Наше послевоенное
Шрифт:
За каждым застольем поминали Розу и переживали, что она умерла такой молодой, а мне было грустно, что я ее не знала.
Папа много рассказывал о своем отце, репрессированном в 37 году.
Дед Арам был старым революционером, большевиком, с 1905 года в партии, работал с Орджоникидзе.
Семейная жизнь деда Арама не удалась, он оставил семью и двоих детей и женился на другой женщине, от которой у него был сын Эдик, а его бывшая жена, бабушка Сусанна, учительница, не справлялась с воспитанием сына, и папа рос шалопаем.
Однажды, во время воспитательного
– Застрелю, как собаку,- заорал он на сына и стал рвать пистолет из кобуры.
Ему было трудно пережить кощунство сына, не уважавшего его революционных идей.
Папа не стал выяснять, выстрелит отец или нет, и сбежал из кабинета.
В 37-ом дед получил 10 лет без права переписки и больше никто его никогда не видел, просто сгинул человек в застенках НКВД, и все тут.
Все эти события, которые я в свои 12 лет совершенно не связывала никак с историей страны, а воспринимала только как судьбу своего деда, казались мне особенно страшными потому, что деда, такого преданного идеям революции и социализма, который хотел застрелить сына, оскорбившего эти идеи, убили свои же соратники.
Папу вызвали органы и предложили отречься от отца, но он оскорбился и отказался, получив таким образом клеймо сына врага народа.
В годы войны он был на Дальнем Востоке и, как говорила мне мама, сидел в окопах и кормил вшей.
Отец после войны поступил в строительный институт в Тбилиси и был студентом, когда познакомился с мамой.
Все это папа рассказывал, в основном, в поездах.
Еще он сказал мне, что у меня есть брат и сестра и показал карточки.
Я была очень рада узнать о существовании единокровных брата и сестры, ведь родных у меня не было..
В Ереване я побывала в первый и, видимо, в последний раз в своей жизни. Помню дикую жару, от которой негде скрыться и красивые розовые дома из туфа. Бьют фонтаны, а попить нечего, газировкой торгуют мало и за ней большие очереди.
Жили мы в большой квартире папиной двоюродной сестры Норы, которая развелась с мужем и жила с тремя детьми и мамой. На свадьбе Норы и познакомились мои родители, Нора была однокурсница и приятельница мамы.
Нора и ее старшая дочь Ира были полные чернобровые красавицы, а младшая Таня, моя ровесница, показалась мне попроще. Будучи худенькой шатенкой, она как-то не смотрелась на фоне жгучей красоты матери и сестры, хотя была миловидной девочкой. А восьмилетний Валерик со своими бархатными черными глазами был чудо как хорош.
Нора была озлоблена на мужа и все время его ругала, дочери были на ее стороне, а может только Ира, а Валерик скучал по папе.
Нора боялась инфекции и все мыла и стерилизовала.
Понаблюдав за ней, я пришла к выводу, что медицинское образование и работа врача даром не даются, - простой смертный все-таки редко боится всякой заразы до такой степени.
– Совсем помешалась на этой своей инфекции,- не одобрил сестру отец.
Я была очень довольна поездкой, но мама потом выступала
21.07.60.
Мутной пеленою
Дождь спустился с гор
Сеткой дождевою
Моря скрыл простор.
Сыростью туманной
Дышит небосвод
Моросит неделю,
Кажется, что год.
Сегодня мамы уже второй день нет дома. Она в Батуми ищет квартиру.
Мы собираемся туда переезжать. Я стала собирать книги. Убирать их с верха шифоньера. Потом пошла на море. Вечером прихожу, а мамы все еще нет. Вот и не знаю, какую весть привезет. Баба тоже ждет. Мы с ней поссорились из-за выключателя, который я сломала. Ой, что же привезет мама?
22/YII 60 г.
Сегодня я с бабушкой не ссорилась до вечера. На обед у нас была утка и мы ее чистили. Потом я складывала книги. Внезапно, после того, как мы пообедал, приехала мама и сказала, что не в понедельник, так во вторник мы переезжаем. Приходила Галя, взяла книгу "Дети Сталинвароша". После этого я и мама пошли на море. Когда мы возвращались, я остановилась посреди улицы перед машиной и за это получила книгой по голове. Книга тяжелая и очень больно. Я пришла домой и стала плакать. Бабушка за каждый проступок, за каждую неловкость ругает и пилит, да так, что я из дому бегу. Ждешь, ждешь маму. А она книгой по голове. В общем, есть о чем поплакать. Вся подушка была мокрая. Выплакалась и решила: Буду называть маму на ВЫ, за все извиняться и прежде, чем сделать что-нибудь, даже идя в туалет, спрашивать.
Бабушка уже стукнула меня хлопушкой для мух и кинула камень. Посмотрим, что будет дальше.
23-24
Все дни складываемся, сейчас сложу и дневник.
Шестой класс я закончила на отлично.
7 класс, Батуми, Чаоба, 1960 -1961 гг
31 воскресение
Вот мы уже три дня как в Батуми. Комната здесь больше, чем там и гораздо светлее. Сегодня на базаре мы купили стол для меня. Мальчик, который продавал его, сам его сделал. Я ему завидую.
В эти несколько дней я вела жизнь довольно праздную. Кончено. С завтрашнего дня я исправлюсь. Завтра первое число и понедельник.
Мама сняла большую и светлую комнату, но не в центре города, а где-то пять или шесть автобусных остановок от него. По Батумским масштабам это у черта на куличках, зато ей близко до работы, она работает в кожно-венерологическом кабинете в железнодорожной больнице.
Море от нас далеко, зато горы близко и, выходя утром во двор, я могу любоваться поросшими лесом синеватыми горами.
Прожили мы в этой комнате не больше месяца или двух, - внучок хозяйки, маленький мальчик, попал под машину и погиб. Они были в таком страшном горе, что не могли переносить присутствие чужих людей в доме. Мы нашли жилье недалеко оттуда, но это была маленькая комнатка, куда встала одна большая кровать, где мы спали с мамой, а бабушка жила отдельно в маленьком деревянном домике из одной комнаты типа летней кухни. Там мы и готовили.