Наше преступление
Шрифт:
Снова спешу в библиотеку, на этот раз в районную, где в подшивке «Советской России» за сентябрь 1991 года в № 179 нахожу нужную статью. Начинаю со вступления.
«Летом 1940 года, когда в Европе уже набирал силу всепожирающий пожар II-й мировой войны, несколько еще сохранившихся изданий казачьего зарубежья сообщили о том, что в январе 1940 года в Берлине (Германия) скончался известный донской писатель-романист полковник Иван Александрович Родионов. К сожалению, сегодня это имя практически ничего не говорит не только миллионам читателей в нашей стране, в частности и на Дону, но даже многим специалистам по русской литературе. А, судя по приводимому ниже его слову о русском народе, жаль!»
«Не хулу на русский народ хочу я нести, – объясняет писатель, – не оплевание, не осуждение. Как могу я, русский
После знакомства с этой публикацией 1940 год смерти писателя не дает мне покоя. Если это он, тот самый Родионов, значит офицер не был убит? Знала ли об этом его семья? А главное – как он молчал (если молчал) все эти десять – двенадцать лет после выхода в России романа «Тихий Дон»?
Я, кажется, совсем запуталась в этих роковых вопросах. Выручают, как всегда, друзья, молодые журналисты.
– Не тушуйтесь, – говорят они, – свою версию вы достаточно выстрадали и многое в ней попытались объяснить. Что же касается событий в жизни «вашего» Родионова, то и полковника он мог получить, служа уже в Войске Донском после ухода из «Армейского вестника», а мог уже и в эмиграции. Было и такое, не удивляйтесь. И молчать должен был он все эти годы по весьма резонным причинам. Представим себе такое: семья – в России, он – в эмиграции. Обнародуй писатель свои претензии к Шолохову, – и его родным несдобровать. К тому же не всегда возможно и нужно сообщать о своем положении семье. И терпеть публикацию книг «Тихого Дона» в данной ситуации было просто необходимо. Хотя не исключено, что в Берлине есть какие-нибудь сведения о Родионове, которые могут связать все это в единый узелок (или развязать то, что окажется не связанным).
Вот таким неожиданным к середине 1992-го года оказался процесс моих поисков.
В апреле 1993 года журнал «Огонек» вышел с тематическим номером «Шолохов: неподнятая целина». Этот номер журнала был целиком посвящен творчеству писателя и сопровождающим его уже много лет спорам. В «Огоньке» № 17 на 22-й странице была напечатана и моя статья «Один офицер по фамилии Родионов» (с подзаголовком «Читал ли Лев Толстой «Тихий Дон»?»). В журнале мне удалось изложить треть собранного к тому времени материала об этом писателе. Сама идея такого тематического номера и, в частности моя публикация, были одобрены редколлегией журнала, а также участниками обсуждения, на котором присутствовали и выступали приехавшие в то время из Парижа Андрей Синявский и Мария Розанова. Что же касается читательских откликов, то среди них был один, который я хочу воспроизвести почти полностью.
«Уважаемая редакция! Возможно вас моя информация заинтересует, хотя результата какого-нибудь вряд ли можно ожидать: уж привыкли в России все присваивать (еще Карамзин говорил, что «воруют»). А здесь как-никак – Шолохов, гордость русской литературы, лауреат... и т.д. И поэтому, читая в «Огоньке» о Шолохове, у меня сложилось впечатление, что по-прежнему никто в России не хочет сказать правду о «Тихом Доне». Почему? Да все потому... Ну а теперь по существу.
Я «Тихий Дон» прочитал в седьмом классе, «Войну и мир» – в восьмом или девятом классе. Если эти два произведения сравнивать, по-моему, – это разные категории по ценности. Одна (Толстого) – это глубочайшая философская эпопея, которую писатель создавал в зрелом возрасте и очень долго. Вторая (Шолохова) – полувульгарный роман. Но его вознесли в известный период: а как же, о революции написал наш... А наш ли? В 22 года еще никто, кроме отдельных гениев, не писал крупные произведения. А Шолохова я не отношу к гениям: не образован, да и после «Тихого Дона» ничего практически не создал. Хотя в «Правде» писатель Калинин писал, что это из-за гонений на него (и наветов).
В 1977 году я ехал поездом Кисловодск–Москва. В купе попался очень интересный спутник – работник киностудии «Мосфильм». Ему было лет сорок пять – пятьдесят. К сожалению, я не записал ни его адреса, ни данных. Я ехал до станции Изюм, всю дорогу мы с ним проговорили. И вот что он рассказал со слов его знакомого товарища, который в то время, в 1977 году, работал в юротделе МПС, а в 30-е годы, когда рассматривалось дело Шолохова, он был участником «тройки» (Фадеев, он и еще кто-то).
Так вот, когда в Союзе вышла книга «Тихий Дон», к Фадееву приезжает женщина и говорит: «Эту книгу написал не Шолохов, а казачий есаул, вот его тетради (черновики, что остались)». Вот и была организована «тройка» по расследованию. Да, при продразверстке к этой казачке пришел продотряд (где был Шолохов) искать хлеб. Его не нашли, а в чемодане были тетради с записями. Их забрали. Когда казачка сказала, зачем вы забираете, Шолохов ответил – разберемся. А то были записи белого есаула.
Так вот, пригласили Шолохова на «тройку» и задали три вопроса:
Откуда Вы знаете жизнь казаков до революции? Ответ – Я ведь казак!Где черновики? Я не помню, что точно он ответил, но по-моему то, что писал роман без черновиков.Откуда Вы знаете операцию Брусилова? («Тройка» выяснила, что никаких разработок по этой операции тогда не было). Ответа тоже не последовало. Все было ясно.
Но вдруг Фадеева вызывает Сталин (а книга вышла за границей, скандал!) и спрашивает:
– Как по-вашему т. Фадеев, кто написал «Тихий Дон»?
– Ну, т. Сталин, если с позиции честного коммуниста...
– Как по-вашему, т. Фадеев, я честный коммунист? Так вот...
И вопрос этот был закрыт до сего времени. Так можно сказать сейчас правду?
Прошу ответить мне по адресу: 332440, Бердянск Запорожской области. Мелитопольское шоссе, 44, кв. 47. Рудакову Владимиру Федоровичу.
P.S. Говорят, что это слухи, сплетни (в том числе и в некоторых статьях в вашем журнале). Но я глубоко уверен, что это правда, так как этого не может быть: Шолохов не мог так написать. Это в нашей стране была такая норма: вспомните Л.Кумача, Л.Брежнева, М.Горбачева – страна сплошных писателей. 18.06.93 г.»
Попадись мне это письмо раньше, я бы еще могла застать на этом свете юриста из МПС. Но, увы, опоздала.
Кроме положительных и более или менее нейтральных откликов, были, конечно, и резко отрицательные. Отвечать на них пришлось на страницах «Огонька» № 2–3 за 1994 год (с. 4).
«О Родионове, – говорилось в статье С. Краюхина «”Тихий Дон” из спецхрана» («Известия» от 17. 11. 1993 г.), – вспомнили в связи с очередным всплеском страстей вокруг шолоховского «Тихого Дона», возведя его в ранг претендентов на авторство романа. Правда, такими незаслуженными лаврами могли увенчать почившего в эмиграции писателя только те, кто совершенно не знает ни его биографии, ни того, что перу его принадлежат самостоятельные (не имеющие никакого отношения к Шолохову) очерки «Тихий Дон»... Счастливо обнаруженная в двух петербургских библиотеках книга очерков «Тихий Дон», окончательно развеяла легенду и позволила вычеркнуть его имя из списка потенциальных авторов шолоховского романа».
«Огонек» ответил следующее: такой безапелляционный вывод удивил прежде всего своей ненаучной категоричностью суждений и напомнил окрик «Правды» от 29 марта 1929 года за подписью пяти пролетарских писателей, наложивших вето на любые сомнения в авторстве М.Шолохова.
А ведь доводы автора статьи С.Краюхина, который опирается на исследования старшего научного сотрудника Пушкинского Дома, кандидата филологических наук В.Н. Запевалова, на наш взгляд, не безукоризненны. Так, утверждения о том, что о книге очерков Родионова «Тихий Дон», опубликованной в Санкт-Петербурге в 1914 году, – кстати, на внутренней обложке стоит год 1913-й, – «не ведал до сих пор никто», неверно. Об этой книге знали, по крайней мере, два исследователя творчества Родионова – Н.Кузякина и Г.Стукалова задолго до публикации в «Известиях» (что подтверждается датой прочтения этой книги в библиотеке им. Салтыкова-Щедрина в Санкт-Петербурге).