Нашествие теней
Шрифт:
Вири бросала тревожные взгляды на хозяйку, но посиневшее от удара лицо Маллианы оставалось непроницаемым. Голон вел их все дальше и дальше. Красные фонари на стенах и ребристые арки усиливали чувство погружения в чье-то чрево, и стало слышно, как внизу мерно, точно чье-то могучее сердце, бьет барабан. Коридор разделился надвое, упершись и справа, и слева в двойные створки громадных, высотой в три человеческих роста, медных дверей Их украшал барельеф, фигуры которого, хоть и позеленевшие от древности, казались необычайно живыми.
На левых дверях тощие, как скелеты, люди работали в поле, над которым закатывалось огромное,
Правая дверь изображала картину окончательной гибели солнца. Вместо неба скульптор оставил на меди глубокую впадину. Мертвые вставали из могил, жрецы ликовали, а люди, работающие на полях и в садах, отбрасывали свои бесполезные отныне орудия и подставляли свои шеи Воскресшим Неживым. Это были сцены Смерти Солнца из Книги Червя, служащие краеугольным камнем всех ритуалов Исса. Барабан за дверями бил все медленнее, точно сердце умирающего, и наконец настала зловещая тишина.
Голон и стража, почтительно склонив головы, ввели женщин в левую дверь. Коридор здесь был увешан черным бархатом, а из ажурных светильников едва пробивался тусклый свет.
Пленниц провели через покой, где писцы в коричнево-пурпурных одеждах склонились над своими свитками и фолиантами в слабом мерцании сальных свечей. На высоте двух человеческих ростов покой окружала огромная галерея, где в кромешной тьме хранились переплетенные в кожу тома и футляры со свитками: мудрость веков, которую никто из людей не может постичь за свою короткую жизнь. С Темных Времен нигде еще не было столь богатой библиотеки.
Голон подошел к двустворчатой деревянной двери в дальней стене и, оставив у нее стражу, вступил вместе с остальными в каменный мешок, где единственным источником света служила мерцающая на полу свеча. Из мрака в дальнем конце склепа явились две фигуры в тяжелых темных плащах, бесшумно ступающие сапогами по каменному полу.
Женщины заметили две вещи: во-первых, идущие им навстречу мужчины были футов семи ростом, и во-вторых, судя по запаху гниения, это были мертвецы. Вири конвульсивно схватилась за шею при их приближении. Но те лишь молча остановились, подбоченясь — сквозь плащи проглядывала меловая бледность их тел, и дыхание с хрипом вырывалось из пересохших ноздрей. Голон обернулся к Маллиане с неприятной улыбкой на тонких губах.
— Чтобы пройти дальше, придется прибегнуть к колдовству. — Маллиана лишь сердито сверкнула на него глазами. — Боюсь, вас ждут не слишком приятные ощущения, — ухмыльнулся Голон.
— Делай свое дело, — бросила Маллиана. — Я полагаю, что князя Фарана Гатона заинтересует то, что я скажу, и что он, — она набрала воздух, — будет возмущен тем, как ты с нами обошелся.
— Прекрасно. — И Голон распахнул плащ, сделав обеими руками движение сеятеля, разбрасывающего семена. И хотя вокруг было темно, женщинам показалось будто он и впрямь бросает семена — черные семена, которые испарялись в воздухе, превращаясь в призрачные фигуры. Голон отступил, направляя эти фигуры к Вири и Маллиане, словно кукольник, дергающий за невидимые нити. Тени, повинуясь ему, ринулись на женщин.
Призрачные пальцы, проникая сквозь тонкие платья, побежали по коже, проникая в каждую полость. За всю свою жизнь храмовой проститутки Вири
— Любопытно, — с легкой улыбкой промолвил Голон. Он щелкнул пальцами — и черные пары слились в шар, исчезнувший в складках его плаща. На дальней стене появилась полоса тусклого света, и Вири поняла, что это проем между двумя блоками камня, которые со скрежетом расходились все шире.
За стеной открылась комната, где на возвышении стоял трон — спинку его украшали острия и узоры в виде раковин, подлокотники изображали собой сплетенных змей, сиденьем служили человеческие черепа. У подножия трона горела жаровня, освещая лицо сидящего на нем человека. Глаза скрывала тень, куполообразный череп был совершенно гол, и лишь коричневые старческие пятна нарушали его белизну. Под багрово-синими губами белел безволосый подбородок. Руки казались тонкими и слабыми, но Вири заметила, с какой силой вцепились его пальцы в подлокотники трона. Лицо тоже выражало энергию и живость, словно какой-то скрытый огонь горел за ним и это впечатление усиливали глаза, тускло-красным светом мерцающие в темных орбитах.
Вири, хотя никогда не видела его прежде, сразу поняла, что это и есть князь Фаран Гатон Некрон, верховный жрец траллского храма Червей, победитель Иллгилла, возведший на болотах пирамиду из пятидесяти тысяч черепов. Одни говорили, что Фарану полтораста лет, другие — что двести; истины не знал никто, кроме него самого.
Он подался вперед, грозным взглядом окинув обеих женщин. При этом до них донесся запах, плохо заглушаемый горящим в жаровне ароматным курением. Запах смерти — дегтя, скипидара и бальзамирующих мазей: то, что в древности использовалось для мумифицирования, теперь применялось для сохранения разлагающихся тел живых мертвецов. Вири содрогнулась, но, видя, что ее хозяйка спокойна, постаралась овладеть собой.
Маллиана низко склонилась перед троном, на что Фаран ответил ей лишь едва заметным кивком. Вири тоже склонилась в поклоне, думая, кто же из этих двоих первым нарушит чреватое бурей молчание. Отважившись вновь поднять глаза, Вири увидела, что Фаран пристально смотрит на Маллиану с кривой улыбкой на иссохшем лице, словно читал мысли второй жрицы.
И словно прочтя эти мысли, он заговорил скрипучим и хриплым голосом, издавая какие-то странные щелчки высохшей гортанью:
— Ты пришла сказать мне, что девушка пропала. Маллиана прочистила горло.
— Да, девушка похищена... а храм объят пламенем и окружен Братьями...
Фаран вскинул руку, прерывая ее:
— Братьев ничто не остановит — ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. Гонг прозвучал и на веки вечные отдал этот город во власть мертвых. Не говори мне о своем храме — подумай лучше о себе. Подумай о том что десять тысяч Братьев этой ночью будут охотиться за каждой каплей крови; вспомни, сколько таких капель у тебя в жилах и сколько раз ты будешь укушена, прежде чем умрешь! И это будет лишь справедливым наказанием за то, что ты сделала. — Маллиана хотела что-то ответить, но Фаран вновь знаком заставил ее замолчать. — Но сначала о девушке — и если она мертва, жрица, вспомни мои слова, сочти каждую каплю своей крови и прикинь, какой боли она тебе будет стоить!