Наше море
Шрифт:
– Мины взорвались, - тихо говорит Щепаченко.
– Да, это похоже на взрывы якорных мин, - соглашается Чугуенко.
– Но где же торпедные катера?
Луна еще не взошла, лишь изредка среди быстро бегущих облаков проглядывали звезды, у борта катера шумела черная вода. Чугуенко почувствовал нарастающее беспокойство: может быть, что-нибудь случилось с торпедными катерами?
И, как всегда в сложной обстановке, Чугуенко решил действовать осмотрительно.
– Что будем делать?
– спрашивает он командира отряда Мапуту.
– Надо выяснить
– Обрубить тралы!
– приказал Мацута командирам рядом стоящих баркасов и, схватив мегафон, добавил: - Немедленно обследуйте район взрыва!
На баркасах уже завели моторы.
– И мы пойдем туда, Иван Васильевич!
– сказал Чугуенко, обращаясь к флагмину.
– Павлий, смотреть внимательно!
Приказав тральщикам оставаться на месте, Мацута на катере двинулся вслед за баркасами. Пологий таманский берег, который еле виднелся справа, становился все более крутым.
У обрывистого мыса Железный рог наступило затишье' Сигнальщику Павлию и на этот раз не изменили его необыкновенно зоркие глаза.
– Прямо по носу черные буи!
– доложил он. Мацута, вместе с ним внимательно смотревший вперед, несколько позже тоже увидел цепочку черных шаров. Они напомнили ему боновые заграждения в Севастопольской бухте.
«Бонового заграждения здесь не может быть!» - мгновенно решил Мацута. Раздумывать, что это такое, было некогда. До черных шаров оставалось пятьдесят метров. [152]
– Полный назад!
– скомандовал Мацута. Но мотор катера закапризничал, зачихал и заглох. И хотя рукоятка телеграфа стояла на «полный назад», катер по инерции приближался к круглым буям, которые становились все более похожими на якорные мины.
Оставалось уже десять метров, а мотор не заводился. Командир катера еще раз перевел рукоятку на «полный назад», тоненько и жалобно отзвенел молоточек телеграфа, тотчас же, как выстрел, ударил выхлоп дыма, и мотор заработал. До черных шаров оставалось всего пять метров, когда вода забурлила за кормой, и катер вначале остановился, а затем быстро пошел назад.
Словно ожидая удара катера о черные шары, все находившиеся на мостике наклонились вперед, до хруста в суставах сжимая руками железные поручни мостика.
Первым облегченно вздохнул Чугуенко.
– Вот тебе и флагманский катер!
– с горечью проговорил он.
– На нем только под парусами ходить!
– А теперь стоп, командир!
– скомандовал Мацута, когда отошли на приличное расстояние.
– Надо осмотреться. Это, наверное, немецкие минные заграждения… Ну а где же наши мотобаркасы?
Прислушались. Где-то невдалеке монотонно, словно движок на водокачке, работали моторы. Вскоре баркасы подошли к борту.
Старшина баркаса доложил, что подобрал из воды двух раненых матросов. Они сообщили, что на минах подорвался и затонул головной торпедный катер. Второй торпедный катер продолжает поиски в районе взрыва.
– Искать людей!
– приказал Мацута.
Баркасы и катер долго еще ходили по черной стылой воде, то приближаясь к минному заграждению, то удаляясь, но никого больше не обнаружили. На головном торпедном катере вместе с экипажем погибли командир отряда Рубцов и флагманский штурман Лисютин.
– Фашисты решили схитрить!
– зло сказал Щепаченко.
– Догадались, что мы на катерах будем тралить, да еще ночью. Вот и поставили мины прямо на поверхности воды. Тралить такие заграждения еще не приходилось, - добавил он, обращаясь к Чугуенко.
Чугуенко промолчал. Он подозвал к борту торпедный катер, на него передали раненых и отправили в Анапу. Затем вместе с Щепаченко сели на планшир борта и закурили. [153] На душе было тяжело: чуть ли не на их глазах только что погибли люди торпедного катера, и если сейчас не принять правильного решения, то могут погибнуть и сами тральщики.
Они долго молчали, потом Щепаченко решительно сказал:
– Ну что же, давай спустим шлюпку и приступим сейчас же к работе!
Чугуенко тоже встал, посмотрел на часы, застегнул на все пуговицы реглан и ответил:
– Скоро рассвет. Если мы и прорвемся через минное заграждение, то затемно до Тамани все равно не успеем дойти. Пойдем-ка сейчас под укрытие берега.
Щепаченко согласился с ним. Катера и баркасы по сигналу командира отряда Мацуты убрали тралы, на малом ходу подошли к высокому обрывистому берегу и стали на якоря.
На рассвете Щепаченко вместе с мичманом Рябцом вышли на катерном тральщике к минному заграждению. Мины они решили уничтожить сами.
Работа на минном поле всегда приносила Щепаченко удовлетворение. Он чувствовал себя хорошо там, где другому показалось бы очень трудно. Под стать ему был и мичман Рябец, неунывающий, крепкий как дуб моряк.
Они подвешивали на рога мин подрывные патроны, зажигали шнуры и, отойдя в сторону берега, ложились на днище шлюпки.
Взрывы мин следовали один за другим, работа шла споро. Но вдруг с крымского берега загрохотали артиллерийские залпы немецкой артиллерии. Снаряды рвались теперь в районе минного заграждения.
Едва канонада утихла, Щепаченко и Рябец снова подошли к оставшимся минам, подвесили патроны и зажгли бикфордовы шнуры.
И как только мины взлетели на воздух, снова раздались орудийные залпы. С далекого крымского берега немцы, конечно, не могли видеть маленькую шлюпку, но по взрывам догадывались о том, что здесь происходит, и старались помешать минерам.
Так продолжалось до позднего вечера, когда почерневший, грязный и смертельно уставший 1Цепаченко вернулся на катер и с удовлетворением сообщил:
– Все мины уничтожены! [154]
Уже в темноте, поставив тралы, отряд двинулся намеченным курсом.
А ночью в Керченском проливе тральщики снова попали на плотное минное заграждение. И только на рассвете, протралив минное поле, катера и баркасы вышли на чистую воду к Тузлинской косе, которая отделяла Керченский пролив от Таманского залива. Где-то ближе к Керчи, между косой и берегом, проходил глубоководный фарватер. Но там сейчас не пройдешь - фарватер контролируют немцы.