Наследник для дикаря
Шрифт:
– Это пустяки, Алмаз. Царапина. А нам есть, чем заняться. Гораздо более интересным. Например… Для начала пройдись по комнате. Покажи мне себя во всей красе.
Да. У меня слабость. К хорошему оружию. И обнаженным девушкам , на коже которых сверкают камни.
Или… По ходу, именно к одной девушке. Раньше за собой такого как-то не замечал!
– Чего забилась? Дрожишь вся? Ты это прекращай, Алмаз.
Что за черт?
Отстраняюсь, заглядывая в эти огромные глазища.
Я что? Недостаточно
– Ты. Ранен.
Прикусывает губу. Сама не понимает, как меня этим дразнит. Зверя во мне пробуждает.
Трясется вся. А смело, даже нагло вскидывает глаза. И… Мне, вашу мать. Втыкает их вот прямо в самую душу! В самое нутро! Насквозь!
– Чего переживаешь? Что постель кровью испортим? Новую куплю, – хрипло бормочу, опять притягивая ее к себе.
Пробегаю губами по тонкой нежной шее. Чуть прикусываю, замирая там, где так отчаянно бьется жилка.
– Ну же Алмаз. Расслабься.
А руки уже жадно обхватывают ее грудь. Сдавливаю пальцами сосок, превратившийся в заостренный камушек.
Твою мать.
Как пацан, жадно дышать начинаю.
Нажраться ее, напиться не могу. Член стоит колом. И причем давно. Еще с того самого момента, как переступил порог собственного дома, успев представить себе ее спящей. Ждущей меня. В моей постели!
Хоть, может, и не ждет, – пронеслось в голове.
И с каких-то херов вдруг это так важно для меня стало.
Так важно, что даже замялся на пороге, на нее любуясь.
А если не ждет?
Просто, как и другие, выбрала себе богатого и влиятельного покровителя? И, по сути, только терпит свою отработку со мной в постели?
Хрень какая же в голову полезла!
Какая мне разница? Это сделка. Не хуже остальных. Нормальная, обыкновенная сделка. Так и должно быть.
Но вот как-то все с ней не так. С самого начала.
И я, как одержимый, жду каждого ее отклика. Пьянею, сходя с ума, ловя ее тихие стоны, переходящие в крик. И каждую новую вибрацию ее тела, каждый новый спазм!
Какая она настоящая. Как сладко кончает!
Даже ртом мне наслаждение доставляла тогда совершенно искренне! Не по отработке.
И черт. Твою мать!
Понимаю. Не сделку хочу. Вот именно с ней. Не отработку! А по-настоящему!
Впервые за много лет вдруг прорвало.
Ее хочу. Всю. Полностью. На максимум. И без остатка!
Да только разве так бывает?
– Ты послушной должна быть, Алмаз. Покорной. Я что? Много от тебя требую?
Веду пальцами по ее животу. Чувствую, как напрягаются внизу мышцы.
И самого током бьет. Лупит. Лупашит. Жилка на виске так бешено биться начинает. Аж пелена перед глазами.
– Будь хорошей девочкой. Раздвинь ножки.
Не слушается. Замерла. Не дышит даже, кажется.
Ничего.
– Ну?
Провожу жадными пальцами по ее складочкам. Нажимаю на сжавшийся в дернувшийся комочек клитор. На остальные точки.
Она такая чувствительная, моя девочка. Мой Алмаз. Сразу откликается. А я умею нажать, куда нужно. Знаю, как из этого инструмента самые сладкие ноты вытащить!
Но… Что за черт!
– Сухая.
Выдыхаю, вытаскивая из нее пальцы.
Опускаю ладонь на ягодицу, жадно сжимая. Кажется, оставлю отметины. Но, что за черт!
Где моя податливая малышка, которая так жарко откликалась на каждое прикосновение?
– Лиля?
Обхватываю за плечо. Снова заставляю посмотреть мне в глаза.
Это что еще за хрень?! Там что? Слезы? С каких херов у моей малышки глаза на мокром месте, мммм?
– Кто обидел? Случилось что-то? Какого черта ты молчишь?
Твою мать. У меня слов не хватает. Слов и терпения!
– Я не могу так , Марат. Понимаешь? Не могу!
И опять эта влага чертова в глазах!
Еще и губы снова прикусывает. Руки заламывает.
Сколько я в жизни слез бабских повидал? Не счесть! Если все вместе собрать, не одно ведро получится. С верхом! Они те еще актрисы! Любят пустить волну!
Но с ней. Черт! С ней впервые меня это трогает! По-настоящему задевает.
– Да что с тобой?
Подхватываю пальцами подбородок, заставляя поднять ко мне лицо.
– Ты ранен, – всхлипывает. – И сильно. Это может быть серьезно! Как я могу наслаждаться и отдаваться тебе, если ни о чем другом не могу думать! Как ты не понимаешь!
– Хм. Наслаждаться, значит?
Нависаю над ее лицом.
Пожираю каждое движение. И этот лихорадочный блеск, вспыхнувший в глазах. И то, как малышка тут же впадает в краску.
Наслаждение она получает.
Твою мать! Мне это слово ее, как бальзам на раны! Лучше всякого бинта и швов! Охренеть. Реально. Сам себя не узнаю. Губы сами по себе расползаются в довольную сытую улыбку. Плотоядную улыбку. Потому что после этих слов я еще сильнее хочу тебя сожрать. Малышка!
– Пожалуйста, Марат. Я тебя прошу. Позволь мне осмотреть и промыть хотя бы твою рану.
– Это что?
Гремлю голосом, а сам волосы ее пальцами перебираю.
– Что ты себе придумала, женщина, а? Наслаждаться, во-первых, здесь я один должен. А твое дело какое? Правильно. Слушаться меня и ублажать. Все. А ты что придумала? Спорить со мной? Решения какие-то принимать? Или условия ставить? Что-то ты быстро страх потеряла. Что? Совсем не боишься уже меня? Думаешь, пара ночей, и я уже в воск превратился? Спущу, что мне перечат? Растеряла страх? Забыла, как шарахалась от одного моего взгляда? Так ничего не изменилось.