Наследник фаворитки
Шрифт:
«С поганой овцы хоть шерсти клок», — решил однажды отчаявшийся Алик. С траурной повязкой на рукаве он обошел всех в ателье, где когда-то трудился Юраша, с грустью сообщая печальную весть, что на ударной комсомольской стройке героически погиб Юраша Шариков и он, Архипасов, его друг, собирает вспомоществование семье покойного — родителям, слепеньким инвалидам, и жене с тремя малолетними детьми, которая к тому же пыталась наложить на себя руки. Кроме того, деньги позарез нужны для того, чтобы перевезти в цинковом гробу труп покойного и достойно похоронить его.
Увы, бывшие
«О времена! О нравы!» — шумно возмущался Алик.
Набралась всего-то пятьдесят с лишним рублей — кот наплакал. Алик уплатил за квартиру и купил модную рубаху.
Забегая вперед, скажем, что, когда Юраша вернулся, его случайно встретила на улице та возвышенно-чуткая дама, чье жертвоприношение на алтарь Юрашиной памяти было самым щедрым — десять рублей. Она едва не упала в обморок, узрев его здорового и, как всегда, немного сонного.
Она спешила за ним целых два квартала и, убедившись, что это действительно тот самый Юраша Шариков, обратилась к нему за разъяснением:
— Ведь я же деньги внесла на ваши похороны…
Похоже, она была разочарована, что увидела его живым. Юраша нисколько не смутился, ибо Алик уже предупредил его мимоходом об этом забавном анекдоте.
— Да, — меланхолично, без тени улыбки признался Юраша, — это я. — Он деловито ощупывал глазами плотное тело дамы. Юраша был существом с рефлексами мартовского кота. — Это правда. Я в самом деле умер и целых два дня пробыл в летаргическом состоянии, а затем меня вернули к жизни наши замечательные врачи. Вашего участия я никогда не забуду, — тихим лицемерным голосом продолжал Юраша, улыбаясь, как вероломный бандит, — даю честное благородное, если вы попадете в такую же ситуацию, я не останусь в долгу. Сами понимаете, за любовь — любовью…
Но вернемся к Алику. Он неистовствовал. Воспоминания растревожили его, повергли в отчаяние. Казалось, действительно легче ворочать каменные глыбы, чем урвать за здорово живешь приличный куш. Алика оплетали змеи сомнения.
«Вся беда в том, — размышлял он, — что я до сих пор сам не знаю, чего хочу. Нет направляющей идеи. Нет точки опоры. Разумеется, в принципе есть идеи и положительного и отрицательного свойства, как, скажем, частицы в молекуле. Лично мне нужна сильная отрицательная идея, что-то вроде того, что человек человеку не друг, не товарищ, а свинья в ермолке…»
Алик настолько разволновался, что сон окончательно пропал. Он все думал, думал…
В одном он утвердился бесповоротно — не отдавать Шарикова обществу. Во-первых, из принципа. Во-вторых, очевидно, потребуется верный подручный, который будет слепо предан ему и на которого можно будет положиться при самых щекотливых ситуациях. Да и вообще с напарником веселей.
«Надо окружить Юрашу вниманием и заботой, какими даже в младенчестве его не окружали родители», — Алик воодушевился и стал поспешно натягивать бежевые вельветовые джинсы и черный кожаный пиджак.
Пиджак он напялил прямо на майку, а на шею повязал белый шелковый, усеянный черным горошком шарфик. Через полчаса Алик был на вокзале.
Вместе с толпой, подталкиваемый чемоданами, сумками, узлами и, наконец, просто кулаками и плечами, он влился во вместительный, как пакгауз, зал ожидания, заполненный шевелящимся роем людей. Алик ахнул — до того забавным показался ему вид столь многолюдного человеческого сборища.
До прихода поезда, который вез раскаявшегося Юрашу, оставалось четверть часа. Архипасов подошел к кассам и стал наблюдать за большой очередью.
— Вам очень нужен билет? — спросил Алик стоящего рядом мужчину неопределенных лет.
— Еще бы! Надоело здесь болтаться.
— Так бы и сказали, — весело заметил Алик. — Я человеколюбив. Попробую вам помочь.
— Честное слово? — обрадовался мужчина. — Огромное спасибо. Отпуск кончается, а я тут околачиваюсь.
— Я вернусь через несколько минут, — уверенно пообещал Алик, поправляя кончики шарфика на шее. — Ждите меня здесь.
Юраша, нетерпеливо соскочивший с подножки, не дождавшись полной остановки поезда, растроганно повис в объятиях Алика.
— Фу ты, всего обслюнявил, — снисходительно улыбнулся Алик. Неподдельная радость Юраши тронула его. — Как доехал, дружок? — деловито осведомился он, вытирая щеки носовым платком.
Юраша открыл рот, собираясь с мыслями:
— Потратил порядочно и еще привез кучу денег.
— Сколько? — быстро спросил Алик, мгновенно напружинившись, словно сеттер, почуявший добычу.
— Здесь три сотни. Ох, нелегко они достались! — Юраша щедро показал свои отличные зубы. — Остальные на аккредитиве.
Алик снисходительно оскорбился:
— Это не деньги.
— А что же? — обиделся Юраша. — Говорю тебе — сам заработал. Ну, чего лыбишься? Что же это такое?
— Так… Закуска. Мелочь на карманные расходы. Впрочем, я не верю. Врешь ведь, поди?
— Ну что ты, что ты? — заторопился обиженный Юраша. — Видали? Он не верит. Если хочешь, могу показать.
— Покажи, дружок, сделай милость, — подбадривал Алик, насмешливо взирая на Юрашу.
Тот заторопился, полез во внутренний карман пиджака, расстегнул английскую булавку и вытащил пакет, завернутый в потертый кусок газеты.
— Черти полосатые, дали, понимаешь, одними трешками, — радовался он — Так, говорят, лучше сохранятся. Вот смотри.
Алик протянул руку, схватил пакет, развернул клочок газетной бумаги. Вернул его Юраше. Для чего-то понюхал толстую пачку трешек, гадливо поморщился и с трудом засунул деньги в свой внутренний боковой карман. Все это он проделал не спеша, с той же брезгливой миной на лице.
Юраша даже не пошевелился, с лица его неуклюже сползли оживление и радость.
— Нет на свете более грязной вещи, чем деньги, — сокрушенно покачивая головой, резюмировал Алик. — Они уродуют психику. Они хуже любой заразы. А мы босяки в томатном соусе, все равно любим их. Почему? Просто ума не приложу! Нет ли в этом отгадки к одной загадке?