Наследник братвы
Шрифт:
— Хочешь знать, любил ли я ее? — спрашиваю я.
— Любил? — бормочет Клэр.
Она знает, что переходит черту — задает вопрос не как врач.
— Я никогда не любил женщину, — говорю я.
Теперь глаза Клэр вспыхивают, останавливаясь на мне.
— А способен на это? — спрашивает она.
Сейчас 14:14.
— Не знаю, — рычу я. — Как думаешь, что должна сделать женщина, чтобы очаровать меня? Чтобы доставить мне удовольствие? Удовлетворить полностью?
— Я думала, ты единственный, кто знает, как удовлетворить женщину, — говорит она. —
Я смотрю на Клэр из-под опущенных бровей.
— О, я знаю, что тебе нравится, — уверяю я. — Я знаю тебя лучше, чем ты сама. Думаешь, тебе нужен джентльмен? Прекрасный принц? Тот, кто купит цветы и помассирует ноги?
Маленький розовый язычок Клэр высовывается, чтобы смочить центр нижней губы. Она ждет, загипнотизированная. Она действительно хочет, чтобы я ей сказал.
— Тебе нужен толчок, — говорю я. — Чтобы быть плохой. Ты хочешь, чтобы тебе сказали встать на колени, открыть рот, делать то, что говорят… и не чувствовать себя виноватой. И не делать то, что сказал отец…
Она едва заметила, что я перегнулся через стол гораздо дальше, чем смог бы сделать, если бы был надежно пристегнут. Нас разделяет всего один фут.
14:16.
— Я не буду вставать на колени, — говорит она.
— Но откроешь свой рот…
Ее губы приоткрываются, вероятно, чтобы поспорить со мной.
Это не имеет значения. Я бросаюсь вперед, хватаю ее лицо руками, поднимаю ее со стула и засовываю свой язык ей в рот. Я целую ее как завоеватель, как армия вторжения, не знающая границ и пощады. Я пробую на вкус ее сладкий рот, и я краду дыхание, выигрываю себе секунды, чтобы обхватить руками ее горло, прежде чем Клэр сможет закричать.
14:18.
Я смотрю ей прямо в глаза и говорю:
— Почему Валенсия послал тебя сюда?
Глаза Клэр расширяются, и теперь она действительно пытается закричать, но я перекрываю ей доступ воздуха.
— Даже не думай об этом, — шиплю я. — Ты ответишь на мои вопросы, не больше и не меньше. Если попытаешься позвать на помощь или солгать мне, это будет твой последний звук.
Ее пульс учащается под моими пальцами, как будто это бедное маленькое сердечко может взорваться.
— О-о чем ты говоришь? — выдыхает она, сопротивляясь давлению моих рук.
— Не издевайся надо мной, — рычу я, мы с ней нос к носу. Она приподнимается на цыпочки, эти дорогие каблуки едва касаются пола, ее тонкие пальцы вцепляются в мои большие руки, отчаянно пытаясь разжать мою хватку. С таким же успехом она могла бы попытаться согнуть прутья одной из тюремных камер. — Я знаю, что твой отец — окружной прокурор. Почему он послал тебя сюда? С кем он работает? Что он хочет узнать?
— Он… не… знает… что я здесь… — хрипит Клэр, лицо наливается кровью, губы темнеют.
Я считаю, что это чушь собачья.
Но если Клэр будет продолжать лгать мне при данных обстоятельствах, это означает, что ей потребуется уровень убеждения, который невозможно применить в тюрьме.
14:20.
Свет
Крошечная комната без окон погружается в темноту.
Я обхватываю рукой горло Клэр и начинаю тащить к двери.
Тащить ее за собой до смешного легко. Она, будто весит килограмм десять. У меня в два раза больше мышц. Она пинается, царапается, делает все, что в ее силах, чтобы разорвать мою хватку.
Я не беспокоюсь об охранниках. При отключении электроэнергии включаются генераторы, автоматически герметизируя все двери по периметру. Я заперт в блоке D, но охранники также заперты снаружи этих офисов.
К счастью, я не пойду этим путем.
Нужно только перейти из психиатрического отделения в лазарет.
Для этого мне нужно удостоверение личности Клэр.
14:21.
Я тащу ее к двери лазарета, проводя карточкой, не потрудившись снять ремешок с ее шеи.
Она брыкается так сильно, что потеряла одну из своих туфель. Ей удается пяткой пнуть мне в голень, чертовски сильно. Я сжимаю предплечье вокруг ее шеи, рыча ей в ухо:
— Прекрати это, блять. За каждый мой синяк я дам тебе по заднице.
Когда дверь лазарета с щелчком открывается, я втаскиваю ее внутрь.
Пухленькая медсестра замечает нас, визжит, ныряя за свой стол.
Ей не о чем беспокоиться — у меня уже есть все, что нужно.
14:22.
Я подтаскиваю Клэр к ближайшему желобу для белья и бросаю ее вниз головой. Я скольжу за ней, катясь вниз по темной металлической трубе, пока мы не приземляемся на огромную кучу грязных простыней. Никита и Эрик ждут, одетые в темные комбинезоны, резиновые сапоги и толстые перчатки, которые носят все работники прачечной, чтобы защитить свои руки от агрессивных промышленных химикатов.
— Быстрее! — Эрик шипит на меня.
Вид двух моих братьев воодушевляет Клэр. Она понимает, что отключение электричества не было случайным, и что я действую не просто на эмоциях. Она вскакивает с простыней, пытаясь одновременно закричать и убежать от нас.
Я закрываю ей рот ладонью, поднимаю ее на руки и прижимаю к себе, как непослушного малыша.
Мы спешим к пустому грузовику для перевозки заключенных, подъехавшему ко входу.
Водитель смотрит на нас с выражением ужаса на лице.
— Мы договорились об одном человеке, — бормочет он. — А не о двоих! И не о гребаном заложнике!
Я толкаю Клэр в Эрика, снимая свою тюремную робу, обнажая украденную форму охранника под ней.
— Тогда я удвою гонорар, — говорю я. — Ты в любом случае вывезешь нас — так что лучше возьми пряник, чтобы я не использовал кнут.
Никита передает мне фуражку охранника.
Эрик затыкает Клэр рот кляпом, связывая ей руки перед собой.
Когда ее связывают, как индюшку, водитель неохотно поднимает фальшпанель к шкафу в полу грузовика, который охранники используют для перевозки наркотиков и другой контрабанды в тюрьму. Пространство было слишком маленьким для моего тела, но Клэр прекрасно вписалась внутрь.