Наша фантастика, №3, 2001
Шрифт:
Служба в Своде накладывает на героев свой отпечаток. «Сперва стрелять, а потом думать» — это тоже своего рода категорический императив, и ему нередко следуют герои цикла. Стреляют и рубятся на мечах, исторгают заклятия и холодное пламя, убивают и гибнут. Потому что мир жесток в той же степени, в какой и прекрасен.
Но цикл о Своде Равновесия стал бы разве что талантливой апологетикой концепции сверхчеловека в ее ницшеанской редакции, если б тем все и ограничивалось. Хвала Шилолу, главная идея цикла совершенно другая.
Не знаю, согласился бы со мной автор, но я бы сформулировал ее словами харренской пословицы, вынесенной в эпиграф одной из глав «Боевой
Ну а тот, кто не хочет расти, — погибнет. Как водоплавающий оборотень Ибалар, странствующий маг Адагар или чернокнижник Лараф, еще один живой человек из цикла о Своде Равновесия.
И последнее, хотя и по-своему «первое»: любовь, ведь недаром первый роман цикла называется «Люби и властвуй», а третий — «Боевая машина любви». Разработанность основной любовной линии Эгин — Овель, а равно и других эротических интриг у А. Зорича едва ли не на порядок превосходит средний уровень романов жанра фэнтези, в которых таковые обычно выполняют роль общепринятого декора.
В цикле о Своде Равновесия любовь и эротика работают. Как источник энергии и как высшая ценность, как инструмент власти и как преступление (!), как компонент многих магических манипуляций и как почти независимые сюжеты-в-сюжете. Не потому ли А. Зорич влюбляет читателя в своих героев и героинь всерьез и надолго?
КРИТИКА, ПУБЛИЦИСТИКА
Нечто о сущности криптоистории, или
Незабываемый 1938-й
Для начала — некая история из нашего не столь далекого прошлого. Фантастического, само собой, ибо речь сегодня идет именно об исторической фантастике.
Итак…
Отзвенели куранты на Спасской башне. Наступил январь нового, 1938 года, последнего года второй сталинской пятилетки. Весь советский народ, весело отпраздновав у разрешенных товарищем Сталиным (по предложению врага народа бывшего товарища Постышева) новогодних елок, радостно трудился на благо нашей социалистической родины. И вдруг…
Ночью в квартиру наркома Шестакова, руководившего важной оборонной отраслью экономики, позвонили. Опергруппа НКВД получила приказ произвести обыск в квартире у свежеразоблаченного врага народа, а затем отправить японо-чешского шпиона, скрывавшегося под личиной народного комиссара, в Сухановскую тюрьму. Обычный эпизод в славной истории наших славных карательных органов, скажете вы. Однако наутро опергруппа не вернулась. Через некоторое время в квартире Шестакова были найдены трупы зверски убитых чекистов. Нарком, его жена и дети исчезли, поиск, предпринятый по указанию замнаркома внутренних дел товарища Заковского, не дал результатов. И тогда к этому невероятному делу подключился некто Лихарев, тайный помощник товарища Сталина. Дело закрутилось, но никто, даже сам Вождь и Учитель, не знал, что с этой минуты в таинственную историю с пропавшим наркомом вмешалась инопланетная разведка, уже много лет работавшая в России…
Как вы уже догадались, я напомнил вам начало романа Василия Звягинцева «Бои местного значения», одного из произведений его цикла «Одиссей покидает Итаку». Роман интересен во многих отношениях. И сам по себе, и как очередное свидетельство жгучего интереса наших писателей-фантастов именно к 1938 году (об этом чуть ниже), и как пример определенной методологической путаницы. В предисловии к циклу, который был переиздан в издательстве «ЭКСМО», утверждается, что романы Звягинцева относятся к популярному во всем мире жанру альтернативной истории, ибо описывают не то, что было на самом деле, а то, что случилось в стране и мире благодаря авторской фантазии. Как представляется, это не совсем так и даже совсем не так, и мы имеем дело не с альтернативной историей, а с иным ответвлением исторической фантастики — с так называемой криптоисторией, о которой сегодня и пойдет речь.
Итак, настоящий доклад посвящен относительно новому в современной русскоязычной фантастике жанру, все чаще (с легкой руки Г. Л. Олди) именуемому криптоисторией, то есть историей тайной, скрытой. Этот термин появился после публикации в 1997 году двух произведений, вызвавших достаточно широкий резонанс у читающей и пишущей публики: девятитомной эпопеи Андрея Валентинова «Око Силы» и романа Андрея Лазарчука и Михаила Успенского «Посмотри в глаза чудовищ». Термин прижился, его все чаще поминают по делу и без оного, а посему попытка его изучения представляется вполне своевременной. Автор доклада, имеющий некоторое отношение к одному из «адептов-генераторов» (по выражению Андрея Лазарчука) криптоистории, счел своим долгом предпринять эту первую попытку.
Но сначала — три совершенно необходимые оговорки.
Во-первых, о понятии «жанр». Оно взято в данном случае в абсолютно необязательном смысле, поскольку споры о том, жанр ли это, поджанр или вообще метод, для докладчика в настоящее время не особо интересны. Скорее, конечно, метод, однако слово «жанр» используется чаще. Посему пусть послужит и сейчас.
Во-вторых, автор сразу же спешит спрятаться за спины своих авторитетных коллег, подчеркивая, что высказываемое ниже понимание жанра криптоистории заранее согласовано им с ее «адептами-генераторами», в том числе с упоминавшимися выше Андреем Валентиновым, Андреем Лазарчуком и Михаилом Успенским. С явной долей условности эту точку зрения можно назвать если не общей, то близкой.
И наконец, последнее. Настоящий доклад затрагивает лишь короткий отрезок времени — 90-е годы нашего века. Исследование генезиса криптоистории как жанра в целом — тема отдельного исследования.
Итак, что есть криптоистория и чем она отличается от иных, очень близких жанров — исторического романа, с одной стороны, и альтернативной истории — с другой?
Как представляется, в самом коротком виде сущность криптоистории можно выразить формулой: «Чапаев не тонул в реке Урал».
На этом доклад можно и закончить, ибо Чапаев действительно в Урале не тонул, а сказанное выше, собственно, и есть криптоистория. Однако любая формула, как известно, требует разъяснения.