Наследник чародея. Школяр. Книга первая
Шрифт:
Наша палата оказалась двухместной. На обычной кровати слева от окна сидел белобрысый тощий пацан. Судя по голосу, тот самый, что меня кормил хлебом. Он сразу вскочил, подбежал к нам, попытался помочь Зине придвинуть каталку к стене. Она цыкнула на него, мальчишка отошел, сел на свою кровать.
Медсестра вышла. Пацан подошел ко мне.
— Тебя как зовут?
— Антон, — я осторожно сел на кровати, спустил ноги вниз. До пола не достал.
— А меня Коля, мне 9 лет. А сколько тебе лет?
— 15, — ответил я. — Где здесь туалет, знаешь?
— Туалет в коридоре! —
Я усмехнулся его непосредственности. Пацан что-то продолжал тараторить, я его почти не слушал. Думал о своём.
— Одежда моя где, не знаешь?
Он замолчал. Потом собрался с мыслями, ответил:
— Вся одежда на складе у старшей медсестры. А моя в шкафу там.
Он ткнул пальцем в обшарпанную фанерную дверцу в стене — встроенный шкаф. Я встал на ноги. Стою вроде нормально и даже не падаю. Почему тогда старуха-санитарка что-то говорила насчет переломанного позвоночника? Или она кого-нибудь другого имела ввиду? Я подошел к шкафу, открыл дверцу. Обычный двухстворчатый шкаф. Слева вешалки, справа полки. На полке, что повыше, лежала чья-то пижама — больничная серо-коричневая байковая куртка с такого же цвета штанами.
— Это чье? — спросил я. — Моё или твоё?
— Наверное, твоё, — пожал плечами пацан. — Уж точно не моё!
Я влез в штаны, которые оказались мне узковаты и коротковаты, натянул куртку, одел резиновые шлепанцы-сланцы, которые тоже стояли в шкафу.
— А душ или ванная есть?
— Есть! Показать?
Я кивнул.
— Пошли! — я взял с полки большое вафельное полотенце с сизым штампом больницы в углу, кусок хозяйственного мыла с раковины.
Душ располагался в самом конце коридора рядом с туалетом. Я оглянулся. Противоположный конец коридора перегораживали массивные двухстворчатые двери с круглыми, словно иллюминаторы, окошками. Вверху, над ними краснело буквами панно «Реанимация. Не входить!».
Разумеется, в душе горячей воды и в помине не было. На дворе май. Скоро лето. Какая горячая вода? Даже дома горячую воду отключали с наступлением июня и до самого августа, а то и сентября!
Я кое-как обмылся, уделяя особое внимание подмышкам и паховой области.
И всё же — больница, детское отделение. А горячей воды нет!
Осторожно ладошками намылил голову, нащупал пару швов. Наощупь они казались тонкими, даже какими-то старыми. И совершенно никаких болевых ощущений. Сколько ж времени прошло с этой аварии?
Вытерся тело полотенцем. Голову тереть не стал, только аккуратно промокнул.
— Ковалев! — услышал крик из коридора. — Ковалев! Ты где?!
— Тебя ищут! — в душевую заскочил давешний пацаненок. — Слышал?
— Слышал, — отозвался я. Опять напялил узкие штаны, куртку. Запахнулся.
— Ну, пошли, Сусанин юный!
— Это кто?
— Национальный польский проводник!
Только вышел из душевой, как увидел целую процессию — молодого доктора Сергея Николаевича, мужика постарше, и тоже в белом халате, медсестру Зину и санитарку-нянечку тётю Валю по прозвищу «Баба-Яга». Все четверо в ожидании смотрели на
— Кто тебе разрешил вставать?! — злобно проскрипела Баба-Яга. — Сказали лежать, значит, лежи! Куда скачешь?
— Я в душ сходил, — буркнул я. — Весь в грязи. Вон с утра в туалет сходил, все чешется, зудит, свербит…
— Сказал бы тете Вале, — бросил сказал доктор. — Она бы тебя обмыла, протерла.
— Ага, обмоет и протрёт она, — вполголоса заметил Колька. — Она пол в палате помыть не может. Тряпкой возле двери махнет разок и всё. Пока он без сознания лежал, ни разу к нему не подошла. Зато кулек с пряниками из моей тумбочки сразу вытащила. Я всё маме расскажу!
— Какие пряники?! — завопила санитарка. — Что ты врёшь? Ничего я у тебя не брала! Сам их в мусорное ведро выкинул, а я вынесла.
Она замахнулась на паренька тряпкой. Тот отскочил в сторону. Сергей Николаевич перехватил бабкину руку.
— Это что такое? Валентина Ивановна, идите к себе, потом поговорим с вами…
— А вы, — он обратился ко мне и пацану. — Марш в палату!
— Я с тобой еще разберусь… — прошипела Баба-Яга и поковыляла по коридору прочь. А мы все вместе зашли в палату. Коля плюхнулся на свою кровать. В отличие от моей у него была простая панцирная кровать. Не каталка. Я сел на стул возле своей. На кровать-каталку садиться было неудобно — слишком высоко.
Сергей Николаевич встал рядом со мной. К нам подошел второй.
— Это Захар Петрович, заведующий отделением, — представил его Сергей Николаевич. — Давай, Антон, покажи-ка свою головушку буйную…
Я чуть наклонил голову, чтобы врачам было удобнее рассматривать. Захар Петрович едва ощутимо провел пальцами по шрамам.
— Скобы ставили?
— Нет, — ответил Сергей Николаевич. — Нитками зашивали.
— Ну, и где они?
Сергей Николаевич пожал плечами.
— Может, когда снимали повязку, сами соскочили? Не знаю! Даже понятия не имею.
— Ладно, — Захар Петрович отошел в сторонку, вздохнул, потом спросил у меня. — Как себя чувствуешь? Что болит? Какие-нибудь жалобы есть?
Я пожал плечами. Прислушался к организму. Организм требовал еды. Настойчиво и упрямо.
— Есть хочу! Живот крутит, — сообщил я.
— А самочувствие как?
— Нормально.
— Ноги не подгибаются? Поясница не болит?
— Не болит, — я пожал плечами, прислушиваясь к своим ощущениям. — Всё нормально вроде.
Захар Петрович кивнул, повернулся к медсестре:
— Зина, пожалуйста, покормите ребенка. На кухню зайдите, может, там бутерброды какие есть, каша осталась?
— Тетя Валя всё из палаты вынесла, — вставил очередную «шпильку» Коля. — Даже сахар унесла. Стакан с чаем оставила, а сахар его унесла.
Захар Петрович нахмурился.
— Ладно, разберемся.
Они вышли. Мы остались вдвоём с Колькой. Я улыбался. Он тоже.
— Думаешь, вернет Баба-Яга тебе пряники?
Он засмеялся.
— Она по тумбочкам у всех шарит. Конфеты, пряники, печеньки — всё забирает. Прям на глазах у всех. И орёт — не положено. Тараканов, мол, развели. И никто ей ничего сделать не может.