Наши нравы
Шрифт:
— У вас? — иронически переспросил Кривский.
— Точно так-с! — едва улыбнулся Сивков. — У меня. Оно, впрочем, касается не столько вас…
— Вы, верно, один из кредиторов брата? — перебил Борис Сергеевич. — В таком случае совершенно напрасно изволили пожаловать ко мне. Я не плачу его долгов.
— Прошу уделить мне десять минут, Борис Сергеевич; дело гораздо серьезнее, чем вы изволите предполагать! — проговорил господин Сивков серьезным и настойчивым тоном.
Кривский молча указал на кресло около стола и, опускаясь сам, сухо заметил:
— Я слушаю.
Господин Сивков откашлялся
— Вероятно, вы изволили слышать о пропаже, в июне месяце сего года, из квартиры отставного полковника Гуляева ста тысяч?
— Разве это воровство или, как вы говорите, пропажа относится к вашему делу?
— Немножко-с! — отвечал, опуская глаза, господин Сивков. — Если вы изволили слышать об этом деле, то, вероятно, припомните, что к делу был привлечен статский советник Трамбецкий, ныне умерший. Суд его оправдал, так как никаких веских улик не было, хотя в карманах пальто покойного Трамбецкого и было найдено несколько билетов, из числа принадлежащих господину Гуляеву. Таким образом, хотя дело и рассматривалось на суде, но настоящий виновник этого… этой пропажи, — поправился Сивков, — открыт не был… Для меня по крайней мере не было сомнения, что покойный Трамбецкий просто попался, что называется, как кур во щи… Тем не менее полковнику, как потерпевшему, как вы можете себе представить, было крайне неприятно, что настоящий виновник не найден и, таким образом, деньги безвозвратно потеряны.
— Я бы покорнейше просил вас, милостивый государь, поскорей к делу. Я не могу понять, к чему вы трудитесь рассказывать мне подробности покражи у вашего полковника!
— Полковник поручил это дело мне, — продолжал господин Сивков, как будто не замечая перерыва Бориса Сергеевича. — Действительно, дело было крайне интересное и донельзя таинственное, заставлявшее предполагать необыкновенного… участника.
Господин Сивков на этом месте остановился и, доставая из кармана носовой платок, мельком взглянул на Бориса Сергеевича. Кривский, видимо, начинал интересоваться.
— После долгих и упорных поисков, как, вероятно, вам небезызвестно, никаких следов найдено полицией не было. Но мне, после многих трудов и больших затрат, — я предпринимал по этому случаю два путешествия в провинцию! — мне, наконец, удалось напасть на следы и уяснить это таинственное дело…
— И что ж далее? — машинально произнес Кривский.
— И я счел долгом своим предварительно обратиться к вам, Борис Сергеевич!..
— Но я-то тут при чем? — воскликнул Кривский, чувствуя, как тревожно бьется его сердце.
— Вы ни при чем, но братец ваш, Александр Сергеевич! — произнес чуть слышно сыщик, не глядя на Кривского.
Слова эти, произнесенные таинственным шепотом, заставили Бориса Сергеевича вздрогнуть. Он проговорил с какою-то вдруг охватившею его серьезностью:
— Брат? Какое отношение может иметь мой брат к этому… этому делу?
Он уж избегал употреблять слово «воровство».
— Тут какая-нибудь ошибка, милостивый государь… Брат мой не может иметь отношения к пропаже ста тысяч, и я удивляюсь, как вы позволили себе, милостивый государь, обращаться ко мне с вашими соображениями! — воскликнул Кривский, словно бы желая ободрить себя звуками собственного голоса.
— К сожалению, ошибки нет. Разве позволил бы я себе, Борис Сергеевич,
— Но где ж доказательства? говорите ясней, господин Сивков!
— Улики есть, и весьма веские улики, что в этом деле принимал участие Александр Сергеевич…
— То есть он… совершил? — произнес, глядя в сторону, Борис Сергеевич.
— Они-с… Они-с задумали и совершили эту… эту, можно сказать, шалость. Письмо ихнее есть у нас в руках, писанное к Фоме, бывшему камердинеру полковника… Оно хотя и не подписано, но сходство очень большое с почерком Александра Сергеевича… Кроме того, еще платок вашего братца, забытый ими в трактире, где они имели накануне того дня свидание с Фомой… Платок этот оказался у дочери этого самого лакея, как известно, кончившего жизнь самоубийством… Наконец есть еще…
— Довольно… Чего же вы хотите?
— Я преподал, по моему мнению, благоразумный совет моему доверителю не начинать дела, а покончить его миролюбиво, возвратив все компрометирующие документики в полную вашу собственность. Поэтому-то я и обратился к вам, как к старшему братцу и человеку состоятельному… Нам нет никакой нужды губить молодого человека, стоящего на такой прекрасной дороге, и потому, если бы полковник получил обратно пропавшую у него сумму, а равно и возмещение всех расходов, то дело это завтра могло бы окончиться, тем более что мы и просим немного: всего полтораста тысяч…
— Полтораста тысяч! — воскликнул Борис Сергеевич.
— Включая, разумеется, в эту сумму и деньги, принадлежавшие полковнику, то есть пропавшие сто тысяч… Согласитесь, что это не дорого?
Борис Сергеевич после некоторого размышления проговорил:
— К сожалению, я не располагаю такими средствами, чтобы заплатить полтораста тысяч!
«Пусть отец платит за своего любимца!» — решил Борис Сергеевич. А он не может отдать последних своих крох, оставшихся у него от приданого, полученного на руки. С чем он тогда сам останется?
— Очень жаль! — проговорил Сивков. — Следовательно, надо обратиться к его высокопревосходительству?..
— Мне кажется, это самый верный путь.
— Быть может, не угодно ли вам будет самим приготовить вашего батюшку к этому, для него неприятному известию?
— Все равно… удар будет тяжел… Обратитесь лучше сами… Я надеюсь, что вы постараетесь смягчить его… Нет сомнения, что это прискорбное дело уладится.
Сивков встал с места, поклонился и направился к дверям.
— Но если у вашего батюшки не найдется свободной суммы в настоящее время? — проговорил он, останавливаясь у дверей. — Позволите снова обратиться к вам или разрешите действовать на законном основании? Мы медлить не можем.