Наследница

Каммингс Мери

— А почему зеленый?

— Тебе пойдет, у тебя глаза серо-зеленые.

Всю жизнь Тед считал, что глаза у него неопределенно-серого цвета, и, вернувшись в отель, специально присмотрелся. И правда, что-то зеленое в них просвечивало... Вот уж никогда не замечал!

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

И снова — километры, километры... Белые столбики обочины, уносящиеся назад огни, мелькающие впереди знаки...

Тед ехал домой — и никогда еще в жизни так остро не ощущал, что едет

именно домой.На заднем сидении он вез приземистую черную собачонку.

Это была единственная оставшаяся в живых собака Рене: Снапик, тот самый любитель показать, какой он красивый и умный, погиб еще летом. У песика обнаружилась небольшая опухоль; возможно, операция могла бы спасти дело, но Виктор не стал разбираться и приказал его усыпить.

Все это рассказала работница пансиона в южном пригороде Цюриха. Собеседницей ее была старушка, которая разыскивала по всем пансионам своих двух скотч-терьеров, отданных туда непутевым внуком, которому это сокровище было доверено. А теперь, когда бабушка вернулась из поездки к сестре в Австралию, выяснилось, что негодник, вместо того, чтобы заботиться о собаках, отдал их в пансион и уехал автостопом по Скандинавии!

В роли старушки выступала одна из сотрудниц «Сириуса», а шофером, почтительно поддерживавшим ее под локоть, был сам Тед.

Список из мэрии мало что дал: нужных собак он нашел сразу, но там фигурировал адрес владельца, а не пансиона. Зато имелась фамилия ветеринара, делавшего прививку, и удалось установить, какие именно пансионы он обслуживал.

Робер, поговорив с шофером, узнал, что собак отвезли куда-то в южный пригород Цюриха. Таким образом, осталось проверить четыре пансиона — их и посетила старушка. В каждом пансионе она требовала, чтобы ей показали всех имеющихся скотч-терьеров — а вдруг кто-нибудь случайно перепутал имя?! А этого песика сдали всего одного? Он так похож на ее Робина, но Робин сразу узнал бы мамочку! А вы уверены, что сдавал его не молодой патлатый шатен со — стыдно сказать! — сережкой в правом ухе?! В наше время мужчины такое не носили!

Осмотрев окрестности пансиона, Тед еще раз убедился, что нашел нужную собаку: за входом в пансион следили. Правда, слежка прекращалась после закрытия — очевидно, Виктор не предполагал, что Рене способна полезть туда ночью, через забор.

Плохо же он все-таки знал свою жену! Тед не сомневался, что при ее склонности к авантюризму и богатом опыте, почерпнутом из детективов, она поступила бы именно так.

Но в данном случае через забор пришлось лезть самому Теду, выбрав подходящее время: ночь с четверга на пятницу, и подходящую компанию — Роббера. Старик рвался в бой и утверждал, что никто лучше него не управится с собакой.

Кроме того, он был не такой уж и старый — и весьма крепкий, судя по тому, что имел подружку, чуть ли не ровесницу Теда. Именно в ее квартире они с Тедом встретились, чтобы согласовать план операции, и именно оттуда, выйдя через черный ход, отправились «на дело».

Само «дело» прошло без осечки. Ночной сторож пансиона сладко спал в сторожке — его не разбудили даже разлаявшиеся среди ночи собаки. Перелезть через примитивный, без колючек сверху и сигнализации, забор и добраться до нужной клетки заняло не больше пяти минут — даже при том, что Робера все-таки пришлось слегка подсадить.

Собачонка, заслышав голос старика, с тонким подтявкиваньем метнулась ему в руки, и вскоре Тед уже гнал машину, с каждой секундой удаляясь все дальше от места преступления, а Робер с псом обнимались и — бр-р! — целовались на заднем сидении. Были слышны подвизгивание, поскуливание и реплики:

— А отощал-то! Небось никто маленького вкусно не кормил! И не стригли! Да посиди ты спокойно! Скоро к маме поедешь! — Тед не сразу понял, что под «мамой» подразумевалась Рене. Ох уж эти собачники! — Скучал, скуча-ал! Ну ничего, теперь все будет хорошо! Сейчас мы чужой противный ошейник снимем и оденем новенький — вот так, вот так!

На прощание Робер в последний раз потискал собаку, со вздохом протянул Теду поводок и сказал:

— Пои его в дороге почаще. А мадемуазель Рене передай, что я в любую минуту готов приехать, куда она скажет. Буду под рукой — авось пригожусь.

Еще до рассвета Тед пересек границу. Никто не обратил на него внимания — впрочем, нужно быть параноиком, чтобы вообразить, что кто-нибудь станет проверять на границе машины в поисках похищенной собаки.Скорее всего, пропажу вообще обнаружат только утром. Он с удовольствием представил себе, как взбесится Виктор, узнав об исчезновении «заложника».

Пес на заднем сидении никак не желал сидеть спокойно — лез вперед, пытаясь протиснуться между сидениями, поскуливал, сопел и дышал в самый затылок.

Высаживаясь возле придорожного кафе, Тед решит взять песика с собой — во-первых, чтобы, по указанию Робера, напоить, а во-вторых — в надежде, что тот, прогулявшись, будет вести себя спокойнее. Пес тут же «отблагодарил» его, задрав лапу на колесо их собственной машины, а потом, решив убрать за собой — как же, мы чистоплотные! — и отбросив задними ногами пару комков земли на брюки высадившегося из соседнего автомобиля мужчины.

Тед скорчил виновато-смущенную мину, ожидая по меньшей мере резкого замечания — но еще раз убедился, что собак во Франции любят. Мужчина расплылся в дружелюбной улыбке, сказал:

— Ничего, ничего! Хорошая собачка! — и пошел своей дорогой.

Точно так же повела себя и полусонная официантка. На просьбу принести пластиковый стаканчик воды — попоить собаку, она воскликнула:

— Ну что вы! Ему же будет неудобно пить из стаканчика! — и притащила миску.

До Парижа оставалось километров четыреста, Тед рассчитывал прибыть туда к полудню. Некоторое время он колебался: может, позвонить, рассказать Рене, что пес уже у него? — но потом решил просто приехать и полюбоваться тем, как она обрадуется.

О том, что у нее осталась только одна собака, он сказал ей позавчера. Рене помолчала в трубку, потом с запинкой произнесла:

— Хорошо, спасибо, — и впервые сама прервала разговор.

Это был еще один счет к Виктору — их накопилось уже так много! Тед не знал, сможет ли он когда-нибудь расплатиться и за тихие беспомощные слова: «ухо... почти не слышит...», и за шрам под локтем, и за вот эти ее слезы, когда никого нет рядом, чтобы погладить и утешить. Наверное, не сможет — но очень хотелось...