Наследник чародея. Школяр. Книга первая
Шрифт:
При этом меня безжалостно трясли за плечо и при этом раздражающе орали:
— Вставай! Просыпайся! Градусник возьми!
Я встряхнул головой. Пелена с глаз вроде спала. Рядом стояла медсестра. Другая, не Зина. Она протягивала термометр:
— Давай, меряй быстрей температуру.
Я взял его, сунул в подмышку. Откинулся на подушку.
— Вы мне сделали больно, — сообщил я. Медсестра только фыркнула в ответ и отошла к Кольке. Тот уже проснулся и, тем самым, избежал неприятной процедуры бесцеремонной побудки.
— Блин! — буркнул я, когда она вышла. — Голова
— А ты таблетку попроси! — посоветовал Колька, улыбнулся и сообщил. — Сейчас полдник будет. Молоко, булки сладкие. А потом ко мне мамка придет.
Он виновато посмотрел на меня и добавил:
— К тебе тоже мамка ходила, пока ты после операции без сознания лежал. Сидела возле тебя, всё время плакала. Каждый день ходила.
— Значит, и сегодня придет, — ответил я и отвернулся. Я не хотел, чтобы Колька видел, как у меня на глаза навернулись слёзы.
Мы с maman (так я звал свою мать) жили вдвоем в однокомнатной блочной малосемейке в поселке Химикна окраине города. Ей было 38. Она работала на местном химзаводе лаборантом, да плюс на полставки уборщицей в той же лаборатории. Жили не бедно, но и особо не шиковали. Цветной телевизор, холодильник, стиральная машина имелись.
Отец исправно платил алименты. Зарплата у него была хорошая, благо работал он старшим мастером на том же заводе. Года четыре, может, пять лет назад родители развелись, отец ушел к другой, кстати, тоже работнице завода. Но квартиру-малосемейку разменивать не стал. И, насколько я знал, до сих пор ютился с «молодой» женой в гостинке. Иногда я их — отца и его новую жену — встречал на улице и в магазине. Жили-то мы все в одном поселке, где химзавод для своих рабочих построил несколько домов и общежитий, а также школу и детсад.
Полдник был в тему. Только улеглась головная боль, сразу проснулся зверский аппетит. Стакан теплого молока со сладкой булочкой хоть немного, но уняли тянущее чувство голода.
После полдника к Николаю пришла мама. Причем не одна, а в сопровождение моего врача Сергея Николаевича. Кстати, раньше у Кольки был другой врач — женщина лет под 50. На утреннем обходе, после того, как меня осмотрел Сергей Николаевич, она подходила к Николаю, помяла его живот, спросила про температуру, кивнула и ушла.
Сначала взрослые у кровати моего соседа что-то недолго вполголоса обсуждали, потом врач ушел. Перед тем, как покинуть палату, он подошел ко мне и попросил:
— Когда к тебе родители придут, попроси их зайти ко мне. Ладно?
— Да ко мне только мать ходит, — сообщил я.
— Вот пусть мать зайдет!
— Ладно, — пожал я плечами.
Колькина мать села на кровать к сыну, обняла его, что-то стала быстро-быстро говорить и при этом утирать глаза. Вроде, как заплакала. Странно. Колька выздоравливал и готовился на выписку. Что реветь-то?
Я вышел из палаты, чтобы их не смущать, прошел по коридору на пост. В отсеке, где размещался пост, стоял диван, черно-белый телевизор «Каскад», который никто не видел включенным, журнальный столик с газетами и журналами. Газеты все были «взрослыми» — «Труд»,
Я по-быстрому пролистал, глядя, в основном, на картинки, «Здоровье», несколько номеров «Работницы», не найдя для себя ничего интересного. Телевизор включать до ужина не разрешалось. Да и что там смотреть? «Сельский час» с «Международной панорамой»?
Медсестра на посту на меня внимания не обращала, заполняла журналы, какие-то таблицы, сверяясь с записной книжкой. Перед ней на столе стоял деревянный лоток с ячейками и картонными закладками, на которых были написаны карандашом фамилии, — раскладка для таблеток.
Сидеть здесь мне быстро наскучило. Я встал…
— Сходи в игровую! — вдруг предложила медсестра. — Все ходячие сейчас там. Там воспитатели, поиграешь…
Мысль «поиграть» меня не прельщала еще больше. Контингент в детском отделении был самый разный: от самых маленьких грудничков, которые лежали вместе с мамами, до 16-летних. Но таких, подходящих мне по возрасту, я не видел. Уж лучше книжку какую почитать.
В коридоре показалась знакомая невысокая худенькая фигура, чисто девчонка-школьница. Я встал навстречу:
— Мама!
Я ее обхватил, прижался.
— Привет! Я соскучился.
Мама изумленно посмотрела на меня:
— Антоша! Ты… Ты ходишь? Тебе сняли бинты?
Она вдруг прижалась ко мне и заревела. Как маленькая, честное слово! Вот ведь! И эта туда же! Ну, что реветь-то? Что случилось? Даже неудобно как-то стало.
Я обнял ее за талию, повел в палату. Мой сосед по палате уже куда-то слинял. Maman села на стул возле моей кровати-каталки, а я встал рядом. Сидеть, когда ноги свисают, не доставая до пола, было неудобно.
— Ма, ну, ты что, в самом деле?
— Сынок! Антошка! — мать всхлипнула.
— Ладно, ма, — я махнул рукой. Хочет плакать, пусть плачет.
— Сергей Николаевич, наш лечащий врач хотел с тобой поговорить, — сразу заявил я, чтобы её отвлечь. Главное ведь в таком случае что? Переключить человека на другую тему. И я с этим угадал. Маман успокоилась, достала из сумочки носовой платок, аккуратно (чтобы не размазать тушь) вытерла слезы.
— Хорошо, — она шмыгнула носом еще раз. — Зайду к нему, как домой пойду уходить.
— Рассказывай, как там дома? — потребовал я.
— Нормально всё, — вздохнула мама. — Хорошо. Только вот ты…
Она опять всплакнула.
— Ну, ты что в конце концов? — возмутился я. — Мне настроение надо хорошее, чтоб побыстрее выздоравливать. А ты пришла, слезы ручьем. У меня настроение плохое, ресурсы организма сразу вниз, выздоровление затягивается…
Я плёл какую-то чушь, пытаясь в очередной раз переключить её внимание. Удалось и на этот раз. Maman успокоилась, попыталась погладить меня по голове, уже руку протянула. Но тут же отдёрнула. Наверное, уж очень устрашающе выглядели узоры из зеленки. Я чисто в воспитательно-успокоительных целях сам провел рукой по своей головушке. Надо же! Темечко-то волосиками покрываться стало! А утром еще гладеньким было.