Наследие Санторо
Шрифт:
— Тогда отдай мне соску, и я верну твоё личное пространство.
— Надо же, а ты уверена, что находишься в том положении, чтобы диктовать условия?
— В такое случае, я продолжу здесь сидеть и сделаю вот так, — и вновь потянула за левую завитушку, бесстыдно расплываясь в улыбке, полной издевки.
Финита. Это была перчатка, брошенная в лицо. Вызов на неравное сражение.
Их бой больше походил на игру, в какую любят ребячиться дети. Но только дети в кровь разбивают коленки, а не губы и нос. Царапины полосуют неглубокими узорами, а не ножевыми ранениями.
В тех играх из пистолета стреляет струйка холодной воды, кусающая разгорячённую кожу, а не свинцовые пули, оставляющие горячие отверстия после себя, которые
И всё же Аделина была счастлива, балансируя на грани смерти. Не могла сдерживать улыбку, когда в неё летел нож, от которого она успела пригнуться, но тут же едва не получила ударом колена под дых. А в ответ занесла ногу, пытаясь ударить по челюсти, но Реборн перехватил за лодыжку, будто Лина и не имела веса. Отшвырнул в сторону. А она, оттолкнувшись от рук, сделала сальто, выхватила со стола вроде бы вазу, запустив ею в приближающегося киллера — кажется, и правда нахваталась плохого у Занзаса.
Реборн даже не приложил усилий, чтобы увернуться. А когти целящиеся то ли в его сердце, то ли в глаза, прошлись по груди. И перехватив руку Санторо, киллер прижал её к стенке, вдавливая со всей силы до непроизвольного выкрика. Санторо шипела и рычала, свободной рукой, царапая шею, пытаясь разорвать цепь, ведь пустышка была сейчас недосягаемая, прижатая между их тел — горячим, исполосованным мужским торсом и рубашкой на женском теле. Реборн надавил ещё сильнее, сдавливая и кисть в захвате, как глину, которую пытался смять в ладони. И в этот раз Лина вскрикнула как-то неправильно, слишком томно и сладострастно, задрожав до стука зубов. Реборн прижимал её пахом, давя вставшей плотью. И Лина пыталась справиться с неправильными чувствами, пыталась сосредоточиться на крови на её ногтях от разодранных царапин под цепью. Изо всех сил она поддалась вверх, сильно стукнув макушкой по подбородку, недостаточно, чтобы вырубить, но достаточно, чтобы дезориентировать на мгновение и вырваться из ловушки.
И пока аркобалено, шипя, проверял, цела ли челюсть, Аделина в отчаянной попытке ухватилась за пустышку, уже почти сорвав. Но время, изначально не любившее её, встало на сторону Реборна. И за какую-то секунду он перехватил её за руку, заломил за спину и прижал к себе, схватив за шею.
— Вот и всё. Сейчас я бы сломал тебе руку и свернул шею. Ты провалила свой экзамен.
От горячего хриплого шёпота у ушка Аделина дёрнулась вперёд, пытаясь сбросить это наваждение, от которого подкашивались ноги и бросало в жар. Но её прижали обратно. Чувственно пробежались пальцы вдоль груди, по ложбинке, сквозь рубашку. Аделина запрокинула голову, сама прижалась ближе, и чуть наклонила голову, вдыхая тонкие нотки парфюма и пота. Высунула язычок и провела по ямке на горле, подтянулась на цыпочках и сомкнула губы, чуть прикусив тонкую кожу. Реборн дёрнулся и шумно сглотнул, шумно вдохнув и сжав руку на груди, прошёлся пальцами выше, перехватил Санторо за подбородок, наклонился и в ответ провёл языком между чуть приоткрытых губ. Обессиленная от битвы и нахлынувшего жара, Аделина не удержалась на ногах, что стали точно вата. И только объятья сдерживали её до сих пор от падения. Язык раздвинул губы, углубляя развязанный, горький поцелуй. Поцелуй, что напоминал следующий круг боя, где теперь сплелись в сражение языки в грубом танце.
Аделина сползала вниз, и тогда киллер подхватил её на руки, но так и не донёс до кровати, перехватил под талию и прижал к стенке, заставляя сжать себя бедрами, закинуть ноги на поясницу и беспомощно скулить и злобно шипеть от укусов в губы и шею. Пуговицы посыпались по полу, материя затрещала под одним рывком. И как прекрасно, что Аделина не соврала, что спала она только в рубашке и шляпе Реборна — ничем не защищённое тело со шрамами и синяками вместо украшений. Язык выписывал каждый бледный и яркий след ласково, в отличие от поцелуев, терзающих губы и шею. Всё ниже и ниже, язык обвёл ореол
— Чт… — Аделина вспыхнула, отрезвлённая таким жестом, но не смогла воспротивиться, лишь тяжело застонала, покачнувшись, ухватилась за стенку полки.
— Стой. Я не позволю тебе лечь, — даже в такой ситуации Реборн умудрялся превратить удовольствие в пытку. Выписывая языком узоры на её лоне, посасывая горошинку клитора, но при этом заставляя контролировать себя, держать равновесие на одной ноге, когда хотелось упасть, провалиться в это сладострастие и кричать.
На пределе Лина прижала голову мужчины и, кусая нижнюю губы, глухо простонала, оргазм ударил резко, как молния, оглушив и сбив с ног, ещё чуть-чуть и она бы упала. Но обезвреженная истомой и волнами накрывающего удовольствия не заметила, как юрко её подхватили, прижав к стене, и схватив за загривок красных локонов, заставили запрокинуть голову назад. Реборн поцеловал резко и болезненно, также как и вошел, не дав попытки воспротивиться, заткнув собственным языком, и двигался резко, вдалбливая в стенку, и сжимая до новых синяков поясницу и левую грудь, периодически пробегаясь пальцами по коже, там где пульсировало сердце, будто мог приласкать и его.
— Кончишь для меня ещё раз?
Припухшими от поцелуев губами Аделина вместо ответа прикусила мочку уха мужчины и впилась ноготками в плечи, дрожа от каждого толчка. Оставляя царапины поперёк уже поблекших царапин от чужих ногтей.
Щекочущая дорожка языка не шее, укус в подбородок и целомудренный поцелуй в висок на пульсирующей венке. Аделина замерла, ощущая этой самой венкой, словно одним большим нервом, вторую волну оргазма, когда Реборн излился в неё, прижал к себе, нежно и убаюкивающе лаская шею. Больше не заставляя косточки на лопатках болезненно тереться о стену.
Подхватив Аделину на руки, Реборн донёс её до кровати, которую она заслуженно отвоевала по его личным правилам. Он навис сверху и непонимающе вздёрнул бровью. Лина улыбалась как сытая кошка и подцепила между острыми зубками цепочку, на которой висела пустышка. Которую она всё-таки умудрилась сорвать, и вгрызлась в свою добычу зубами, не собираясь отпускать.
— А говорил, что это бесполезно.
— Ты ведь понимаешь, что я просто поддался?
— Ну конечно. Можешь так успокаивать своё уязвленное эго. А я свою свободу получила нечестным преступным путем.
====== Глава 26. «Прощение» ======
В бокале плескалось шампанское с осадком сомнений, которое Аделина выпила залпом, запрокинув голову и зажмурив глаза. Отключить эмоции и предаться вдохновению. Вдохновению убийства. Никогда бы Санторо не подумала, что смерть станет для неё искусством, а не противником, с которым она билась из года в год.
В помещении душно, разношёрстная толпа из мафиози, бизнесменов и парочки политиков. Закрытая вечеринка, которая как огонёк для мотыльков, позарившихся на пышущий жар. Аделина нацепила эти невидимые крылья фривольной бабочки в строгом чёрном платье с вырезом от бедра.
Два объекта. Один здесь на яхте, второй в отеле на Сицилии, куда они направляются. Время на выполнение задания — один день, хотя правильнее — несколько часов.
Заполучить лицо на фотографии, которую ей предоставил Реборн, не позволял статус. Мужчина считал выше своего достоинства даже одно присутствие такой, «как она» рядом с собой. В этом и не было необходимости. Санторо импровизировала. И в первую очередь она выстроила себе алиби.
Не первой свежести джентльмен, поглаживая её руку, как истинный данди, сопроводил её в свою каюту, но стоило закрыться двери, как вся галантность растворилась в одном толчке на кровать. У Аделина на это была припасена вульгарная улыбка и кротко-покорный взгляд. Поддаться ненадолго, чтобы подмять под себя, подцепить наручниками, припасёнными для такого случая, к кровати и завязать глаза галстуком.