Наследие да Винчи
Шрифт:
— Нет, это я польщен, — произнес он, вздохнув, и, прежде чем уйти, снова широко улыбнулся.
Телохранителя Вэнса предусмотрительно посадили за маленьким столиком у окна недалеко от входа. В окружении пальм этот столик был почти незаметен, к тому же мужчина сидел неподвижно; двигались у него только глаза. Вэнс иногда сомневался, живой ли он человек вообще. Не похоже, чтобы он ел или ходил в туалет; по крайней мере, Вэнс этого не видел ни разу.
— Убить вас надо, — сказала Сюзанна Вэнсу таким голосом, по которому было понятно, что шутка это лишь наполовину. — Я думала, что умру, когда все обернулись и уставились на нас.
Эриксон рассмеялся.
— Меня-то за что? Это Жюль устроил шум.
— Да, наверное, — сказала она. Потом, пытаясь сменить тему, спросила: — Вы часто сюда ходите? Похоже, вы хорошо знакомы с владельцем. Еще раз —
— Грациано, — напомнил Вэнс. — Как известный боксер. [18] Но, — Эриксон озорно улыбнулся, — если начнется потасовка, Жюля рядом не окажется. Он был распорядителем в казино Монте-Карло в ту ночь, когда меня вышвырнули…
18
Имеется в виду Роки Грациано (Томас Рокко Барбелла, 1922–1990) — американский боксер, чемпион мира в среднем весе.
— А за что? — До Сюзанны доходили слухи, но все это казалось слишком невероятным.
— За то, что выиграл слишком много.
— Они могут так поступить?
— Конечно. Тебя могут выставить из любого казино, если решат, что ты способен выиграть слишком много. — Вэнс заметил ее взгляд. — Я понимаю, кажется, что это нечестно, но не забывайте — это их бизнес: быть уверенным в том, что ты уйдешь с меньшим количеством денег, чем пришел.
— Вы жульничали?
— Жульничал? В этом не было необходимости. Просто хорошая система и хорошая память. «Блэк-джек». Я играл в него.
Эриксон на секунду прервался, чтобы поговорить со стюардом. «Пино Гриджо»? Да, синьор, в винной карте… Нет, Вэнсу нужно что-то особенное, из района Коллио, от Феллуги, если можно. Сомелье сказал, что он сделает все возможное, и после короткого диалога с хозяином заведения достал нужное вино.
— Похоже, вы хорошо разбираетесь в винах, — предположила Сюзанна после того, как стюард ушел. — Впечатляет.
— Увы, я знаю не так много, — возразил Вэнс, — лишь чуть-чуть о том, что мне нравится. Остальное… я забываю, — добавил он с заразительной улыбкой. Сюзанна тоже заулыбалась и вдруг почувствовала себя слегка безрассудно. Это неуправляемое чувство ей не нравилось. Чтобы сдержать его, Сюзанна заговорила.
— «Блэк-джек», — ровно произнесла, она. — Расскажите, как вам удавалось их обыгрывать, не жульничая?
— На самом деле достаточно просто. Я считал все разыгрываемые карты и сопоставлял их со специальной таблицей стратегий, которую разработал и заучил. По таблице достаточно точно определялись почти все возможные игровые ситуации… На это ушло часов пятьдесят, — продолжал Вэнс, — чтобы один раз освоить систему. Кроме того, нужны только крепкие нервы, дисциплина и достаточно денег. В казино это называется «подсчетом». После того, как тебя вычислят, тебя обычно окружают и предлагают уйти — это предложение подкрепляется гориллами пост-неандертальской эпохи с невероятными мышцами.
— И с вами такое случилось? Я бы насмерть перепугалась… все смотрят, как тебя уводят. Вас это не смутило?
— Первые пару раз.
— Первые пару раз? Это случилось не однажды?
— Ну да. Почти в каждом крупном казино мира. И Грациано, — Вэнс кивком показал на ресторатора, — пришлось выкидывать меня в Монте-Карло… Послушайте, все не так страшно, — Вэнс улыбнулся, заметив, какое у нее лицо. — То, что казино теряют деньги, беспокоит только их хозяев. Остальные? Им нравится видеть, что клиент хорошо проводит время. И они уважают человека, который, придя в игровой зал, оказывается умнее. Как говорит Грациано, в мире, наверное, девятнадцать человек, которые могли сделать то, что сделал я. И большинству из них закрыли вход в казино, как и мне. Один снял больше 27 500 долларов за сорок пять минут в казино «Фримонт» в Лас-Вегасе. В целом он выиграл больше пяти миллионов баксов. А теперь ему приходится гримироваться. Я вышел из этого дела, потому что накопил достаточно денег, и мне не хотелось возиться со всем этим дурацким сценическим макияжем и прочей фигней.
Официант с очень почтительным видом принес вино. Ритуально рассмотрев этикетку, понюхав пробку, попробовав и разлив вино, Вэнс объявил, что оно восхитительно, и сладкоречивый стюард удалился.
Когда «Пино Гриджо» осталось на донышке, разговаривать стало проще. Сюзанна рассказала об учебе в Париже и о том, насколько ей не нравилось изображать хозяйку на дипломатических загулах ее отца.
— Сейчас
— Он лоббист, — ответила Сюзанна с таким презрением, что Вэнс решил закрыть эту тему.
Пока официант уносил закуски, журналистка спросила Вэнса, как он познакомился с Кингзбери и как у них сложились такие близкие отношения.
— Это было на аукционе «Кристи», — объяснил Вэнс. — Кингзбери пытался купить несколько рукописей да Винчи. А я рекомендовал купить их же другому богатому покупщику. Мы выиграли. Поэтому старик решил переманить меня на свою сторону. Мы еще и очень понравились друг другу. В молодости он был совершенно безбашенным — да он и до сих пор такой. Всех на уши ставил. Каждый раз, когда конкуренты думали, что они перекрыли Кингзбери все пути, он отыскивал выход — очень нестандартный, пренебрегая всеми точными принципами, которым учили в правильных бизнес-школах «Лиги плюща». — Еще Вэнс рассказал, как во время переизбытка газа в пятидесятых Кингзбери пошел к поставщику неочищенной нефти и предложил заплатить за нефть по текущему курсу: — «Вы с ума сошли», — ответили ему. Да, он был действительно безумен и чуток, как лиса. А потому сказал: «Я хочу быть уверен, что когда все переменится и начнется дефицит, у меня будет достаточно нефти. Поэтому я куплю ее у тебя сейчас». Тот поставщик разбогател на нефти, которая могла его обанкротить; а позже, во время нефтяного эмбарго в 1973 году, нефтеперегонные заводы Кингзбери работали непрерывно. Все крупные нефтекомпании неистовствовали. Все хотели избавиться от конкурентов и захватить рынок целиком. Я думаю, благодаря той безумной сделке Кингзбери многие психиатры нефтяных компаний оказались просто завалены работой. — Вэнс довольно рассмеялся. — Я тоже всегда все делал «неправильно». Все твердят, что способ, которым я нахожу нефть, не может работать — но он работает, и Кингзбери это нравится; возможно, в моем маленьком сумасшествии он видит себя. Черт побери, я и сам не знаю, почему мой метод приносит результаты. Я прыгаю на мотоцикл и еду в горы, прихватив несколько геологических карт, и земля как будто говорит со мной. А вернувшись, рассказываю, где бурить. У меня самый низкий процент сухих скважин во всей нефтедобывающей промышленности, — с гордостью добавил Эриксон. Потом, внезапно смутившись, посмотрел на Сюзанну и покраснел. — Надеюсь, я не наскучил вам своими рассказами о нефти.
— Ничего подобного, — поспешно ответила она. — Честно. Это интереснее, чем я могла представить. — И вы интереснее, Вэнс Эриксон, подумала она к собственному удивлению. — Вы в некоторой степени нонконформист, — продолжала Сюзанна. — Честно говоря, это меня восхищает. Я, пожалуй, в некотором смысле вела слишком закрытую жизнь. Единственный мой бунт свелся к тому, что я стала журналистом. Родственники хотели, чтобы я вышла замуж за какого-нибудь подходящего юного богатея и стала светской дамой. А я вместо этого стала изучать журналистику в Скидморе. Я хотела работать в газете в Саратоге. Обо всем уже договорились, но отец пустил в ход связи. — Она уставилась на скатерть. — Сделал так, чтобы мое заявление не рассматривали. А без денег я не могла позволить себе учиться дальше. Так что, — Сюзанна ткнула в скатерть вилкой, — я приняла отцовское предложение и стала изучать изобразительное искусство в Сорбонне. Наконец мне удалось не совсем честными путями устроиться на работу с мизерной зарплатой в «Интернэшнл Геральд Трибюн», где я писала о новостях искусства в Европе, — то есть, можно сказать, коварным путем вернулась к журналистике. А вскоре получила работу в «Haute Culture».
Вэнс улыбнулся.
— Похоже, вы обставили папеньку, — предположил он. — Сначала следовали его воле, а потом сумели стать тем, кем хотели.
Сюзанна кивнула и рассмеялась. Странно, что раньше ей не приходило в голову смеяться над семейными отношениями. Но сейчас они не казались ей такими… значительными. Ей было хорошо.
— В конце концов, отец принял это с достоинством, — продолжала она. — Полагаю, решил, что область высокой культуры подходит для того, чтобы я выражала в ней свой непокорный характер. Думал, что я сразу же уволюсь и выйду замуж — желательно до двадцати пяти. Ну, сейчас мне уже больше, и увольняться я не собираюсь. Но отец и остальные родственники заваливают меня предложениями. Говорят, что пора перестать играть в игры и найти мужа. Пока я не превратилась в дряхлую старую деву.