Наша непостижимая бесконечность
Шрифт:
— Это всего лишь один пример. Те злые девчонки, скорее всего, в любом случае нашли бы, за что издеваться над ней. Тебе это не грозит. Ты Элоиза Фейвезер.
— Но я им лгала. Дурачила, притворяясь той, кем не являюсь, за что мне обязательно захотят отомстить. Давай признаем: есть много людей, которые наслаждаются чьим-то падением. Я не смогу это вынести. Чего далеко ходить… Мои друзья уже демонстрировали свою плохую реакцию — Брайс не воспримет новости хорошо.
— Кстати, а почему ты с ней дружишь? — Брайс была… нет, способа выразить это мягко не существовало.
— Потому что мы дружим с самого детства. Иногда она умеет быть милой.
Я состроила недоверчивую гримасу.
Элоиза рассмеялась.
— Честно. С тобой она вела себя не особенно мило, но отчасти это моя вина.
— Как так?
— Перед твоим приездом я не скрывала, что не хочу жить с тобой. — Она подалась вперед и поставила пустую кружку на столик. — Пойми, это не было личным. Познакомившись с Хейли, я, естественно, заволновалась, потому что хоть у отца и были романы, но до серьезных отношений дело ни разу не доходило. Я боялась, что она окажется охотницей за деньгами. Но она или совсем не такая, или является прекрасной актрисой.
— Не буду отрицать, Хейли нравится обеспеченная жизнь, — сказала я, — но она любит Тео. В прошлом она встречалась с разными идиотами, но это всегда было несерьезно. С Тео она чувствует себя в безопасности. Ты должна понимать ее, как никто.
— Так и есть. После знакомства с ней у меня создалось такое же впечатление, поэтому я решила их поддержать, но продолжая присматривать за интересами отца. Проблемой была… ты.
— Почему?
— От отца скрывать такую большую тайну легко. Мы близки, но я подросток и девушка, и он не вторгается в мою личную жизнь. Но узнав, что у нас дома появится еще одна девушка моих лет… я начала бояться, что ты каким-нибудь образом выяснишь, что я лесбиянка. — Она фыркнула. — Как оказалось, я боялась не зря.
Внезапно все начало вставать на свои места.
— Поэтому ты была холодна со мной?
— Я пригласила тебя за наш стол лишь потому, что директор шпионил за нами и стучал на меня папе. — Она прищурилась. — Я видела, что ты нам не доверяешь. И теперь думаю, что это как-то связано с твоим отцом.
— Да, — признала я.
— Ты должна знать, что мой отец по-настоящему хороший человек.
— Если не брать в расчет его нетерпимость к геям.
Она вздрогнула.
— Он же не хочет жечь их на кострах. Просто… не понимает этого. Это означает, что у него есть недостатки, а не то, что он плохой человек. Здесь ты действительно в безопасности.
Я была благодарна ей за слова утешения, особенно с учетом того, что она была в полном эмоциональном раздрае из-за своих проблем.
— Как и ты. Прислушайся к тому, что ты сейчас сказала. Тебе стоит подумать о том, чтобы открыться отцу. Это не означает, что о тебе должны узнать все остальные.
— Нет. — Она резко встала и гневно уставилась на меня. — И ты должна пообещать, что ничего ему не расскажешь.
— Я обещаю. — Я подняла руки. В конце концов, Элоиза знала своего отца лучше меня. — Обещаю. Я никогда
Ее плечи расслабились, и она медленно опустилась обратно на диван.
Мы помолчали немного.
— Ты когда-нибудь приходила в ужас от того, кто ты есть? — наконец проговорила она — так тихо, что мне пришлось напрячься, чтобы услышать ее.
Наши глаза встретились, и мою грудь опалило огнем. Я подумала о том, насколько трудно мне доверять кому-то, о своей неспособности по-настоящему впустить кого-нибудь в душу.
— Да. И я боюсь, что из-за этого до конца жизни буду одна.
Ее рот задрожал от эмоций.
— Я тоже.
От ее признания, от понимания внутри меня что-то оттаяло.
— Думаешь, это должно быть так сложно?
— Не знаю. — Элоиза тяжело вздохнула. — Каждый день трудный, и запутанный, и сложный, и я грущу чаще, чем мне бы хотелось, и злюсь на все и всех. Но каждый день я встаю и преодолеваю его. Напоминаю себе, что у меня есть то, чего нет у других, — в моей жизни есть любовь, а самое главное, у меня есть надежда, Индия. Надежда на то, что после школы для меня все изменится. Что я стану сильнее, что ужасный страх потерять папу как-то пройдет, и я смогу быть собой. Действительно быть собой. Вот, что помогает мне не сойти с ума в школе.
Проникнувшись ее словами, я почувствовала, как растет мое восхищение ей. Более того, у меня появилось странное ощущение, будто она поднесла ко мне зеркало, и мне не нравилось отражение в нем.
— Ты сильнее, чем думаешь. Боже…
— Что?
— Я целых пять лет держала людей на расстоянии — в особенности друзей, потому что считала, что знаю нечто такое, чего не знают они. Мне было так больно, что я перестала замечать чужую боль… В некотором роде я была холодной, эгоистичной засранкой.
— В этом ты не одинока.
— Но в том-то и суть. У вас с Финном есть деньги, привилегии, власть… Но это не спасает вас от боли. Я считала вас напыщенными, узколобыми снобами, которые не разбираются в жизни… а оказалась узколобой сама.
— Нет, ты не такая, — заверила меня Элоиза. — Иначе ты не была бы со мной такой доброй.
— Есть разные виды узколобости, — возразила я.
Она рассмеялась и, сдаваясь, подняла руки.
— Ладно, в том, что касается нас, ты была узколобой. Но теперь ты знаешь правду. Жизнь такова, какой ты ее создаешь, и неважно, откуда ты.
— Жизнь такова, какой ты ее создаешь, — прошептала я. — Да. Это вроде как мой девиз.
— И ты хочешь править школой, — напомнила она мне.
— Да. — Но теперь я уже сомневалась в важности своей цели. Я была так долго сконцентрирована на ней, словно боялась хотеть от жизни чего-то еще.
— Я могу помочь с этим. Теперь ты официально второй человек во всем мире, который действительно знает меня. С первым я сейчас не разговариваю, раз он выдал меня. Остаешься ты. Значит нам друг от друга никуда не деться, о, будущая сестра, и я не думаю, что это плохо. Если ты сохранишь мой секрет, то я помогу тебе взойти на вершину.