Наши крылья растут вместе
Шрифт:
Вспыльчивый испанский темперамент привел Даниэля к ней прямо вплотную. Он хотел проучить ее, напугать… Но как только он прошептал свои угрозы, ощущая близость Оливии, внутри сработал обратный механизм. Он сам запустил его.
Смотря в широко распахнутые небесные глаза девушки, Даниэль уже забыл про свой гнев, он забыл кто он и зачем сюда пришел. Он ощущал ее дыхание, которое становилось все ближе и ближе по мере его приближения к ее губам. Именно эти губы не давали ему покоя, именно о них он думал в последнее время слишком часто.
Поцелуй был, как взрыв. Сначала горячий, как лава, потом нежный, как шепот. Руки Даниэля блуждали по ее халату, пытаясь распахнуть его и коснуться ее тела. Он чувствовал, как Оливия расстегивает пуговицы на его рубашке, но у нее мало это получалось, и она просто начала их отрывать. Он усмехнулся, боясь потерять вкус ее губ и, потянув девушку, сделал шаг назад.
Теперь Оливия не была прижата к стене. Но она полностью была во власти этого мужчины. Ее руки все еще теребили пуговицы на его рубашке, пытаясь пробраться к его телу и ощутить его горячую кожу. От дикого желания, которое он в ней разбудил, ее пальцы не слушались, а пуговицы больше не отрывались. Она вновь простонала, запуская руку ему в волосы, чувствуя их жесткость.
Самая длинная ночь, длиннее перелета через Атлантический океан. Самая мягкая постель, как густой белый ковер под самолетом. Его рука откинула прядь волос девушки и губы коснулись кожи на ее шее. Тонкий аромат мыла окутал его обоняние. Ни ваниль, ни кофе, нет. Это был знакомый запах какого— то фрукта. Жаль, что не персика.
Звук мобильного телефона заиграл где — то в комнате, но было не важно чей это телефон. Оливия не узнала музыку, а Даниэль проигнорировал звонок. Сейчас все сосредоточилось на них двоих. Он целовал каждый дюйм на ее теле, не пропуская шрам на груди. Сейчас не время спрашивать о нем, сейчас ему вообще ничего не хотелось знать.
Вновь заиграла музыка уже знакомой Оливии мелодией. Скорее всего, это Нина потеряла подругу. Но думать об этом не хотелось. Хотелось только утопить оба телефона.
Всю ночь Даниэль не давал ей спать, будя поцелуями, руками проводя по ее телу, пытаясь насладиться Оливией вдоволь, так, чтобы ему больше не захотелось повторить сегодняшнюю ночь никогда. Утро принесет море проблем. Об этом думать не хотелось.
К утру она уснула, прижимаясь к нему спиной. Сон только пришел, а в дверь уже начали стучать:
— Оливия, с тобой все в порядке? Впусти меня.
Голос Нины заставил Оливию резко вскочить с кровати и помчаться к двери, руками прижимая ее и не давая ей войти:
— Со мной все хорошо. Выйду позже, Нина.
— Открой дверь, я хочу убедиться сама, что с тобой все в порядке.
Сердце
— Я не одета, Нина. Я спущусь к завтраку.
Теперь она увидела его взгляд на себе, понимая, что стоит обнаженная возле двери:
— Отвернись.
Он усмехнулся, но не отвел взгляд, пытаясь запомнить красоту ее тела. Такое не повторится, но в памяти останется навсегда.
— Ты вчера не была на празднике. Я переживаю, — Нина все еще не уходила и Оливию это начало раздражать. Она повернула замок, закрывая дверь, облегченно вздохнув:
— Я уснула, Нина. Иди. Я скоро спущусь.
Оливия отошла от двери и села на кровать, пытаясь прикрыться простынкой:
— Вламываясь в мою комнату, ты даже не закрыл дверь.
— Я не думал, что так все закончится, — произнес Даниэль, протягивая руку за часами, — черт, я так мало спал, что даже не знаю, как буду работать.
Оливия тут повернулась к нему, сверля ядовитым взглядом. Даниэль улыбнулся— все вставало на свои места. Сегодняшняя ночь— это просто порыв какого — то безумия.
— Скажи спасибо себе, — Оливия натянула улыбку, — ты сидишь, а я хожу, кормлю людей и исполняю всю их прихоть. Кому из нас тяжелее?
Он поморщился, представив эту картину:
— Мне нужна ясная голова, холодный разум, я принимаю серьезные решения.
Не было смысла с ним спорить, его работа тяжелее только в том случае, если происходит внештатная ситуация.
Даниэль встал с кровати, пытаясь найти свои вещи:
— Кстати, я — не гей.
— Я заметила, — Оливия закуталась в простыню, ложась обратно на кровать. Хотелось спать, тело ломило, но в нем ощущалась странная легкость. И даже ломота в теле была приятна.
— Черт, — выругался Даниэль и Оливия посмотрела в его сторону. Он держал в руках рубашку, залитую кофе и с порванными пуговицами, — по дороге в свой номер, надеюсь никого не встретить.
— У тебя есть еще рубашка? — Поинтересовалась она, но тут же возненавидела себя за этот вопрос. Какое ей дело до него?
— Есть. В номере. — Он расстегнул пуговицы на погонах, снимая с них накладки с четырьмя золотыми лычками и запихал в карман брюк, — на всякий случай, если кто увидит меня в таком виде. Во избежание позора моего звания.
Оливию это насмешило:
— Ты переспал со мной и снял погоны, Даниэль Фернандес. Может быть это что — то значит?
— Значит только одно— не приближаться к тебе ближе вытянутой руки.
Все становилось на свои места. Она дерзила, но он не уступал ей в этом.
— Отличная идея.
— Послушай, — он сел на кровать, застегивая пуговицы на рукавах, — ни ты, ни я не хотим потерять эту работу. Сегодня ночью мы нарушили жесткое правило "Arabia Airline", но ведь об этом никто не знает. У меня к тебе предложение.