Наследница
Шрифт:
— Ты мне — содержание? Из моих же денег? Во дает! — этот вульгарный возглас окончательно взбесил Виктора. Он потянулся к ней — встряхнуть, привести в чувство эту полоумную стерву, стереть с ее тощей морды наглую улыбку! — но его грубо схватили за плечи и чуть ли не бросили обратно в кресло.
— Не смей ко мне прикасаться! — она больше не смеялась — злобно шипела.
— Это мое право! Ты все-таки моя жена!
— Я тебе не жена! Я никогда по-настоящему не была твоей женой — и ты сам это знаешь!
Рене вскочила — и
Искаженное и мгновенно побагровевшее лицо Виктора, его странный булькающий возглас:
— Ты?!..
И заглушивший все крик Рене:
— Ты мне всегда чужим оставался! Я больше не хочу этого унижения, хватит! И ты больше ко мне не притронешься, ясно?! Наш брак был сделкой — так я расторгаю эту проклятую сделку!
Как ни странно, у Теда возникло ощущение, что ее крик не взбесил Виктора, а словно бы даже успокоил его. Глаза его по-прежнему полыхали злостью, но голос снова стал резким и презрительным:
— Хватит орать! Давай поговорим о деле, если ты вообще в состоянии что-то соображать!
Пару раз глубоко вздохнув, как она всегда делала, чтобы взять себя в руки, Рене медленно опустилась обратно в кресло.
— Отстранив меня сейчас от работы, ты ставишь под удар всю фирму — хоть это ты понимаешь?
— Возможно...
— Что значит — возможно?!
— Фирма существовала без тебя почти двести лет — думаю, что и твое исчезновение она переживет.
— Но не сейчас! Ведь идет реорганизация! Ты что думаешь — банки продлят тебе кредиты?!
— Я думаю, что какой-то выход всегда найдется. Но ты в моей фирме больше работать не будешь.
— В твоей фирме? — захлебнулся Виктор. — Да ты знаешь хоть, что это теперь за фирма? Мы скоро будем контролировать половину фармацевтического рынка Европы! Мне нужно еще каких-нибудь пять-шесть лет, и...
— Нет.
Рене сказала это очень негромко, но он запнулся на полуслове.
— Нет, я не хочу, чтобы ты работал в моей фирме, — повторила она. — Ты уволен.
— Ты — мне?.. — Виктор медленно встал — сейчас он был страшен. — Ты меня увольняешь? — И вдруг, сорвавшись с места, метнулся вперед, но не ударил, а оперся о стол и навис над ним, задыхаясь и крича ей в лицо: — Да я тебя уничтожу, сука! Я тебя разорю... ты у меня будешь на панели милостыню просить!
— Убирайся отсюда! — Рене тоже встала, чтобы не смотреть на него снизу вверх. Она чувствовала, что Виктор на пределе и может ударить в любую секунду, но страшно ей не было. — Больше нам говорить не о чем!
Все-таки он был намного выше нее, особенно когда внезапно выпрямился. Рене знала это выражение лица, и ей стало не по себе, впервые за время разговора. Сейчас он скажет что-нибудь — и это будет куда хуже, чем удар по лицу, потому что... потому что это будет при Теде.
— Чего это ты так осмелела? Нашла какого-то кобеля — и невесть что о себе возомнила? Ну-ка, который из них тебя трахает — этот, что ли? — Виктор небрежно кивнул на Гастона — высоченного эльзасца, стоявшего у двери, и побагровел, услышав ответ Рене:
— Все трое. А к вечеру еще парочка подойдет.
Она сама не знала, откуда взялись эти слова — и откуда взялась та холодная ярость, которая вдруг заполнила ее. Больше не было ни страшно, ни больно, ни хотелось заплакать или убежать и спрятаться от его язвительных замечаний.
— Да ты хотя бы одного идиота найди! Кому ты нужна, тощая уродина — с тобой трахаться хуже, чем с дохлой рыбой!
— У тебя была возможность сравнить? — Рене заставила себя рассмеяться. — Представляю, как это выглядело!
Виктор не терпел в свой адрес ни малейшей насмешки, поэтому сдавленное фырканье, донесшееся сзади — эти поганые шестерки смеют смеяться над ним!!! — заставило его потерять последние остатки разума. Кулак сам метнулся вперед — уничтожить, стереть с накрашенных, как у шлюхи, губ эту ухмылку, чтобы кровью залилась, чтобы...
Его перехватили, удержав с двух сторон и больно завернув руку за спину, а тощая сучонка продолжала смеяться!
— Никогда не слыхала о подобном извращении! Это как называется — некрозоофил? — Внезапно она стала серьезной: — Ладно, все, — и кивнула на дверь.
Поняв, что сейчас его выведут силой, Виктор смерил ее яростным взглядом и, рванувшись из рук охранников, шагнул к выходу.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
Уже послышался стук двери — а Рене все так же стояла, выпрямившись и сжимая побелевшими пальцами край стола.
— Все, он ушел.
— Да... — она несколько раз кивнула. — Да, да...
Почувствовав, что она мелко дрожит, Тед развернул ее к себе — утешить, успокоить — и увидел, что в утешении Рене вовсе не нуждается. Глаза ее горели яростью, казалось, даже ежик встал дыбом, как после драки.
Она на миг прильнула к нему, вжалась лицом в грудь — и бросилась к телефону.
— Мадемуазель, узнайте, пожалуйста, в каком номере «Ритца» остановился Виктор Торрини... Нет, я хотела бы поговорить с его секретарем... Жорж Лере... Да, спасибо, я жду... — обернулась к Теду: — Ты сможешь мне сейчас кое-что напечатать?..
Разговор с Лере продолжался всего несколько минут. Рене поставила его перед выбором: оставаясь с Виктором, он тем самым вычеркивает себя из списков сотрудников «Солариума» — если же Лере проявит по отношению к ней необходимую лояльность, то она лично позаботится, чтобы он не пострадал при грядущих кадровых перемещениях.