Наша личная война

Пучков Лев Николаевич

– Ну, убейте меня теперь! – покаянно согласилась Лиза. – Ну, виновата… Но кто ж знал?

– Ты как? – участливо обратился Вася к Лейле.

– Он схватил меня за грудь, – презрительно прищурившись, сообщила наша проводница. – Как будто нельзя было как-то по-другому схватить!

– Не вопрос, – джентльменски засопел Вася. – Жека?

– Да запросто. – Петрушин взял кинжал лезвием вверх и шагнул к трупам. – Щас отрежем эту поганую руку. По-моему, вот этот, справа…

– Ва-а-ааааа!!! – дружно

сменили тон три дамы в углу. – Нэ трож, он сабсэм мортвий!!! Ва-а-ааааа!!!

– В смысле – «отрежем»? – удивлённо вскинула брови Лейла. – Что значит – «отрежем»?

– Шутят, – успокоила Лиза. – Это у них такие весёлые шутки. После боя.

– Ну, шутим так шутим, – Петрушин спрятал кинжал в «разгрузку» и объявил дамам в углу: – Мы не будем у вас обедать. Вы неправильно понимаете законы гостеприимства.

– Что это вообще было? – запоздало спохватился Вася, с грустью рассматривая останки обеда на полу (стол опрокинули в процессе общения). – Кому-то не понравилась наша прогулка по вдовы? Или так, случайно нарвались?

– Кому-то не понравилась наша прогулка, и мы случайно нарвались, – объединил тему Петрушин. – Потом разберёмся, на досуге. А сейчас – валим отсюда. Дед может подмогу вызвать…

Глава 9

Рыжая Соня

Как только стало более-менее светло, мы прогрели двигатель и поехали в Челуши. Теперь было как-то без разницы – даже если заметят, что мы выезжаем из ущелья, нам уже ничего не страшно. Нет базы, нечего утаивать. Всё равно сюда придётся гнать машины, чтобы забрать тела для похорон.

В Челушах у нас живут два информатора. Хотя это громко сказано – информаторы, просто какая-то дальняя родня тейпа Дадашевых. Дадашев – фамилия Аюба. Довольно большой и богатый тейп, у них в Москве солидный бизнес. Аюба сначала, ещё до войны, тоже взяли в Москву, но он там с ходу так накуролесил, что пришлось ему потом в горах полгода отсиживаться. Не приспособлен он для мирной жизни.

Так вот, дальняя родня, не дальняя, а люди надёжные. Всегда примут по-царски и помогут, чем могут.

Приехали мы к одним, поговорили. Ничего конкретного они не сказали, только сообщили, что позавчера утром в ущелье была стрельба и взрывы. А потом, примерно в обед, через село проезжала колонна. Ехали со стороны ущелья, не таясь. Остановились на десять минут возле усадьбы главы администрации, потом отправились дальше.

Вот так, значит… А мы в это время как раз отдыхали и чёрт знает чем занимались.

– Я к тебе не заезжал, – предупредил Аюб главу семейства. – Что бы ни случилось – не было меня, и всё. И вообще, ты меня не знаешь.

– Мог бы и не говорить, – усмехнулся глава семейства. – А то мы не знаем, чем ты занимаешься и в каких отношениях с этими стукачами!

Это

он клан Бекмурзаевых имел в виду.

Поехали к другим родственникам. Там нам улыбнулась удача. Оказывается, их мальчишки, чтобы поглазеть на оккупантов, полезли на крышу. Дом находится неподалёку от усадьбы Бекмурзаевых (фамилия главы администрации), и с крыши хорошо видны подступы к их двору.

В общем, мальчишки видели, что федералы, после недолгих переговоров, передали Бекмурзаевым какого-то человека.

– Это был совсем старый дед, – сообщил допущенный в гостиную Беслан – паренёк лет двенадцати. – Седой весь, с бородой…

– Дед? – Аюб аж подпрыгнул на месте. – А как ты его сумел рассмотреть?

– Он в бинокль смотрел, – пояснил глава рода – пожилой богатырь Ваха. – У нас морской бинокль есть, двенадцатикратный. Очень хороший бинокль!

– Значит, говоришь – дед? – уточнил Аюб.

– Да, дед, – подтвердил Беслан, гордый тем, что к нему на равных обращается такой прославленный абрек. – Совсем старый. Бинты у него были на голове. Раненый, наверно. Он лежал на бронетранспортёре, на броне, в одеяло закутанный.

– Это был БРДМ, – поправил Ваха. – Я не видел того деда, но на улицу выходил, когда колонна проезжала. Там не было бронетранспортёров, только один БРДМ.

– А он точно живой был, не труп? – забеспокоился Аюб. – Как ты понял, что он живой?

– Он шевелился, – сказал Беслан. – Я видел. И Махмуд, собака, с ним разговаривал.

– Не смей так говорить про старших! – одёрнул распоясавшегося юнца глава рода. – Ты что себе позволяешь?

– Но он же предатель, – потупился Беслан. – Всё село знает!

– Всё равно не смей. Мал ещё такие вещи говорить про старших.

– Ладно, не буду…

– Здорово! – искренне обрадовался Аюб и подмигнул мне. – Видишь, не так уж всё плохо.

– И этот дед до сих пор в усадьбе Бекмурзаевых? – спросила я.

Ваха покосился на меня, с сомнением погладил бороду – не поправить ли наглую женщину, влезшую в разговор мужчин?

– Ну что, что? – бестактно поторопил его Аюб. – Не знаешь?

– Мы не следим за их усадьбой, – пожал плечами Ваха. – Но никто не видел, чтобы того деда куда-то вывозили. Наверно, он у них и лежит.

– Ну, спасибо, обрадовали. – Аюб от удовольствия потёр ладони и, вспомнив что-то, обратился к Вахе: – Кстати, а ты мне никогда не говорил, что служил на флоте.

– А я и не служил, – Ваха удивился. – С чего ты взял? Я поваром в стройбате был.

– А кто служил?

– Никто не служил. С чего ты взял?

– А морской бинокль?

– А, бинокль… Ну, это ещё в первую войну. Это ущелье обороняли. Одного морпеха убили, бинокль забрали. Так это давно было…

– Давай, звони Алдату, – сказал мне Аюб.