Наследие да Винчи
Шрифт:
— Он был очень взволнован, — продолжала она. — Казалось, чего-то боится, очень бледный — он сказал, что я должна отдать это вам. Сказал, что это вопрос жизни и смерти.
Женщина порылась в кармане передника и достала мятый конверт, потрепанный, но по-прежнему запечатанный. Она молча смотрела на Вэнса, пока тот разрывал конверт и читал записку.
Я срочно должен вас увидеть. Меня они тоже поймают.
Встретимся сегодня в семь вечера, в Санта Мария делла Грация.
И подпись: «Тоси».
В
Меня они тоже поймают.Кто — они? Тоси знал, кто убил Мартини? Тоси был посредственным знатоком да Винчи, зато прекрасным ученым. Какое-то время он занимался физикой, специализировался в ядерной энергии, пока не начал критиковать атомную энергетику и не остался без дохода. Он был крепким человеком; чтобы запугать его, надо сильно постараться.
К тому моменту, как Вэнс развесил свой второй костюм и пару сменных рубашек, в надежде, что складки станут менее заметны к завтрашнему симпозиуму, у него заурчало в животе, и он опять вышел на виа Данте — пообедать. Когда он наконец нашел маленький ristorante, расположенный неподалеку от виа Мадзини, был уже час дня.
Он рассеянно съел антипастои спагетти алла карбонара, запил все это половиной бутылки белого домашнего вина. Его терзал страх, читавшийся в записке Тоси.
Вэнс резким движением убрал со лба непослушную прядь волос. Он пытался понять, что важного могло быть в дневнике почти шестисотлетней давности — настолько важного, что необходимо убивать людей, прочитавших его.
Он налил еще вина из графина, затем достал из сумки пачку ксерокопий, которые со временем помялись и потускнели. То была копия дневника де Беатиса; в музее разрешили сделать только одну, опасаясь, что свет может испортить чувствительные листы.
Вэнс потягивал вино и перелистывал дневник. Иногда он поворачивал страницы боком, чтобы прочесть свои примечания, а изредка попадались и комментарии Мартини: ученый сделал их, когда читал дневник несколькими месяцами ранее.
Вселенная сузилась до одного человека, читающего за столом. Ни свет, ни звуки, ни образы не вторгались в этот сконцентрированный мир. Возможно, в словах де Беатиса крылся потаенный смысл, такое, чего Вэнс раньше не замечал. Но найти ничего не получалось. Наконец Эриксон решил, что, возможно, дело не в дневнике, и отложил бумаги. Должно быть, смысл в связи отсутствующих страниц и дневника.
И дневник, и Кодекс Кингзбери — неизученные и считающиеся утерянными — пролежали в архивах Мадридской библиотеки, став жертвами небрежной каталогизации и скопления чрезмерно большого количества книг в крайне маленьком пространстве. Оба документа нашли исследователи, которые использовали нестандартный подход к изучению фондов библиотеки, то есть стали просто просматривать архивы, — как раз так Вэнс и обнаружил дневник.
Много столетий их никто не читал. А теперь кто-то — кто? — испугался, что человек, который прочтет дневник, сможет понять…
Сама мысль, что секреты, возрастом более пятисот лет, угрожают людям XX века, казалась безумной. Тем не менее трое уже умерли, и этим нельзя пренебрегать.
Продолжая размышлять, Вэнс оставил на столе шестнадцать евро за обед и ушел, нырнув в толпу на тротуарах.
Щурясь от солнца, Эриксон возвращался по виа Данте к «Кастелло Сфорца». С массивной кирпичной башни замка свисал транспарант с портретом Леонардо. Под ним, на дуге подъездной дорожки перед зданием, останавливались такси, из которых выходили пассажиры. Должно быть туристы, решил Вэнс. Участники конференции будут заходить с другой стороны огромного замка, напрямую попадая в современный конференц-зал, устроенный внутри крепости эпохи Возрождения.
Размышляя о конференции, Вэнс снова вспомнил о Мартини. Профессор должен был делать доклад о достижениях Леонардо в области военной архитектуры и инженерии — Вэнс тоже очень любил эту тему. Как поступят организаторы? — недоумевал он. Выступление Мартини считалось ключевым.
В поисках ответа на этот вопрос четверть часа спустя Вэнс оказался в приемной координатора конференции. Там кипела безумная, почти отчаянная деятельность: помощники и секретари, многие — священники или монашки, бегали с места на место и тараторили по-итальянски звенящими от волнения голосами.
Это была крупная конференция, и все шло наперекосяк.
Дверь кабинета резко распахнулась, и, словно крупный боевой снаряд в полтонны весом, из нее вылетел директор, бросив через плечо еще пару фраз оставшемуся в кабинете помощнику.
— Боже мой, — улыбнулся он Вэнсу и быстро его обнял. — Как я рад вас видеть! Я отчаянно пытался связаться с вами! Вы… — Внезапно его лицо помрачнело. — Вы слышали о…
— Профессоре Мартини — продолжил Вэнс.
— Да… Ужасно, просто ужасно. — Директор опустил взгляд, словно пытаясь разглядеть ботинки, скрывающиеся под огромным животом.
— Это было…
— Давайте не будем сейчас об этом, — прервал Вэнса директор, поднимая руку, словно регулировщик уличного движения. — Я больше не могу об этом слышать. После того как весь этот… цирк, — он махнул рукой, указывая на хаос в своем кабинете, — окончится, тогда я дам волю слезам, а пока… жизнь должна идти со своей скоростью. А скорость эта, — он взял Вэнса под локоть и повел к двери, — бешеная. Поэтому я так рад видеть вас сейчас. Не то чтобы, — добавил он, подозревая, что сделал ошибку, — что я не рад вас видеть в остальных случаях, но мне, так сказать, нужна ваша помощь… Вы ведь лучший ученик Мартини, правда? — спросил директор, как только они скрылись от офисного шума в относительно спокойном коридоре. — Поэтому я хотел бы, чтобы вы завтра выступили вместо него, — объявил он, не дожидаясь ответа. Вы можете либо произнести собственную речь, либо ту, которую заготовил он.