Наследник братвы
Шрифт:
Клэр еще дважды стреляет ему в грудь.
Он падает на землю, его пистолет отлетает по кафелю, исчезая под печкой, на которой наконец-то потушился огонь.
Клэр все еще держит пистолет обеими руками, они напряжены, зубы оскалены.
Мне приходится вырвать пистолет у нее из рук и прижать ее к своей груди, прежде чем она успевает сделать полный вдох, при котором ее зубы стучат друг о друга, как кастаньеты.
— О боже мой, о боже мой! — плачет она. — Что я наделала!
— Ты спасла мне жизнь, — говорю я.
Я слышу приближающиеся
В данный момент мне все равно. Я лишь хочу вытащить отсюда Клэр.
Быстро стираю ее отпечатки с пистолета, а затем салфеткой, обернутой вокруг моих собственных пальцев, вкладываю его в безвольную руку Эммануэль и стреляю еще дважды. Разбрызгиватели могут смыть остатки пороха, но я не хочу рисковать.
Затем я хватаю Клэр за руку, и мы бежим.
Эпилог
Клэр
Время уменьшает боль, и мой разрыв с прошлым и всем, что произошло, не является исключением. Со смертью отца мама сломалась. Она играла роль скорбящей жертвы так долго, как только могла, пока просто не перестала.
Я думаю, правда о вине отца и его отсутствии заботы помогла. С ее хладнокровным отказом от своего прошлого и тем, как она почти безболезненно вступила в следующий этап своей жизни, я не могла не задаться вопросом, знала ли она, чем он занимался все это время.
— О чем думаешь, птичка?
Я смотрю на дымчатый горный пейзаж за нашим окном, теребя кольцо на пальце. Всего неделю назад мы дали свои клятвы, спустя целый год после скандала, который разрушил мою семью. Я умоляла Константина отвезти нас на его родину, чтобы начать новую жизнь вместе, и его не нужно было просить дважды. Я прислоняюсь к его мощному, мускулистому телу, успокаиваясь тяжестью его руки.
— Интересно, как много мама знала о планах отца.
— Я бы предположил, что совсем немного, если бы ты спросила меня, — он не меняет тему и не упрекает меня за то, что я поднимаю этот вопрос в сотый раз. Он дает мне столько времени на обдумывание и скорбь, сколько нужно. Константин понимает сложности болезненного прошлого.
Я поворачиваюсь к нему, к его обнаженной груди, и улыбаюсь.
— Спасибо.
Уголок его губ приподнимается, и он проводит подушечкой большого пальца по моей щеке.
— За что?
— За то, что позволил мне говорить об этом, когда бы мне это ни понадобилось. За то, что не сказал мне забыть об этом.
— Я бы не стал, — просто говорит он. — Твое прошлое — это то, кто ты есть, и мне не нужно его бояться.
Его прагматичный взгляд на жизнь — одна из вещей, которые я люблю в нем больше всего.
— Я буду, — говорит он с дразнящей ноткой в голосе, — время от времени предлагать какую-нибудь форму отвлечения.
— М-м-м, — говорю я со стоном, когда он прижимает меня к своему большому, тяжелому телу и начинает прокладывать поцелуями
Мои глаза закрываются, когда он зажимает ртом один сосок и сосет. Я прикусываю губу, чтобы не ахнуть, когда он сжимает мою задницу так сильно, что причиняет боль. Сексуальная порка на его колене прошлой ночью не утолила жажду. Я все еще возбуждена, все еще испытываю боль и хочу большего.
Он заглушает мой вздох поцелуем, я хнычу, просовывая его уже твердый член между своих ног. Мои запястья зажаты между его пальцами, когда он скользит во мне.
Я стону. Прекрасные ощущения. Он растягивает меня и наполняет, мой разум становится пустым. Все, чего я хочу — это чувствовать, упиваться его кожей. Он почти полностью выходит из меня, снова входит, посылая толчки экстаза.
Он отпускает мои запястья, и я автоматически обнимаю его за толстые, мускулистые плечи. Когда он наклоняет свою голову к моей, я целую его плечо. Со злой усмешкой, которую он не может видеть, я впиваюсь зубами в мышцу, наслаждаясь соленым вкусом.
— Господи, — проклинает он, прекращая свои толчки. Я хнычу от потребности в большем. С удивительной грацией он переворачивается, увлекая меня за собой. Когда я удобно располагаюсь на его члене, он одаривает меня одной из своих редких улыбок. — Какая ты плохая девочка, — говорит он, шлепая меня. Я прикусываю губу, и он поднимает меня за бедра, а затем снова насаживает на свой член.
Я улыбаюсь ему в ответ, двигаясь своим телом в идеальном ритме. Этот ракурс дает мне идеальный обзор на него, и я делаю паузу ровно настолько, чтобы запустить пальцы в его темные волосы.
— Я люблю тебя, Константин.
Его руки путешествуют вверх по моим бокам, затем обратно вниз, как будто он убеждает себя, что он действительно тут, рядом со мной.
— И я люблю тебя, Клэр, — его голос понижается до рычания. — Теперь трахни меня.
Он снова перекатывает меня на спину, нетерпеливо ожидая, когда я оседлаю его, прижимая меня к себе и толкаясь, пока мне не начинает казаться, что я вот-вот разобьюсь вдребезги.
— О боже, — стону я. — Константин, черт возьми, — мои глаза закрываются, тело содрогается. С еще одним сильным толчком он входит в меня. Я принимаю его всего, когда мое тело полностью сдается. Блаженство заливает с головы до ног, его лоб прижимается к моему, и мы тяжело дышим вместе.
— Ну вот, — говорит он с дразнящей улыбкой. — Ты что-то говорила?
Я бормочу что-то бессвязное и сбивчивое.
— Что? — он все еще ухмыляется, только теперь его глаза полуприкрыты. — Что говоришь?
— Кофе. Я хочу кофе.
Он выходит из меня со смешком и направляется в ванную за полотенцем.
— Оставайся там. Я принесу.
Я смотрю в окно на горы, сверкающую синеву неба и величественные здания вдалеке, которые усеивают его родную землю захватывающим дух горизонтом бледно-голубых и розовых тонов. Вздыхаю.