Наследие да Винчи
Шрифт:
Священник снова скривился.
— Документы?
— Да, их тоже, но он забрал противоядие! — слова выходили со зловещим шипением; потом священник задергался в конвульсиях.
Вэнса переполнила странная смесь жалости и ликования. Мстить этому беспомощному голому человеку уже не хотелось. Тем не менее должна же быть справедливость на этом свете, и пусть этот человек погибнет от яда, который он использовал, чтобы порабощать других.
— Добейте меня, — сказал брат Грегори, — прошу вас. — И тут Вэнс понял причину страха, которым горели глаза священника: тот боялся боли и ужасной смерти от яда. В душе Вэнса вспыхнула злоба — злоба, которая живет в каждом сердце, — когда он вдруг подумал, что можно уйти, и пусть яд делает свое дело.
Рассудок Сюзанны старался справиться
— У вас множество причин убить меня, — умолял брат Грегори; боль накатывала на него все чаще. — Вы должны ненавидеть меня… вы должны, должны! — На глазах у него выступили слезы. — Пожалуйста, ради бога, — кричал он, — нажмите на курок!
— Может быть, — сказал Вэнс, — заключим сделку?
— Чего вы хотите? У меня ничего нет. Я покойник,я лишь хочу умереть быстро.
— Да, — ровно сказал Вэнс, — спорить готов, что хочешь. Полагаю, ты видел, как твои жертвы умирают медленно, я прав? — Грегори успел кивнуть, прежде чем его настиг очередной спазм. — Я выполню твою просьбу, если ты расскажешь мне, почему Кимболл все это сделал.
Грегори посмотрела на него с благодарностью.
— Охотно, охотно, — сказал он.
— Я думал, что у вас с Легацией должна состояться сделка. Вы должны были разделить власть. Почему Кимболл вас убил? Кто-то пытался обмануть?
— Нет… нет, дело совсем не в этом, — начал Грегори. — Кимболл узнал, что его собираются убить… то, что ему не удалось остановить вас, стало последней соломинкой.
— Итак, он знал, где должны храниться бумаги, он решил сделать так, чтобы они не достались Легации, и укралих сам, — догадался Вэнс. Грегори кивнул. — Но почему он… — Вэнс пытался подобрать слова. — Почему бы просто не украсть бумаги и не уйти. Это все, — Вэнс обвел рукой побоище, — было действительно необходимо?
— Он злой человек, — кивнул брат Грегори. — Он при каждой возможности унижал церковь, высмеивал нашу религию. — Негодование придало сил голосу монаха. — Он хотел, чтобы мы страдали; он дразнил меня, убивая братьев; он унизил меня и, через нас, унизил нашего Бога и…
Какая набожность, думал Вэнс, пока священник заканчивал свою обличительную речь. И спросил вслух:
— Значит, он хочет с помощью этих бумаг вернуться в Легацию?
— Нет! В этом-то все и дело! — прошипел Грегори, уже способный дышать лишь урывками. — Убив моих братьев, унизив меня, он похвастался передо мной… он знал, что я покойник. Он хвастался и насмехался надо мной, говоря, что передаст бумаги русским. «Это нарушит твои жалкие планы, да?» — говорил он, расхаживая передо мной с важным видом. — Вэнс вдруг поймал себя на том, что рассматривает кровавые следы Кимболла, протоптавшего на полу кровавую тропинку. Он даже не заметил, что белые теннисные туфли тоже в красных потеках. — Он сказал: «У русских хватит сил противостоять таким, как ты», — продолжал священник. — Это горделивый и тщеславный человек, он сказал, что русские будут его ценить куда больше и будут относиться к нему лучше, чем Бременская Легация. Он знал… он знал,как много значило для меня окончательное восстановление святости Святого Петра. Он знал, и он постарался, чтобы, умирая, я почувствовал, что моя жизнь была… менее чем бесполезна. — Брат Грегори сотрясался от рыданий, которые прерывались лишь судорогами боли. Вэнс развязал ему руки, вяло лежавшие на коленях.
— Когда он хвастался, он не сказал, где и когда передаст документы русским?
Брат Грегори поднял пустые глаза.
— А сейчас он куда направился? — спросил Вэнс, повысив голос.
— В Пизу, — покорно ответил монах, — у него есть квартира в Пизе, где он всегда останавливается. Я там был. Это рядом с башней; он должен встретится с русскими там завтра утром, словно туристы в башне; они обменяются конвертами. А-а-а! — Тело священника скрутила конвульсия. — Убейте меня уже, прошу вас, убейте быстрее. Пожалуйста,
Вэнс достал из заднего кармана пистолет.
— Последний вопрос, — сказал Вэнс.
— Пожалуйста.
— Что за оружие описано в рукописях да Винчи?
Грегори, похоже, собрал все силы, чтобы высказать последнюю связную мысль.
— Одних бумаг недостаточно, чтобы сделать оружие, — начал он. — В них содержится уникальное видение, уникальная идея, которая позволит ученым усовершенствовать лучевое оружие заряженных частиц.
Излучатель заряженных частиц! Совершенный луч смерти! Из поверхностных заметок об этом сверхсекретном оружии, опубликованных в научных журналах, Вэнс понимал, что это должно быть огромное устройство, способное расщеплять атомы, ускоряя поток излучения заряженных частиц почти до скорости света, и направляя их на цель. Объект, на который нацелен луч энергии, перед которой меркнет даже ядерный взрыв, просто распадется на электроны, исчезнет, превратившись в чистую энергию. Оружие стреляет без выпадения радиоактивных частиц, хирургически точно, и действует со скоростью света. Один выстрел — и ядерная ракета с боеголовками просто испарится, прежде чем успеет взорваться; его также можно использовать для нападения на города и войска противника. Совершенное оружие защиты и нападения, после появления которого атомное оружие можно ставить в музей рядом с луком и стрелами.
И Соединенные Штаты, и Россия годами боролись за усовершенствование своих вооружений. А помимо этого они боролись с еще одной проблемой — атмосферой. Созданные прототипы оружия были громадны и в атмосфере бессильны. Быстро движущиеся частицы, вылетающие из оружия, сталкивались с молекулами воздуха, и их энергия рассеивалась огромными молниями ограниченной мощности и радиуса.
— Изучая молнию, Леонардо придумал, как усовершенствовать подобное оружие, — продолжал Грегори. — В серии рисунков он решил использовать землю в качестве огромного заряженного электрода, который будет и притягивать, и отталкивать луч частиц. Он придумал двойной луч: первый будет создавать тоннель в воздухе, а второй последует за ним через несколько секунд. Но по-настоящему гениальная мысль заключалась в том, что цель станет электродом. Он… — Священник завопил от боли, звук был глубокий и гортанный. Вэнс боялся, что монах ничего больше не скажет. Но что тут еще знать? Вэнс поднял трясущуюся руку с пистолетом. Сейчас на кону стояло больше, чем жизнь Харрисона Кингзбери. Невероятно, думал Вэнс, подходя к священнику сзади и приставляя дуло к основанию его головы. То, что Леонардо дал Круппу более ста лет назад, он снова может дать сейчас, в XXI веке. И все это — человек, считавший войну самым животным безумием.
Что бы подумал Леонардо, если вошел бы сейчас в эту комнату? — размышлял Вэнс. Он бы увидел то, чего ожидал от людей? По колено в крови своих ближних, униженных до звериных потребностей, скованных животными инстинктами? Или же Леонардо нашел бы что-нибудь, превосходящее реальность? Может, он был художником потому,что мог находить красоту, превосходящую кровь и грязь?
Сюзанна отвернулась и зажала уши пальцами. Что бы ты подумал, Леонардо? — спросил себя Вэнс и нажал на курок.
Глава 22
Неподалеку от пьяцца Гарибальди, рядом с Понте ди Меццо, средним мостом в старой части Пизы, стоял красный «ламборгини»; улица была узкой, и передние колеса машины покоились на тротуаре. Дом было несложно найти. Они бы его нашли, даже если бы инструкции брата Грегори не были такими подробными.
Валясь от усталости на заднем сиденье тесного такси, Сюзанна с Вэнсом красными глазами смотрели сквозь постепенно зарождающееся утро на «ламборгини» и на дверь дома Эллиотта Кимболла. «Фиат» стоял рядом с другими машинами, беспорядочно припаркованными перед закрытыми сводами кафе. Такси стояло под таким углом, что машину Кимболла и дверь, в двадцати ярдах, было видно очень хорошо. Вэнс посмотрел на часы: они показывали 6: 11. Он с тоской подумал о том, чем они с Сюзанной занимались всего сутки назад. Но задержаться на этом воспоминании ему не удалось, и остальные события дня бурным потоком пронеслись перед глазами.