога никак не доставала до ветки, а попа тянула вниз. Руки горели от веревки. Я пыхтела, падала и очень страдала от собственной неуклюжести. Вот если бы мы прыгали в классики или в резиночку, тут я, конечно, не испытала бы такого позора.
– Что ты там застряла? – услышала я голос Мишки, отчего мне стало совсем нехорошо. Я из последних сил подтянулась, закинула ногу и повисла, как лемур. Ни туда ни сюда. Кора дерева щипала ладони сильнее, чем веревка. К собственному ужасу, я поняла, что вообще не могу сдвинуться – наволочка, которую Наталка привязала мне к поясу, зацепилась за сучок. Я не знала, что хуже – порвать наволочку тети Сони или на глазах у Мишки шмякнуться попой о землю. Пока я в тяжких раздумьях болталась на ветке, наволочка, которая, собственно, меня и держала, порвалась. Так что произошли сразу два самых страшных события – порванная наволочка и я, рухнувшая всем телом оземь.
Дальше я вообще не помню, что было. По всей видимости, из сторожки выскочил дядя Жорик – наверное, у него было чутье на детские падения с высоты или просто кино рано закончилось. Так или иначе, он выстрелил из ружья. Я помню, как Наталка, нависнув надо мной, как кенгуру – в ее наволочке было полно орехов, – крикнула: «Бежим!»
И я побежала. Куда – не знала. Сначала Наталка мелькала впереди, потом я внезапно упустила их всех из виду. Я точно не собиралась оказаться там, где оказалась – в кустах облепихи. Что такое облепиха, я, конечно же, не знала. Просто в один момент остановилась как вкопанная. Меня пригвоздили к месту, причем сразу во всех местах и со всех сторон. Я была как бабочка, которую прикололи иголками к поролону. Особенно больно было попе. Очень хотелось почесаться, но рукава майки тоже оказались намертво пришпилены. В таком положении меня и застал дядя Жорик.
– Ты кто? – удивленно спросил он. – Я тебя не знаю!
– Карина, – промямлила я, – живу у тети Сони и дяди Давида. Я не местная, из города приехала.
– А почему говоришь нормально? – еще больше удивился дядя Жорик.
Конечно, я и не заметила, как начала говорить с интонациями Наталки – тягучими, красивыми.
– Дядя Жорик, вытащите меня отсюда, пожалуйста, – взмолилась я.
Сторож застыл на месте, как будто увидел инопланетянина.
– Говоришь нормально, знаешь, как меня зовут, живешь у Сони с Давидом, нормальная девочка, значит, так зачем ты в облепиху полезла?
– Я не знала, что это облепиха! – заплакала я.
– Слушай, – обрадовался сторож, – а ты не та девочка, которая головой больная? Это тебя Тамара на вокзале нашла?
– Меня, – призналась я.
– И это ты головой кружилась и падала? – еще больше обрадовался дядя Жорик.
– Я-а-а!
– А где сейчас дядя Давид? – уточнил он строго.
– У дяди Роберта сын родился. Он к ним пошел. Мы вместе убегали от тети Сони, – сквозь слезы и сопли доложила я.
– Эх, тогда точно наша девочка! Что ж ты сразу не сказала? А Наталка, которая должна была родиться мальчиком, почему тебе про облепиху не рассказала? Вот поймаю ее и косы-то повыдергаю. Секатор самый большой возьму и отрежу! Так ей и передай.
– Да она только этого и ждет, не хочет с волосами ходить, – продолжала я плакать и жаловаться. – А тетя Соня только обещает, но не отстригает.
– Соня – хорошая девочка, – сказал дядя Жорик. – Зачем она за Давида замуж вышла, не пойму.
– Дядя Жорик, а вы меня вытащите отсюда? – спросила я.
– А кто тебе про меня рассказал?
– Так про вас все знают: и Наталка, и Мишка, и дядя Давид – все о вас говорили. Какой вы добрый на самом деле, только для виду ругаетесь, а так – очень добрый.
– Да, я такой, – улыбнулся дядя Жорик. – Давай потихоньку вытащим тебя отсюда. Это ж надо – в облепиху залезть. Что у вас в городе – облепиха не растет? Колючки такие, что заживать долго будет. Ну ничего, пусть Тамара мазь принесет, тогда быстро пройдет. Слушай, а это ты с дерева упала?
– Я. Не умею я по деревьям лазить.
– Зачем же полезла?
– Меня Мишка позвал.
– Женщины, вот где ваши глаза?
Дядя Жорик перестал вытаскивать меня из кустов.
– Вот оставлю тебя здесь! Мишка! Еще одна! Почему вы хороших мальчиков не видите? Мишка! Весь в отца. Тоже мне, герой. Девчонок подговорил, а сам слинял. Наталка в окно стучит, а ты с дерева падаешь. Где твой Мишка? Где он? Разве он пришел ко мне, сказал честно – дядя Жорик, это я виноват, это я Каринку позвал и подговорил. Нет! Не пришел! Не сказал! Вот какой твой Мишка! Только о себе и думает! Отец его такой же был, чуть что – сразу в кусты.
– Он сильный и добрый! – встала я на защиту своего принца. – Он меня на руках в дом отнес!
– Да, только перед этим в саман засунул, чтобы посмеяться. Разве не так дело было? Что ты молчишь? Как отвечать, так его нет! А как посмеяться – вот он, пожалуйста. Ладно, давай, выползай потихоньку, пока я ветки держу. Вот так. Поцарапалась-то как! И передай Наталке, что в следующий раз я все Соне расскажу. Вот наказание на ее голову – все говорили, что мальчик будет, а девочка родилась. А Соне скажи, чтобы зашла – я ей для Тамика хороших орехов отсыплю. Тамаре передай, что ее наливка готова, пусть забирает. Давиду – скажи, чтобы не учил дочь тому, что девочка знать не должна. А то не посмотрю на то, что девочка, – сам ее в облепиху засуну. Вот этими руками! Или из ружья ей в мягкое место один раз выстрелю, так быстро перестанет с мальчишками бегать. Да, и передай Тамаре еще, что мне мазь нужна от суставов, пусть захватит, когда за наливкой придет.
Я из последних сил старалась запомнить, кому что передать, и не заметила, как дядя Жорик вытащил меня из колючего кустарника.
– Ну, давай, беги. И чтобы я тебя здесь больше не видел и не слышал! Сначала научись по деревьям лазать, а потом уже на плантацию иди. Поняла?
– Поняла, – кивнула я и попыталась сделать шаг. Убежать не получилось. Я даже ступить на ногу не могла и рухнула на землю.
– Ты что? Вот наказание на мою голову! – дядя Жорик схватился за голову и изобразил, какое наказание на него свалилось. – Ходить не можешь? Дай посмотрю. Конечно, растянула. Перелома нет, кости на месте. Дай мне свою наволочку. Что за дети?! Ни за себя не боятся, ни за родителей. А то, что Соня потом будет переживать, ночей не спать – это ей все равно. И Тамара будет ночью отвар делать и мазь – тоже все равно! Все есть – ноги, руки, только головы у этих детей нет. А Наталка куда смотрела? Зачем она тебя на плантацию потащила? Ох и достанется ей от матери. И правильно! А к Мишкиному отцу я сам схожу, не поленюсь. Вот прямо сейчас и пойду. Чтобы научил сына за свои поступки отвечать!